Здесь и сейчас
Здесь мало света, много шума
из ничего. Корпит перо.
Слова терзают тугодума
и приближаются к зеро.
Скороговорка сковородки –
шипящих мелика и ритм,
вещаний кухонные сводки
и причитания харит
под фонограмму новостройки.
Мигрени утренний балласт –
сирены, зимородки, сойки
и прочие из птичьих каст.
Здесь «холодок щекочет темя»,
ковчег, высокая вода –
не принимается ли время
за настоящее, когда
значений высохшие корни
перевирают словари.
В обратном переводе с койне
что суахили, что дари,
что перекличка оглашенных.
Сейчас в отсутствии помех
на всех один земной ошейник
и нимб всего один на всех.
Каденция
Старый дворик. Хмурый дворник. Мятый воротник.
По всему сегодня вторник – чей-нибудь двойник.
Чей-то праздник. Впрочем, так ли важно после МРОТ
знать похожие на капли дни на дни вперёд.
С forte пьяных, как сапожник, выплаканных глаз,
каждый сам себе заложник и на дверь указ.
Календарь вероотступник, лексикон избит.
Мир искусственный, как спутник, лезет из орбит.
Наторевший ближе к лету дух пчелиных трав
выдаёт по сов.секрету свой алхимсостав.
Богучёта чисел лица, матриц домино –
нашей жизни небылица – крутится кино:
...тополиный полдень – манна с пухом на паях –
мнемозина – мартурано – магазин «маяк» –
реквизита вечный колер – стол кумач графин –
суер-выер томас сойер гекльберри финн –
выше дальше больше в ногу – шейный позвонок
давит – дом через дорогу – не звонит звонок –
ожидания вакцина – верности токсин –
авиценна – медицина – ave апельсин –
задарма трамвай катает пару децибел –
парус – лермонтов катаев – одинок и бел...
Мысли медленней абака, жертвенней кадил,
в переводе кот наплакал вместо – крокодил.
По всему пустое дело, подводя итог,
без антракта из Отелло теребить платок.
Циркумполярный сон
Нине Огневой
Заядлая рапсодия каюра –
наживка на раскосую слезу.
Идиллия полярная на шкурах
оленьих, в холке с рослую козу.
От чуди онемеешь, как от чуда,
на миг необъяснимого и шаг.
Туземная расставлена посуда
и сыт до основания очаг.
Сияния колышется кулиса
в прорехе и, осаживая прыть,
саамская колдует дьяконисса
над бисером, преследующим нить
беседы. В палинодиях и одах,
озвучиях падежных и весах,
на случай полагающийся отдых
устоев заблуждается в устах.
Завидная по выручке обмолвка
на пригоршню издёрганных цитат:
согласие означивает молка,
и вечных возвращений адресат.
Славяно-угро-финские постромки
придерживают речи парашют.
Всеядна ночь. «Звезда гвоздит потёмки»,
и месяц кувыркается, как шут.
Другие дни
Сорвётся снег исподтишка,
не уследишь в окно,
и до последнего стежка
сподобит полотно.
Расправит складки на полях
по-свойски, в меру сил,
оставит просеку и шлях
под росписью белил.
К утру, подальше от греха,
похоже на гипноз,
подгонит белый крой стиха
под город альбинос.
Перенастроит тишину
в истошный лейтмотив,
вину чужую, как жену,
стеной отгородив.
Проснёшься затемно одним
из тех, кому подстать
на том сполна другие дни
и ночи коротать.
«Дати на щит»
Города не выбирают,
их берут и привирают
численность потерь.
А потом заводят моду
на не меньшую «свободу» –
больше для тетерь
вроде нас, равнопослушных
разноправию, надувших
пол-материка.
Худ-воен-полит союзы
переваривают Музы
не без матерка.
На кураж «неисцелимых»
отпускает псевдонимы
глобуса театр.
Инсталляциям ЮНЕСКО
отвечает Ионеско
в духе па де катр.
Победителей не будет,
их дословно «самосудят»,
некуда бежать.
Мы лишь семя тех, кто вышел
из игры и чудом выжил
после грабежа.
Города не выбирают,
их берут и уплетают:
GORLO (точка) COM –
Eвхаристия по NETу.
Приложиться бы к рассвету
от икон тайком.
* * *
О.Л.
Стороны поделены на сферы
приложений: лебедь, щука, рак.
Впереди спасительные шхеры,
позади туманный Скагеррак.
Из контекста вырванная пристань,
зюйд в корму попутный за двоих.
Этот мир достоин лучших истин
в худших проявлениях своих.
По краям размытый, ближе к центру –
узел расхождений вех и дат,
мир, свою срывающий плаценту –
провиденциальный профиздат.
Пусть его героям не до славы
колокольной, наипаче зги,
жатву отличают от потравы
редкие по серости мозги.
