Виктор Голков

Тополя вырастают из туловища земного,

шарят корни под спудом, в горячих потёмках земли.

Расстилается степь, живое растёт из живого,

и по мозгу миражи путешествуют, как корабли.

Ни концов, ни начал – лишь биение мерное вёсел,

паутины пушистое, вибрирующее волокно.

Коль забыл обо всём, словно тяжкую ношу отбросил,

будешь жить и любить сто рождений подряд всё равно.

Для добра и для зла нет иного судьи, кроме веры.

Рядом с чистой гармонией хмуро маячит разброд.

И из самой бессмысленной, самой безумной химеры

Вырастает легенда, прозрачная  как кислород.

Лампочка коптит, как папироса.

Кашляя и бормоча под нос,

Явится ко мне тоска без спроса,

Как свидетель важный на допрос.

И она же, главная истица,

Тычет пальцем сморщенным, худым –

Отчего посмел я насладиться

Счастьем, когда был я молодым?

Мать-тоска, неправедно ты судишь,

Тонкую плетя интриги сеть.

Радость сердца больше не разбудишь,

Даже если очень захотеть.

Не забьется жарко и влюбленно

На рассвете праздничного дня.

Заявляю: это незаконно –

В радости подозревать меня.

Обступила времени трясина,

Хлюпая, ворочаясь, хрипя.

И судьба аккордом клавесина

Заскользила вдоль самой себя.

Пасмурная, древняя морока,

Сочинившись в утреннем бреду,

Складно лжёшь про то, как одиноко

И свинцово по земле иду.

И в канун какого-то сегодня

Созидаю крылья, как Дедал,

Чтоб из этой жизни преисподней

Упорхнуть бы я не опоздал.

Когда, одурев от невроза,

Ты гадок себе самому,

Великий маэстро Спиноза

Не даст тебе кануть во тьму.

Он учит, что Бог неизбежен –

Везде его крылья парят.

Твой внутренний ад обезврежен,

Есть вечность – кому говорят!

Проблему познанья решая,

Всю ночь я смотрю в потолок.

Ведь вечность такая большая,

Пусть выделит мне уголок.

Устал я от скуки и прозы,

Мне в горло не лезет кусок.

Великий маэстро Спиноза,

Твой тоненький голос высок.

Если что-то есть во мне,

то оно пришло оттуда,

где узоры на окне

или детская простуда.

Где еще живой мой дед,

мерно досточку строгает,

и косой блестящий свет

ночь на блики разлагает.

Там, где утро, первый класс,

материнский взгляд вдогонку.

Всё, что по закону масс,

разом ухнуло в воронку.

И стоишь, как Гулливер,

персонаж из детской книжки,

бывший юный пионер,

задыхаясь от одышки.