Зеан Каган

Зеан Каган

Четвёртое измерение № 11 (143) от 11 апреля 2010 года

All That Jazz

 

Каждую пятницу
 
Свежесть крахмала. Тепло батарей.
В рамке окна вместо суетной улицы –
тихая заводь снежных аллей.
День – в санатории. Славно рифмуется.
 
Чёрной змеёю повис эндоскоп,
словно на ветке… Вот время весёлое:
что ни возьми, обращается в троп!
Воздух сосновый. Привкус карболовый.
 
Строки слетаются день напролёт
каждую пятницу к здешней обители.
Ах, неужели и это пройдёт –
четверть поэзии, по совместительству…
 
* * *
 

И. Х., врачу и поэту

 
Мастак коры, знаток подкорки
судьбе впустую не перечит.
Спешит, облазив душ задворки,
на свежий воздух русской речи.
 
Настои слов и строф экстракты –
тут не отделаться штукарством.
Притом, что творческие акты –
отнюдь не сладкое лекарство.
 
А жизнь – то йодом, то касторкой…
Немилосердная сестрица!
В согласье с древней поговоркой
поди, попробуй исцелиться.
 
Путь от пелёнки и до гроба –
коль врач, то верно это знаешь –
неизлечимая хвороба.
Тьмы – не рассеешь. А сгораешь...
 
Признание
 
Вот в том-то и штука, в том искусство –
выразить окаянное чувство,
чтобы если не в глаз, так хотя бы в бровь,
совершенно при этом не прибегая,
под страхом ли ада, в видах ли рая,
к непоправимому слову: любовь.
 
Наставление
 
Надо подбрасывать в топку дрова,
спирт и лампадное масло,
строки и строфы, просто слова –
чтобы она не погасла.
 
Надо умело машиной рулить,
рифмы не жечь без причины.
Притормозить, дать машине остыть –
чтоб не заглохла машина.
 
Но если с гранаты срываешь чеку,
будь осторожен, держись начеку –
чтоб от какой-нибудь строчки
не разнесло на кусочки.
 
Девушка Осень
На мотив Г. Аполлинера
 
Девушка Осень
в коротеньком выцветшем платье
плечи твои загорелые
не целовать мне
 
Женщина Осень
зачем своё дивное тело
в сей златотканый наряд
ты убрать захотела
 
Бедная Осень-старушка
ну что ж теперь плакать
мощи казать из лохмотьев
размазывать слякоть
 
Скоро на хладном одре
под ветра и льдинок челесту
будешь лежать в белоснежном
уборе невесты
 
Из о. Яна Твардовского
 
Жаль
 
Жаль что не головой в омут
что думалось осторожно
что не сразу как громом
что потом уже поздно
 
пусть бы теперь кругами
в передней бы шаркая
сердце будто чужое
телефоны обшаривая
ища больше чем слово
 
пусть бы сглотнув обиду
с глупым неважно видом
ну как лев перед мышью
 
остеречь бы и только
что погода идёт неважная
закат больно уж багровый
и соль стала влажной
 
пусть бы губы посмели
лишь подуть еле-еле
супом не дать ожечься
 
скудная милость
пусть бы слезами излилось
жалкое человечье
 
Ушла
 
Вернётся ли снова любовь
что меня покинула
дверь стукнула
кто-то идёт гостиной
легко точно пёс дорогу находит
здравствуй кричу
молчит нос воротит
Вспомнит ли старые письма
у Бога попросит прощенья
Приходит как важная дама
уходит грохнув по-хамски дверью
 
Одиночество
 
Не такого прошу одиночества что проще некуда
нехитрое дело
если один как перст
если слово вымолвить не с кем
тут и соловушка смолкнет
                           какие песни
                                 когда и чирикать нечего
если мимо все поезда проезжают
стрелки часов замирают под взглядом
солнце никак не зайдёт только тени длиннее
не такого прошу у Тебя что всего труднее
сквозь толпу пробираясь
уединённость свою уберечь
не поделив ни с ближним ни с дальним
о таком прошу Тебя подлинном многострадальном
когда Ты говоришь моими устами
и только в этом я весь
 
(Перевод с польского)
 
Телефон
 
Вспотела трубка
задеревенела рука
разговор всё никак не кончается
слово за слово цепляется
и какой-то даже узор
ткётся
длится
не кончается разговор
И ничего не поделаешь
и никто тут не виноват
что всё кончено
что всё было кончено
ещё десять звонков назад
 
Пляски смерти
 
1.
Когда умру
небеса не померкнут
поскольку не станет небес
не станет времени
которого без
невозможен всякий процесс
 
слёз не станет
и значит
кто-то по мне не заплачет
тем паче
не будет вовсе кого-то
 
