Вера Суханова

Белым снегом, остывшей золой

Дни прикроют ржавое днище,

Запорошат приют мой былой -

Ветхий дом, земное жилище.

Кто я в мире? Молчит небосвод,

Только свист разбойника-ветра.

Путь уходит в крутой поворот,

А за ним остаются метры…

Больше я не гонюсь за тобой,

Переменчивая удача,

Кто-то там, за сплошной пеленой,

Ждёт меня и уже маячит.

И уже зажигает огонь,

Чтобы я прочла все ответы,

И уже надевает фелонь

Из частиц слепящего света.

Переплываю в лодке утлой

Пустынный мёртвый океан.

Из мрака - в свет, из ночи - в утро,

По зыби - к твёрдым берегам.

Как в этом штиле не забыться,

Не кануть каплей в мрак, во тьму,

В пучине вод не раствориться,

Не сдаться, не пойти ко дну?

Какое надобно искусство,

Чтоб этот искус одолеть?

«Океаническое чувство»  -

Оно еще зовется «смерть».

Но утро над землёй проглянет,

Рассеет мрак и детский страх,

И океан ночной оставит

Солёный привкус на губах.

Ночью ветер свистит, завывает,

Ходуном ходят голые кроны.

Кто-то чёрный по крышам шагает,

Кто-то призрачный и невесомый.

И творит своё злое веселье

В круговерти заоблачной, вьюжной.

Я вяжу, но моё рукоделье

Он распустит по нитке жемчужной.

И когда лик луны из укрытья

Озарит мои руки и пяльцы,

Вспомню я имена и событья,

Сея свет её тихо сквозь пальцы.

Стук часов, занавешенных мраком,

Словно цокот стального копытца,

Скрип ступенек, завоет собака –

И в мой дом тихо гость постучится,

Я открою, и глянет сурово

Странник вещий, безликий, крылатый,

Тихо спросит: «Ну, что, ты готова

Сбросить тела тяжелые латы?»

Небо вздрагивает гулко,

То мрачнея, то лучась,

Удалась моя прогулка:

Сверху – дождик, снизу – грязь.

Не грущу о дне вчерашнем,

Не стяжаю благодать.

Мне теперь уже не страшно

Время попусту терять.

Полыхнула осень шалью

И сожгла себе наряд,

У её шальной печали

Слёзы в двадцать пять карат.

Ну, а я не жду удачи,

Удержаться б наплаву,

Не жалею и не плачу

И – тем паче – не зову.

Только кажется, что дышит

Голубой небесный пласт.

Он не дышит и не слышит

И мне грошик не подаст.

Надо мной, вгоняя в ступор,

Словно вопли сироты,

Завывает ветер – рупор

Неизбывной пустоты.

Холода всё ближе, ближе,

К горлу подступает ком.

И меня однажды слижет

Осень стылым языком.

Смоет дождик мелкий, хлябкий

Все приметы и штрихи,

Воробьиной стайкой зябкой

Упорхнут мои стихи.

Будет голос мой бродяжный

В небе сумрачном летать

И, шурша, как змей бумажный,

Будет вечность коротать.

Сияют странствий яркие огни
Сквозь пелену размытых блёклых будней,
Влекут, и манят, и зовут они
Туда, где чужестранней, чужелюдней.
Где по-другому и река течёт,
И горизонт очерчен по-другому,
Где дни длиннее и наперечёт,
Где непривычно всё и незнакомо.
Немецкой речи чёткая картечь
И итальянской речи тарантелла,
Мельканье городов, разлук и встреч
Вкус к жизни обостряют до предела.
Охота к перемене мест… Опять
Тебя охватит страсть к непостоянству,
И ты сорвёшься с места, чтоб глотать,
Захлёбываясь, зыбкое пространство.