Елена Лещинская

Кладенец по случаю – вполцены.

На винте собранье наивных книжек.

Убирайся, мальчик, с чужой войны.

В этой мясорубке тебе не выжить.

В битве с непроглядной чернильной тьмой

Сумрак притворяется ярким светом.

Мальчик, отправляйся уже домой –

Если не предашь, значит, будешь предан.

У стихий в расходниках дураки,

Ты же вроде умный – понять нетрудно...

Но стоит дурак между двух стихий –

И сраженье замерло... на секунду.

Ожидание боли больнее, чем боль.

Я теперь не боюсь. Отпусти моё сердце из рук.

Пусть летит, согреваясь надеждой тепла.

Даль светла.

Я запомнила это, когда ещё видела свет.

Не могу тосковать о тебе, непривычно чужом,

Просто хочется выть на луну

И сжимать мёртвой хваткой холодные пальцы разлуки.

Я бреду спотыкаясь, я больше не вижу тебя,

Мой неверный огонь путеводный.

Холодный.

Сжигающий всё на пути.

Прости.

Если сможешь.

А если не сможешь – так всё же попробуй.

Кто-то издали тихо зовёт подождать.

Я устала до слёз. Я хочу стать прозрачной.

Жить иначе. Не здесь.

Перестать быть собой, и тогда я тебя позабуду.

Слиться с этой вечерней землёй, и водой, и темнеющим небом.

Раствориться, не-быть. Не стучать к тебе призраком в окна.

Просто стать ветерком, который не помнит и сам,

Почему так стремится коснуться твоей ироничной улыбки.

Верю – не верю, игра – не игра,

Кстати – некстати…

В темечко гулко стучится с утра

Ломаный дактиль.

Верно – неверно, пора – не пора,

Вольно – невольно.

Рваное время, стальная игла,

Всё ещё больно.

Смею – не смею, могу – не могу,

Хватит – не хватит.

След у калитки на сером снегу,

Сны на закате.

В тлеющем небе столбы-провода,

Мачты да шпили.

Вот наконец-то с тобой, как тогда,

Поговорили.

Поначалу не было даже слёз –

Хоть наотмашь бей, хоть в упор стреляй.

В равнодушном свете далёких звёзд

Каменела выжженная земля.

И ещё не скоро на той земле

Прорастут терновник да молочай.

Десять лет, десять проклятых долгих лет

Ты беззвучно плакала по ночам.

И в рассвета муть, и в заката медь

Отправляла весточки по ветрам…

Не реветь, не верить и не реветь,

Не носить монеты в нарядный храм.

Двадцать лет прошло или тридцать три –

Разве это важно, в конце концов?

«Говори, пожалуйста, говори,

Даже если я не услышу слов».

Море дышит мерно и тяжело.

За грудиной ноет, да не горит.

Ветры дуют, брызги стучат в стекло,

Выбивая тот же знакомый ритм.

А когда заблудишься в синеве

И рука устанет держать штурвал,

Он придёт и скажет тебе: «Привет.

Я всегда был рядом, берёг и ждал».

– Кто желает развеяться, мальчики? Вот буклет.

Экстремалам бонус – возможность родиться гением.

Срок вояжа недолгий, максимум сотня лет.

Там внизу наши парни нуждаются в пополнении.

Эй, ребята, кому – день за два, крутой маршрут?

Всем не хватит квестов, поэтому бросим жребий…

Мне в тот час не фартило – вытянул длинный прут.

Девяносто восемь годочков в тоске о небе.

Так с тех пор и жил – не беден и не богат,

Дом у озера, аспиранты и консультации…

Но когда слишком долго молча смотрел в закат,

Начинало в памяти странное пробиваться.

В день рождения, кажется, пару недель назад,

Проводил гостей до ворот, сам не веря датам:

Чуть не век проскрипел – знаешь, это не шутки, брат…

Тут и вспомнил братишку – напарника по десанту.

…Старший задал вопрос. Мы сделали шаг вперёд.

Век двадцатый. С разбросом по десятилетиям.

А когда возвращаться домой нам придёт черёд,

Даже если забудем дорогу – найдут и встретят.

На границе тысячелетий сквозит-сквозит.

– Брат, смотри не простынь…

– Да ты сам будь здоров, не кашляй.

– Ну, поехали. Главное, резко не тормози.

Стрелки дрогнули на циферблате небесной башни.

Я нащупал тропу и отбросил подальше трость.

Брат мой замер ничком на поросшем полынью склоне.

– Да вставай же! Послушай, ты здесь всего лишь гость.

Нас давно заждались в родном седьмом гарнизоне.

Он поднялся, ругнулся сквозь зубы, рванул назад.

На второй заход. Я не вправе мешать, и всё же

Об одном жалею – что не успел сказать:

Смерти нет, Серёжа.