* * *
...и чтобы пароходик под мостом
пыхтел себе под нос и прохлаждалась
команда не замешанная в том
что годы полагаются на жалость
что тот ещё аукнется денёк
до чёрных дыр зачитанной подшивкой
дождей что кроме шуток лучше впрок
следить за поплавками и наживкой
что формы созерцания пусты
иные при делёжке на нечистых
что квоты на поджатые хвосты
отстаивают щирые фрондисты
что к слову не понять со стороны
не тот похоже нынче соглядатай
что даты календарные равны
по крайней мере перед главной датой
что сфинкс предположительно метис
цепной у пирамиды и же юрты
а путь давно прокладывают из
варяг в тонтон-макуты и манкурты
что север – комплекс компаса – на юг
меняется по ходу разговора
что молоды на голову свою
и удочки нам сматывать не скоро
что постная не сходится триодь
с цветной по кругу в хладнокровноверце
за шиворот зашкаливает дождь
заготцена кусается на сердце...
Дело в шляпе
сон не в руку, боль в затылке,
в переплёте время чисел,
серый в моде, ветер в поле,
бесконечность в канители,
птица в клетке, игры в прятки
в постановке людоеда,
путь в тумане, выйти б в люди,
сыр на славу в мышеловке,
глас в пустыне – мир не в меру,
бес в деталях переписки,
роды в муках в круге первом,
очевидцы – Бог вам в помощь,
свет в окошке, сила в правде
ожиданий капли в море,
солнце в небе, всё в ажуре,
дело в шляпе – дух наш молод.
* * *
Ввечеру августейший пейзаж выгибает затёкшую спину.
Понаехали вдруг, заглядели до дыр без нужды.
Подколодную кто-то нестройный изводит кручину,
до известных границ на беду не набросишь узды.
На ветру под откос колокольни пускаются с места
в облака. Затянули с отчётом немых голоса.
Поголовная живность хиреет по мере наезда
и роняет своё первородство листва, как Исав.
От исходной оказии пешему некуда деться.
Автостопом придётся, как прежде бывало Улисс.
Повстречался бы кто без подвоха, причины и дельца,
без событий привычных – к покрову публичных кулис.
Fin de siecle обнадёжил, начало другого – конечность
пережитков земных, а запоры не больно глухи.
Приглянулся бы кто напоследок под самую вечность,
отпустивши свои за чужие невольно грехи.
* * *
Поэт в России больше, чем омлет
из двух яиц на блюде постпространства
известного, где ныне дух гражданства
горой за мух отдельно от котлет.
Тому, чей знак поставлен на поток
неравенства, свободного от братства,
отпущены халдейство и пиратство,
приписки и зачистки между строк,
семь пятниц на неделе, а в году,
неделя без которого – в эфире
мочить подряд, а не молить о лире,
поскольку перелирие во рту.
Поэт в России больший раритет,
чем трезвенник, но многоточье зрений
стирается за фокусом нацпремий
и плавно переходит в нацфуршет.
* * *
Притворяешься проще, чем дверь,
запираешься крепче её.
Из новинок ландшафта, поверь,
идеальная поросль – быльё.
То, чего не поставят на вид,
в оборот не возьмут и кольцо
обещаний, лишь некий дивид
перед зеркалом спрячет лицо.
Мы напрасны, как буквы без слов
и воздушные ямы теней.
Паруса распирает улов
самой пристальной из пристаней.
Затекает зрачок по вине
перспективы недолгой. Светло –
ночь бела, как горячка. Извне
не доходит, что участь свело.
* * *
Слепой проявляется случай
водицей слепого дождя,
слепое оконце падучей
болезни – по шляпку гвоздя,
программы, согласно которой,
посредством нехитрых идей
глобальная выйдет контора
ослепших, как слепки, людей.
Когда за чертою огласки,
войну искупая и мир,
тактильные меры и краски
на свой – переладят эфир.
Ослов золотых Апулея
упрямый положат завет.
Дотронься – на пальцах нулея,
теряется скорости свет.
* * *
В половине шестого, какого ни есть, утра
по следам домового, бездомного по приметам,
ухожу с полуслова, пока не убрали трап,
в одиночное плаванье между зимой и летом.
Ухожу, как однажды, в забытый теперь народ,
в пересчёт на потери, в дозор, не разувши бельма,
в карнавальный разбор – за бортом из последних Норд
выдувает гирлянды с огнями святого Эльма.
Ухожу, опознавшись не комнатой, а другой,
без оглядки вразнос, колесом сход-развал штурвала.
Патронажные феи снимают, как сон рукой,
не вдогонку вопрос, а усталость в ответ металла.
Ухожу, как приходят в себя, пережив обман
бесполезного зрения – новый ковчег, как Ноев.
За Волшебной Горой упивается Томас Манн
мировой, как война, переменой своих героев.
В половине чего-то, какого, Бог весть, числа,
на исходе двенадцати: месяцев, святок, Блока (?) –
счёты сводят для верности в дюжинах, с чьих-то глаз
ухожу, в самый раз, как досадная поволока.