Алена Бабанская

На уровне четвертых этажей

Не видишь ни машин, ни гаражей,

Лишь карканье для услажденья слуха,

Да небеса, спелёнутые глухо.

Вдруг синева сквозь облачный поток:

То пяточка мелькнет, то локоток,

То  солнце вдруг, сквозь облачную пену ­-

И зайцы ошалелые по стенам.

Креозота запах горький.

Полотно ж/д, как шрам.

Там где города задворки

Расползаются по швам.

Гаражи вокруг, сараи,

Свалки, и притоптан снег.

Я другой страны не знаю,

Где так дышит человек.

Где он дик, дремуч и  жаден,

Пересыщенный вполне.

Надпись «Зоркий» на ограде.

Константины, Пети, Нади,

 И не помнят обо мне.

Холод вдыхаешь, но жар в груди.
Пар из градирен плывет в надир.
Едешь ли МКАДом в строю авто –
Трубы да склады, горбы мостов.
Ходим под богом, о, нет - летим!
Ритм этот быстрый неотвратим.
Знай, что живая, пока с небес
Бак заливают на АЗС.

Полна солонка февраля.
И солью крупного помола
Засыпан город, и посёлок,
И все окрестные поля.
Таков упрямый наш посол.
На том стояли мы и пели.
А под ногами соль да перец.
И вместо сердца - пламенный мотор.

***

Этот февраль, как остров
Пахнет солено, остро. 
Талой весенней влагой,
Юношеской отвагой.
Лес в одеянье белом, 
Лёгкий, как каравелла.
Дело теперь за малым –
Трепетным, тёплым, алым.

Были и мы царями, псарями, белками, сизарями.
Плыли и мы морями, полями, почтой, чем придется, и чем захочешь.
Стали и мы умнее, дурнее, проще, во временном туннеле у старой рощи.
Что же еще жалеть о будущем и о прошлом, об Англии да о Польше?
Выпьем же чарку с медом, спиртом, любовным ядом.
Только совсем не пьется, сердце совсем не бьется, глупое, нет с ним сладу.