Поезд братьев Люмьер
Распаляется сходу поезд на расправу с дорогой скор,
полустанки заткнув за пояс между делом на чей-то спор.
Многоосный трясётся шейкер, с каждым стыком впадая в раж.
За окном без единой склейки и купюры идёт монтаж
эпизодов добротной ленты, чей сюжет о дожде размыт.
Разбегаются дни от ренты за давно безнадёжный быт.
Раскусив удила интриги (передряги смекалят взор),
холодеют леса расстриги и темнеет чело озёр.
На посул спецэффектов падки независимо от поры
обнажают нутро распадки, балки, оползни и яры.
Как всегда не идёт концовка: что-то гложет, тревожит, жжёт.
На перроне стоит массовка, будто чует и чуда ждёт.
* * *
Языкам во сне мерещится плен,
цифровые варианты оков.
Египтяне приручали гиен,
а не вышло – перешли на богов.
Поневоле за серпом немоты
буквоедом не осилишь «Букварь»,
от-ре-че-ни-я причина не – ты,
но любая безответная тварь.
– «Слова правды, дорогая, извне
самый громкий не озвучит коньяк,
стоит к нашей приглядется возне
с точки зрения крылатых коняг».
– «Афористика твоя не с руки,
что игольное слепому ушко».
Дорогая надевает очки
и берётся за де Ларошфуко...
Рыбалка с Патриком Зюскиндом
далека за дождями москва комариный трезвон полумрак
берегись бесшабашное ква на воде восклицапельный знак
ротозейство не знает границ прячут головы годы в песок
отродясь причитается блиц воскликапельным будет бросок
не смотать ли нам удочки брат зачехлить и отставить весло
никаких не достанет карат чтоб земное продлить ремесло
между делом расчёт и уклон из расчёта кому наплевать
на повестке разведанный клон распротак отменяющий мать
и отца наотрез к праотцам всю родню до последних колен
одинокая блеет овца биоксерокс кастрат многочлен
без опаски готовит захват бытия дигитальный холуй
мы заказаны выжат закат лихорадочно дышит гренуй
* * *
Сон, обречённый присниться нам
с разницей в ночь и тьму
от Шахразад под восточный спам
сквозь цифровой хомут.
Доступа кровью оплачен код,
чей повелитель кисл,
в опочивальню ползёт восход,
здравия жаждет смысл.
Точно по маслу идут холсты,
осени прёт прибой,
где на липучках репья хвосты
у кобелей трубой.
* * *
Жара, как на юге. Среда. Гермесова точка недели.
Мы так торопились сюда, что даже прийти не успели
в себя, оказавшись взамен двоих постояльцев отеля.
В окошке горит цикламен. Двадцатые числа апреля.
Твой день. Донимает Нева, братается с ветром и слепит.
Волна, как чудная молва, одни восклицания лепит.
Другие даются с трудом. Известная суетность вкуса.
И некогда праздновать в том уже ни героя, ни труса.
Среди ожиданий повтор среды обретений рапсода,
на многоканальный простор балтийская рвётся свобода.
И небо, сплотив покрова над нами, безличное сбросив,
свои подбирает слова на зависть – Исакий, Иосиф.
* * *
Гуляние под вечер и оркестр
в саду с победной выправкой. По году
проходу нет от местных Клитемнестр,
и от войны недавней нет проходу.
Трофейного наследия приют –
великой блажи детские задворки,
как если б этот лучший мир-май-труд
придумали законченные орки.
Загадочны теперь издалека
границы сообщения сосуда,
где прошлое витает в облаках
грядущего неясного оттуда.
* * *
Кроме нежности твоей, поделом
мимолётной, по всему колдовство,
и на глаз в итоге и напролом
не осталось за душой ничего.
Окалось, что нехитрый закат
в двух шагах теперь без двух идиом
о случайности всего, что за так,
и расчёте, но своим чередом.
sine ira et istudio
(касыда)
местностью пересечённой по горло сыт
взгляд искушённый поскольку со стороны
в ночь звукотени бегут от цикад касыд
и попадает лицо в молоко луны
верится больше навскидку резону вод
мельничный жёрнов скрипит задавая тон
мелкая рябь переправленный сверху вброд
звёздный по случаю тралит себе планктон
круговорот отражений с пометкой next
опровержения времени есть контакт
дождь-гипертоник на ровном из прочих мест
слабый в конечностях падает что не так
видишь ли милая зренья даёт оскал
трешину поднаторевши об этом речь
прячется ровно за нами внутри зеркал
если заглядывать далее впору слечь
если ж не парится времени прорва вспять
для представлений на собственный лад натур
кстати не надо ума через силу пять
знаков отличия от овощных культур
* * *
олегу чухонцеву
порядком вещей беспорядочна соль земли
блистательным кстати отсутствию быть её
в компании тесной не впору когда вдали
от дома услышав прозреешь кыё-кыё
река под мостом не иначе его стезя
последняя что по себе оставляет след
и каждый охотник желающий знать (грозя)
где сиднем фазан вроде шерпы в ходу на цвет
не всем фиолетово мыкаться между строк
подавно иначить зачаток письма мирской
махнувши на время и прочий бездельный прок
не слабой как память а твёрдой как дух рукой
* * *
На квадраты разбивают сферы
(из угла слоняться проще в угол)
отношений, налицо примеры
в манекены вымахавших кукол.
