Наталья Новохатняя

С тарелки глядит золотистым зрачком.

Увидеть в её немигающем взгляде, 

Как стебель гигантский в зелёном наряде   

По-птичьи забавно трясёт хохолком.

А может, село у подножья холма,

А может, церквушку – сияет невестой…

Хозяйкой любовно замешано тесто –

Плацинды? От запаха сходишь с ума!

Тягучая дойна, и осень, и снег,

Сметанный сугроб на упитанной горке…

Следы преступления на подбородке – 

Исчезла до крошки волшебная снедь.

Вино, словно Лета, по горлу течёт. 

И вестник богов из невидимой дали, 

Изысканно-томный, изящно-крахмальный…

Но вредной капустницей выпорхнет счёт.

Воздух пьянел от цветущей душистой акации.

Слесарь Василий на месте застыл от смущенья.

Сверху грудастая Геня в одной комбинации

Драила стёкла и рамы – вот это везенье!

Сердце забилось кувалдой в груди от желания.

Пусть разведёнка…и дочь – что за имя?! – Ребекка.

Вася, решившись, неловко промямлил признание,

Чем подписался на длительный срок (четверть века).

Били посуду нечасто, лишь время от времени.

Оба работали. Всё было, в общем-то, славно.

Геня, смущаясь, шепнула: «Васёк, я беременна».

Сына, рождённого в муках, назвали Иваном.

Вот и Ребекку, уже волоокой красавицей,

Хмырь провожает, прощаясь, небрежно облапав.

Вася, увидев, спросил только: «Он тебе нравится?» 

Ярким румянцем в ответ возмущённое: «Па-па!»

Годы скользили неслышно, меняя течения.

Слово «свобода» – бесплатной добавкой к отъезду.

Геня с Василием, выбрав рецепт поколения,

Тоже решили сорваться с привычного места.

Только судьба, до сюрпризов уж больно охочая,

Всё изменила: в два месяца Гени не стало.

Плакал Василий в обнимку с приёмною дочерью

(Как-то сложилось с ней лучше, чем с сыном Иваном).

Снова июнь. Столько лет утекло незамеченных.

Мало кто вспомнит сегодня красавицу Геню.

Только акация – раной в душе незалеченной –

Также прекрасна в душистую пору цветенья.

                                       Ты – женщина, и этим ты права.

                                                                 Валерий Брюсов

А женщины уходят воевать.

Алеет кровью на губах помада,

Разят, как пули, яростные взгляды. 

Так женщины уходят воевать. 

Воюют за мужчин и за детей,

Собаку съели в боевой науке.

Заплакана? Наверняка от лука.

Не расслабляться, ведь война везде.

Из детства двор. Лютует вражья рать,

Песочные взрываются снаряды, 

Мальчишки понарошку гибнут рядом,

А ей взаправду сердце бинтовать.

Война без правил больше, чем война.

Но враг хитёр, опять сменил обличье: 

Глянь, возле мужа хищным зверем рыщет

Чужая ненасытная жена.

То вечный бой с наваристым борщом,

То зеркало рисует ей морщины.

Для войн всегда находятся причины.

Но ей привычно, всё ей нипочём.

Воюет даже ночью, в темноте,

Шепча «люблю» отчаянно, как будто

Мир рухнет вот сейчас, сию минуту.

Себя не жаль – родителей, детей…

Люблю…А после сладко засыпать.

Ну как не приласкать её, такую?

И сумрак по-отечески целует

Воительницы спящие глаза.

Мне впитывать вечерний Кишинёв…

Деревья, что покачивают гривой

Задумчиво, как женщины. И дивны

Их песни без мотива и без слов.

Сомкнули очи мраморные львы,

Журчание фонтанов тише, тише…

Мой Кишинёв вечерний жадно дышит,

О горестях и зное позабыв.

Что помнится? Лишь гомон голубей,

Звон колокольни, каблучки красотки –

Воистину пленительной походкой

Сквозь вереницу августовских дней, 

Времён других дыханье и размах…

Мой Кишинёв зевает чуть смущённо.

И лунный глаз глядит заворожённо

На спящий город на семи холмах. 

1.        

А сверху вид на город безупречен.

Дорога вьётся лентой меж холмов.

Дома стоят, как пред иконой свечи.

Всего в достатке: света, слёз и снов.

Но опечален тонкий лист осенний,

Судьбы решенье зная наперёд:

Ещё в земле ворочается семя,

Но увяданье впереди грядёт. 

И вот рябин искусанные губы

Кровят испугом – нет, не мы, не нас!

Смывает ливень яростно и грубо

С деревьев возмутительный окрас.

Лишь та смела, он только с нею дружен:

Рябит насмешкой пасмурная лужа.

2.

Рябит насмешкой пасмурная лужа. 

Но мир светлеет, и она за ним. 

Лукавая, одновременно служит

Богам небесным и делам земным.

Но в этот миг торжественно и важно

В ней проплывают тихо, как века,

То лошади, поглядывая влажно,

То рыцари лишь с розами в руках…

О, тот, кто небеса в себя впускает,

Совсем иначе дышит и глядит

На виртуозный танец птичьей стаи,  

С которой что-то главное роднит.

Вот только ракурс, муть изображений…

Суть отраженье или искаженье? 

3.

Суть отраженье или искаженье…

Мохнатым зверем стелется туман.

И воздух густ до головокруженья.

Себя не осознать, кем был, кем стал.

Идёшь на звуки – скучны и фальшивы,

Финал всех песен знаешь наперёд,

Средь прочих различаешь слово «живы»,

Потом «здоровы», и «люблю» пойдёт…

Ах, да! Во фразе «жить нельзя уехать»

Так места не нашлось для запятой.

И ставишь под сомнение «успехи» –

Трещат, как сойки, громко, но не то…

Туман исчез, как будто бы и не был.

Чем глубже в осень, тем всё ближе небо.