Ирина Василевская

Рёмё, необитаемый мой остров, 
студёный ливень был твоим приветом, 
а я тебя любила только больше 
за эту нарочитую холодность.
Я помню каждый шаг твоей дорогой, 
до самых дюн, до самых волнорезов. 
Я помню, как твои леса дышали 
туманом мне в затылок. Ты не знал, 
что я пришла не любопытства ради, 
что я твоей тогда уже была.

Берег полон разноречий света и теней. 
Утони со мной в волне трав высоких, ложе 
бархатится переливом моря и дождей, 
сплавом олова ложись рядом с медной брошью. 
Разбудив печальных духов этой стороны 
ветром, приступом любви, колыбельной песней, 
расскажи, что в этом счастье нашей нет вины. 
Мы – всего лишь две души, скованные вместе. 

Там, в датском королевстве, вдоль дороги, 
тяжелый свёрток леса был повязан 
бечёвкой мокрой, крепким узелком. 
Там шли дожди и промокали ноги, 
и провожал до моря листопад. 
Слова, что были сказаны до нас, 
витали в воздухе, бродили по губам, 
но превратиться в звук ещё не смели. 
Там, в датском королевстве, правил ветер, 
следы морской царевны на песке 
скрывающий под медленные воды. 
Там, в датском королевстве, в ноябре.

Среди карминовых мансард найдём приют, 
гнездо для ласточек, ночлег для упоённых.
Там розы распустились на балконе 

и путников безудержно влекут.

Влетая в распахнутое окно,

Сам Оле раскрывает зонт над ними, 
и зонт вращается картинками цветными. 
Там почивают сладко и легко

Сбежавшие на ночь от людных улиц.

Ты спишь, а я твоим лицом любуюсь. 

Башня моя смотровая – под ржавой макушкой 
сонной дубравы, облекшейся в пышный туман. 
Годы прошедшие далью холмистой открылись, 
далью нечёткой, размытой осенней водой. 
Я закрываю глаза, заставляю детали, 
буквы, оттенки и звуки вернуться и быть 
снова моими, но сердце куда-то ныряет. 
Башня рассыпалась. Я открываю глаза.