Вероника Боршан

Мы втайне ждем уже который год,
Что вот наступит август и спасет
Тех, кто не хочет быть осенней жатвой.
Втираем утром в ноющий висок
Полграмма солнца - желтое серсо,
Катающее дни, пароли, даты.
Мы память укрываем про запас,
Нас августа  тревожат голоса,
Песочный замок и морская скатерть,
И волнореза влажный жаркий горб,
И сладость ягод, собранная в горсть,
Забытая в густых сетях объятий.
Мы ждем условный знак или намек,
Сигнал к побегу, право на поджог,
На ловлю метеорного зигзага.
Хотя календари соблюдены,
Мы августу незыблемо верны
Какой - то неоправданной присягой.
 

Октябрь светел, - флаги и ключи
На городских воротах молча ищет.
И свой закат от горького кострища
Пока еще не в силах отличить.
Почти укрыта влажная земля,
Напитанная будто сладким чаем,
И воздух в октябре необычаен :
Грибная смесь со вкусом миндаля.
Октябрь - пряность, пестрый алфавит:
Анис, корица, звездочки шафрана.
И дымкой от небесного кальяна -
Засушенный на клумбе аконит.
Такая в переулках тишина,
Что кажется: уже перед уходом
Окидывая дом хозяйским взором,
Октябрь вспоминает имена.

И день достает из каких - то своих закромов
Чудесные запахи кофе, зимы, пирогов,
Пуховый платок и бумажный цветок на иконе,
И хрупкое кружево снега на детской  ладони.
И бабушка, словно носатый смешной снеговик,
Купает в сугробе молдавский цветной половик.
А в сонной квартире в углу есть магический веник,
Темнеет смола на ветвях у стареющей ели,
Игрушки и звезды, сменившие координаты,
Уложены бережно в самую мягкую вату.
Осыпались сказки, и полный дождя коробок
Теперь отправляется сладко дремать в уголок.
И день достает из каких - то своих закромов
Кусочки волшебного детства, халдейских даров:
Потертое кресло, лохматого злого кота,
И куклу в серванте, застывшую там навсегда.
И мир так надежен, и столько всего он сулит,
И что происходит - задумано лишь для любви.

Вот ты носишь его, раскладываешь на части,
Расщепляешь на атомы и причастия,
Запоминаешь причастных, нечестных, несчастных,
Фильтруешь список, игольным берешь ушком.
Вот ты носишь его котомкой, крестом, младенцем,
В сердце, растущим месяцем, на полотенце,
Консервирующей эссенцией, выселенцем,
Вечно краснеющим кожаным кошельком.
Он живет с тобой, привыкает - молодоженом,
Потом набирает вес, седину, знамена,
Становится немногословным, пустым, условным,
Мокропогодным, сидящим на багаже.
Вот ты носишь его и всех, кого он вмещает,
Считаешь числа и пользуешься вещами,
Вычеркиваешь поименно и забываешь.

А он, умерший, отмыт и почти блажен.

Чертовски невменяемо и остро
Глядят глаза у оттепели пришлой.
И между ней и небом, третьим лишним,
Раскинул город мокнущие кости.
На поводке оголодавших веток,
Привязаны, как тощие борзые,
Деревья, одичавшие и злые,
Упёртые в небесные просветы.
И стены изливаются на землю
Остатками немых радиоточек,
И каждый проходящий обесточен,
Сведён с ума, зависим и бесцелен.