Владимир Тарковский

Почему у детей меняются правила игр

Знакомых нам с малолетства

Фонарный столб до сих пор не покрашен

На трансформаторной будке все та же брань

А они

Дают  другие названия

Глумятся над Эники-Бэники

Шышелом-Мышелом

Даже над Чижиком-Пыжиком

Стреляют теперь не из палок

Используют китайский арсенал

Почему все тополя у дома спилили

Но пух по-прежнему вспыхивает в июне

То здесь то там

Почему ласточки покинули эти места

Почему машины никто не зовет больше “ласточками”

Почему у конфет “ласточка” вкус дешевых духов

Почему в журналистов стреляют все так же часто

Почему мой первый кассетный плеер приняли за взрывчатку

Мама клянусь это он первый он обзывался

Я выучил три параграфа химии завтра исправлю двойку

Инесса Вадимовна знает что я извинился

Мама давай я завтра приду а ты будешь дома

По субботам домашняя пицца из половины батона

Здесь ведь не кладбище мама больше а просто парковка

Просто парковка мама

Почему ты не отвечаешь на мой мобильный

Так много всего накопилось

Не передышка, не привал, заминка лишь…
Одно мгновенье. Руки по карманам.
Нащупать сигарету. Как же рано.

Еще темно, но ты уже не спишь,
Дочитывая пять страниц из Манна.

Застыла беспризорно у окна, 
Перебираешь спутанные бусы,
И на халате бледные медузы
Застыли в складках. Улица видна:
Рой мороси, дождливые укусы…

Я виден тоже: огоньком косым,
Твое пытаясь захватить вниманье
Пульсирую, как спутник орбитальный.

Опять пуста пещера, снова Сын,
Уже в две тысячи семнадцатый, пасхальный
Приходит раз. 

Внезапно бусы рвутся.
Ты вздрагиваешь, я тебе машу,
Небрежно, будто мимо прохожу.
И впрямь, иду, не смея оглянуться,
И с рифмами глагольными дружу:

Убить – любить, надтреснуть и воскреснуть.
Придти – уйти, и заново придти.

Светает. Словно женщина в небесной
Сушилке, ветер прячет бигуди.

Не передышка, не привал, заминка лишь…

Догонишь вдруг, вопрос во взгляде сером.
Беремся за руки, не зная в чем же дело.

Я с Ним стою, и ты со мной стоишь…

Всё враки, и жизнь мне неведома вовсе, всуе
Произношу какие то имена (святок не хватит),
Кто тебя милая, ласковая нарисует,
Когда ветер ставнями хлопнет, когда меня станет

Так мало, когда стану так легок,
Когда перекати-полем на травинки сухие рассыплюсь,
Когда раненые мои, тобой лишь живущие легкие
Мочалом использованным однажды сроднятся с пылью.

Буди, буди меня с каждым утром все раньше,
Нам времени больше нужно, еще часов предрассветных этих,
Пройдись пальцами по позвонкам, почувствуй, как каждый хрящик
Пульсирует мой, светится, но не греет.

О, Господи, только не отбери набата! -
Так седина стеклянна твоя, так тишина страшна!
Итак собираю все оставшиеся от заката
Сгустки красного меда на завтрак в ее ашрам.

Всё враки, и жизнь мне неведома вовсе, каюсь ли
Этой вот самой светлой, тридцатой своей весной,
Когда все закладки, схроны спрятанные оттаяли,
И хрипами стал собачьими некогда волчий вой?

Каюсь, лукаво мудрствуя, это ли не предательство,
Как изо рта жвачку сладкую речь тяну.
Не прилетели ласточки, сбились с дороги аисты -
Нет, не пишу об этом, пью и судьбу кляну.

Клянчу и клянчу нежности, да затаиться, высидеть,
В логове лаской выстланном в объятьях ее застыть,
Каждую клетку тела своим поцелуем выследить,
О, если б ты только Отче ТАК завещал любить!

однажды
говоришь ты
однажды и к нам придет
чувство локтя
мы станем вместе смотреть 
черно-белые фильмы
восхищаться актерами
умершими до нашего рождения

однажды
говоришь ты
однажды мы всё поставим
на хромую кобылу
хмурое небо
заболоченный ипподром
но все счастливы
даже последняя мелочь
выпавшая из наших карманов
заблестит

однажды
говорю я
однажды я опаздывал
на какую-то очень важную встречу
на самое начало настоящей жизни
и опоздал
и мне нечего ответить на то
что ты сжимаешь мою руку
чуть сильнее чем я твою

Полномочия сложены - так говорят о крыльях 
Ангелы, лишившиеся всяческой Божьей прибыли,
Мол, светились, гремели, а потом просто выбыли,
И мы для них пенсии высокие самые выбили -

Песни, псалмы, молитвы, изображения,
Очнувшиеся от комы, вернувшиеся во зрение,
Да даже девушки, испытывающие влечение,
Да даже мужчине, полученное разрешение…

Вот я сижу, пишу, а проценты капают,
Сердца распаляют их, падают им на лапу,
Буквы становятся прямо таки ден. знаками,
О, ангелы победили затем лишь, что стали банками!

Аккредитуйте того вон, замерзающего на трубах,
Бомбейцу бедному подкиньте дрова для трупа,
Я столько раз слышал, как гремели с трибуны трубы,
Я б и сам потрубил, да боюсь показаться грубым,

Не в силах платить за присутствие чуть повыше,
Неплательщиков запросто в спину толкают с крыши,
Разве только чуть ниже, чуть жалобнее и тише.
Ангел сточной воды, ты слышишь меня, ты слышишь?

Не перо – чешуя, но блестящий, как есть, блестящий!
Посмотри, у меня, кажется сломан хрящик,
Взгляни хоть глазком, не подумай, что я навящив,
Где-то слышал, что кто-то там, в общем, и он обрящет.

Жмых отжатого сердца в этой твоей водице,
И, как мы выражаемся, хочется просто слиться,
Если б не алкоголь, поэзия да блудницы…
Впрочем, что я несу, вас ведь учат читать по лицам.

Полномочия сложены. Я выхожу из сквера,
Где листва распускалась, прела, затем горела,
И не вспомнить уже, пахло ладном, или серой,
Да какое теперь уже дело, какое дело…