жизнь по сути
пространства и времени квота
прекрасно что есть
важно что не останется
 
смерть по сути
простое отсутствие памяти
ни конца ни начала
в привычной их круговерти
 
Когда умру
я перестану
бояться смерти
 
2.
Вчера
где-то в час пополудни
я распрощался с надеждой
 
так и сказал
терпел мол сколько мог
а теперь между нами всё кончено
 
наверно она обиделась
и даже наверно очень
так что больше уже никогда не вернётся
 
я конечно подумал об этом
но не побежал
её догонять
 
3.
Всю жизнь
для себя придумывал
другую жизнь
 
этим и жил
 
придумал другую семью
другую работу
другую страну
 
очень любил сочинять возлюбленных
 
хотел
придумать себе
смерть
 
но не успел
 
4.
Встретив рассвет субтильный
в сон провалиться глухо
мордоворот будильник
поднимает ударом в ухо
первым занять парашу
прочие наготове
не поперхнуться кашей
не захлебнуться кофе
веки не размыкая
заходясь от зевоты
на воронкé-трамвае
следовать к эшафоту
вновь заслужить отсрочку
известного приговора
и сизой звенящей ночью
вымарывая глаголы
и целые предложения
чрезмерно унылые
писать стихи как прошение
о помиловании
 
Хокку
 
*
Полночь пробило.
Тысячелетний полёт
Юной снежинки.
 
*
Подснежник расцвёл –
Неподсудный виновник
Напрасных надежд.
 
*
Тяжесть на сердце.
Поскорей бы излилась
Июльским дождём.
 
*
Поздняя осень
Постучала в окошко
Веткой-клюкою.
 
*
Еловую ветвь
Думал убрать в канитель.
Вышло – цветами.
 
*
Живая листва
Укрывает от солнца
Мрамор надгробья.
 
*
С каждой весною
Чувствую всё яснее
Дыханье зимы.
 
*
Кирпичики слов
Аккуратно складывал.
Глухая стена.
 
Стансы 52

 

Я. В.

 
Нам швыряет кости, за датой дату,
Тот, который... Тот бородатый...
в общем, Тот, что – какого там ради слова? –
не жалел и сына родного.
 
Как ты их ни лови, пролетают мимо.
Бородатый, выкатив зенки,
нам выводит жирные две взаимо-
исключающие оценки.
 
И, выходит, шанс – что заменят плаху
на особый режим свободы.
Что успеем приплыть на свою Итаку
и уйти вместе с ней под воду. 
 
Философический ноктюрн
 
За стеклом уснувшая окрестность.
Глянешь – ночью тешиться иным бы –
свет от фонаря утратит резкость
и луна обзаведётся нимбом...
 
Этот мир оплакать ты не вправе.
Сам себя – не больше в том резона.
Там, в конце пути, на переправе
закурить попросишь у Харона.
 
Предоставив искре кануть в Лету,
он печать поставит в подорожной –
в списке неисполненных обетов,
тяжб напрасных и страстей ничтожных.
 
И ступив в ладью его гнилую
без печали, гнева и томленья,
будешь плыть – не каясь, не взыскуя.  
Будешь плыть – во сне... или в прозренье?..
 
И очнувшись, в бденье до рассвета
мыслью не утешишься нимало,
что порой исчерпанность сюжета
вовсе не равняется финалу...
 
All That Jazz
 

Дмитрию Монахову

 
Потерявши скрипку, по конским каким-то там волосам
не плачь. Не ищи спасенья в оркестре.
Не пеняй дирижёру. Взоры не устремляй к небесам –
не найти своё имя в запутанном том реестре.
 
Даже когда захлопает тебе зал
сиденьями – не спеши, не сбегай с подмостков.
Не говори: занеможилось. Не говори: устал
от всей этой музыки... Просто
 
выдохни. Спокойно оправь пластрон.
И, над мелодией скорчившись знаком вопроса,
чтобы заезжий какой-нибудь корнет-а-пистон
не сбондил глупую вот так, из-под носа,
 
веди её. Неважно, имеешь в виду
Аве, Мария ли, Бесаме мучо, –
взлетай выше мира, гори в аду,
её, единственную, лаская и муча.
 
И когда она вырвется из губ твоих и из рук
и, презрев пространство, заменит время собою,
и не будет музыки, только звук,
и чистотой этот звук сравняется с тишиною, –
 
вот тогда, перед тем, как взорвётся газ
или в бок перо или тромбом подавится ретивое,
ты поймёшь, для чего был весь этот джаз,
суета вся эта, всякое, в общем, такое.
 
© Зеан Каган, 1995–2010.
© 45-я параллель, 2010.