Выморочной фишка гигиены –
взглядов многомерная несносность,
мыслеформы – снов аборигены
их в иную вдалбливают плоскость.
Молния – застёжка неба – выход
ищет. Прыть её свои границы
переходит между вдох и выдох
аббревиатуры, с Богом, ИНЦИ.
К вопросу о занятости
Ведь знаю, что занят. Но чем – не дано.
А кем и подавно. Ни к чёрту вино
динАмит. В довесок из первых вина
болтанкой словесной изводит сполна.
Пора бы за дело. Какое – пора,
когда между телом и делом дыра
чернее сверхплотной. Не вздумай рукой.
Вестимо полотна от жизни такой
темнят и цикады дают стрекача.
И дышит на ладан немая свеча,
И страсти по Виту хип-хопа вокруг
меняют орбиту. И мечут икру
наяды к утрате – love story деталь.
О музыке кстати – пылится рояль.
Свободен и прочих забав инструмент.
Циклопа короче на глаз абстинент
в накладе по свету, реликту тепла,
по Фрейду по Фету, Дали и ГалА .
Такая пегасова вылетка масть –
зуб на зуб с запасом не в силах попасть
под взляды угрюмые преданных дев,
чей юмор как Юм познаётся в беде.
Уехать бы завтра к монахам в Афон.
Но, где там, я занят как твой телефон.
феста девы марии с чётками в гудье
перебирает созвездий чётки чья-то рука
дева мария горят как щёки свечи икар
воск проливает роняя крылья в громы петард
феста грядёт по тебе мария ровно бастард
пламя оркестров гирлянды сговор хора с толпой
феста рыдает и рвёт как ровер на перепой
страсти земные вдогонку горним кружат помост
сердце из пяток уходит в корни терний и звёзд
стянуты кровообратной сетью скрытые днём
дух распаляют рискуя смертью игры с огнём
танец последний подобный схиме ладан хвои
в небе твоё повторяют имя чётки твои
Yеllow submarine
Жёлтыми были одежды и лица,
флаги и шпили, плодов ягодицы,
стебли и травы, обличия зданий,
темы и нравы столичных изданий,
кроны деревьев и сточные воды,
росчерки перьев в анналах, исходы
бури в пустыне и в каждом стакане,
стены гардины, разводы на ткани,
клочья соломы, цветов медоносы,
боди-салоны, настырные осы,
петли на тыне, паслёны, баклуши,
спелые дыни, последние груши,
едкие блики в осипших болотах,
редкие лики на старых полотнах,
таксомоторы, дорожные знаки,
склеры и споры, усохшие злаки,
сырный обмылок на случай прорухи,
ламы затылок, восточные духи,
осени парус, желтушный оттенок,
бисер, стеклярус, безумных застенок,
прежнего франта жилетная пара,
брага и фанта, желток самовара,
тыквы, тычинки, медовые соты,
старые снимки, журналы, блокноты,
признаки расы, удушья, озноба,
митры и рясы, яичная сдоба,
фишки, афиши, пасхальное миро,
бреши и ниши, палитра полмира,
солнца ушаты – прямая наводка.
С шестидесятых желтеет подлодка!
* * *
...подавно хвататься за сердце когда его нет
и рок на костях баснословить давно перемытых
за ужином тайным не менее тайный обет
даётся с трудом о душевных и проческих мытах
а утром другой за другим обретая окрас
событий пугаешься вдруг рядовых аллегорий
когда за окном гастарбайтер от мусора враз
газон остриём выручает как пеший егорий...
* * *
Тактичней собеседника окрест,
чем «ходики» со временем не встретишь,
ещё – немного сбивчивая ветошь
с деревьев опроставшихся вобрез.
Особенно, когда твой дом врасплох
застукан одиночеством застолий
и скатертных потёков винных схолий
под лясы кровоточных выпивох.
* * *
ни свет не мешает ни шум
ни тряска в пути от падучей
звезды ни единственный случай
действительно взяться за ум
не след домогаться проблем
глобальных и мелочных даже
дослушайся что тебе скажет
сверчок не последний улем
продвинься на шаг и на миг
в его повсенощное бденье
великое без нетерпенья
за гранью вербальных вериг
* * *
Не потому ли смертен, что прощён.
А вечен, как огонь, по недосмотру
того, кто зажигает. Что ещё
желать, когда житьё идёт на отрубь.
Когда распоряжаешься собой
не больше, чем тобою распорядок
весенне-полевых наперебой
работ среди теплиц, куртин и грядок.
© Юрий Перфильев, 2005–2011.
© 45-я параллель, 2011.