Иван Попов

Приговор был подписан – и этим исполнен;

Не осталось от жизни несказанных слов.

Так охотится сумрак с восхода за полднем –

Подмечая в итоге, что вечер суров.

Слышен крик о пощаде во взгляде младенца,

Но фатальность покоя в зевке старика:

Первый к смерти еще не успел приглядеться,

А второй – от нее же отвыкнуть пока.

И одна только тонкость от Мастера скрыта:

Перспектива забвения сколь ни мила,

Но, в конечном итоге, душа – Маргарита,

Что с презрением Вечный Покой отмела.

Тупик неизбежен, сказал бы пророк.

Кто снимет с креста нас и кто нас оплачет?

Приходит посланник; во лбу его рог –

Скорее, ментальный, чем как-то иначе.

Он глушит вино и не может понять

Простого до дрожи людского расчета:

Чем легче на Бога сегодня пенять,

Тем завтра надеяться легче на черта.

Тоска – точно впившийся в разум недуг;

Глаза его, словно глубокие ниши…

Логичная Тьма вызывает испуг,

Коль Тьма от эмоций – понятней и ближе.

Я хотел выпить чай, но поздно смотреть на звезды:

Доставили эпилог в посылках да по частям.

Курьеру изрек архангел: «Послание не донес ты»,

А тот и – в ответ – не может отправить его к чертям.

Сказочная тайга вязких душевных дебрей

Если что и сулит – так обморок натощак.

И если родится Бог – как предки за то радели –

То лишь для того, чтоб им неверных затем стращать.

Красочный был полет, но космонавт не вправе

После подобных бездн делать невинный вид.

Мир состоит из снов, которые лучше яви,

И снов, которые хуже; из яви – не состоит.

I

Паломники, жрецы и мертвецы

Вновь сон и явь бросают на весы;

Реальность перевешивает. Горьким

Знамением – мираж развоплощен.

Зато теперь нам ясно, что почем –

Оставим поиск Истины убогим.

Но – тризною реальности другой –

Надетое рукою бесовской

Горит блаженство шапкою на воре.

Игра Судьбы. Игра Добра и Зла.

Иллюзия хоть душу не спасла,

Но все ж была осмысленнее вдвое.

         II

Мы бродили тропинками бреда, презрев указатель,

Что, мол, дальше – как ты ни старайся – пути не найти.

Будь то Вера, что двигает горы, иль пошлая затупь –

Но из всякой подобной Иллюзии выход один:

Прямо в мир, что встречает своей развращенной улыбкой,

Обещая роскошный, кишащий соблазнами Ад…

Понимаешь теперь, золотая волшебная рыбка,

Что старуха с корытом – не худший еще вариант?!

         III

Я приложил все усилия, чтоб перестать смеяться.

Я серьезен, как лев, пожирающий антилопу.

С такой же суровой миною масса иных паяцев –

Наверное, шутки ради – довольно шагает в пропасть.

Встанем же в общий ряд, куда нам укажет номер.

Встретить вместе с народом час массовой истерии –

В том и удел Поэта; но лучше надеть стерильный

Белый костюм и шлем, чтоб не сразу почить в Содоме.

         IV

Вопиющий в пустыне скончался от жажды,

Даже в грезах предсмертных не слыша прибой…

Я-то думал, Мессией способен стать каждый;

Оказалось, что стать им способен любой.

Я молю Сатану, чтобы выдал мне визу

В одиночную Бездну – вдали от любых…

Откровенно скажу: я вас так ненавижу,

Что – порою мне кажется – мог полюбить.

Чертей отпустив из колодцев души восвояси,

Иными словами – что прежде – оставшись ни с чем,

Вновь ищешь ты Форму, которой еще не являлся –

А их, по итогам сезона, за вечность не счесть.

Судьбу проверяя на зуб, что подачку с поминок,

Бредешь по тропе – уводящей, как водится, вдаль –

И вдруг на секунду скривишься, воскликнешь: «Помилуй!»,

Мечтая услышать беззвучный ответ: «Завсегда».

Но – даже услышав Его – ты не знаешь покоя.

Докучно звучит в голове, точно скрежет зубов:

«Синяк на щеке – не беда, гибель Бога – не горе» –

Чем гасит неспешно кредит за Вселенскую Боль.