Утро
ласточки взмыли выше,
звоном взрезая свод.
отрок на землю вышел
из розоватых вод.
веки его невинны,
узки его ступни.
яростный день нагрянет.
ночь глухая накроет.
веки его мгновенны:
время, повремени!
Косая занавесь тумана
переливался и сиял солёный воздух океана.
лица коснулась кисея – косая занавесь тумана.
и закружилась голова, и ветер выдохнул осенний
такие нежные слова, что их убьёт произнесенье –
и будет будней череда,
и будет утро и заботы,
и будет мёртвая вода...
ты плачешь? –
что ты, что ты, что ты...
Горизонт завален
среднего класса средняя жизнь пристойна
дай бог, не вызовет у истории интереса
из отпусков пёстрые снимки везёте в стойло
на них деревья, за ними не видно леса
вы непричастны, просто кругом лихие
вы домолчались, вот и пришли за вами
но проморгают лучший снимок в архиве:
одинокое дерево и горизонт завален
Душа
Так храм оставленный – всё храм...
М. Лермонтов
здесь не идут богослуженья:
здесь сны идут,
и фресок смазаны движенья,
и сдвиг минут –
ушедшего приметы быта
и бытия,
и всё разомкнуто, раскрыто,
как жизнь моя.
сюда, бывало, люди, люди
текли, текли
и разносили весть о чуде
путём земли.
а ныне, ныне длится, длится
иная быль:
зимою снег лежит в глазницах,
а летом пыль.
а где же люди ныне, ныне,
в чём ищут суть?
они оставили святыни
и держат путь
по буреломам, по оврагам,
покрытым тьмой...
(ты не устал читать зигзагом,
читатель мой?)
зимою снег лежит в глазницах,
а летом пыль.
душа моя, мне только снится
иная быль:
душица, мята, люди, птицы,
колокола...
душа моя, мне только снится,
что я – была!
здесь не идут богослуженья:
века идут,
и фресок смазаны движенья,
и сдвиг минут.
и на разомкнутых орбитах
звенеть звезда́м.
и небо в куполе пробито.
и аз воздам.
Varisco Serafino
…не из нашего столетья.
А. Ахматова
Тот городок был новым для меня.
Я в нём нашла местечко потайное
У самой кромки озера. К нему
Спускаются заросшие ступеньки,
И дальше только озеро и я
Да чайки, накричавшиеся за день
И странно смирные.
Сюда живые звёзды наблюдать
Без неживого городского света
Ходила три бессонницы подряд,
Едва во тьме ступеньки различая.
Потом три дня шёл колыбельный ливень,
А, может быть, три месяца – не помню,
Всегда с трудом я понимала время.
Нет, не всегда:
В одной из прошлых жизней
Был календарь расписан по часам,
И время подчинялось этой сетке
И было исключительно квадратным.
Как хорошо, что это позади,
И время может течь совсем свободно
Или не течь вообще.
И вот спустя три дня или три года
Пришла я снова к узеньким ступеням –
И ничего не узнаю: туда ли
Попала я? Откуда этот свет
Торжественный? Неужто и сюда
Проникли фонари, и не осталось
На свете первозданных уголков?
Поблёскивали празднично ступеньки,
И, оступиться не боясь, я вниз
Почти бежала. Да, к воде, к воде! –
И – врезалась в серебряную стену,
И потеряла зрение на миг:
Луна!
Так вот какие полнолунья
Таит забытый богом городок!
Но что я говорю: «забытый богом»?
Не это ли – присутствие его?
И вот стою, лицом к лицу, как есть,
Благоговейно руки опустив,
Вся на свету, теряясь в этом свете,
На этом свете иль уже на том,
И строки не из нашего столетья
Текут через меня. Двадцатый век
Пришёл не сразу по календарю:
Ждал девятьсот четырнадцатый год.
А эти строки явно довоенны,
Но знают всё о Первой, о Второй.
И в самом малом здешнем городке
Вы обелиск найдёте с именами
Всех жителей погибших, и пропавших,
И умерших впоследствии от ран.
Однажды возле маленькой часовни
В горах на одинокую табличку
Наткнулась я. Всего пять слов:
SOLDATO
VARISCO SERAFINO
ПРОПАЛ В РОССИИ.
И ни лица, ни даты, ни намёка,
Кто и когда его увековечил
И почему на этой высоте.
Возможно, это был отец семейства,
И правнуки его живут на свете
И даже как-то съездили в Москву:
Вот фоточки на фоне Фьораванти,
Восторг в глазах, ушанки на морозе –
Как экзотична русская зима!
Возможно, это юноша безусый,
Единственный у матери, и та
Пережила его на сорок лет: подолгу
Живут здесь люди. Сорок лет ждала,
И даже больше, сорок и четыре,
Пока железный занавес не рухнул,
Но и за ним его не оказалось.
Как экзотична русская зима.
И вот стою, и все эпохи сразу
Текут через меня. Наверно, здесь
Портал для всех, кто памяти взыскует,
И в этой полнолунной тишине
Я чувствую присутствие в природе
Всех, кто до срока растворился в ней.
Об этом ли я думала, когда
Отправилась предсонно прогуляться?
Но с обелиском маленькая пьяцца,
И чёрная зеркальная вода,
И белая огромная луна
Меня вберут, со мною растворятся –
И не начнётся новая война.
Бетховен
Вы прикажете слугам не впускать Бетховена
заблокируете его в мессенджерах и соцсетях
одни воюют другие майнят биткоины
третьи интригуют и путаются в путях
четвёртые смесь предыдущих двух не попадают в вену
истерическая правда вступает в свои права
по невзорванному мосту французская армия входит в Вену
я смотрю с него на Дунай у меня кружится голова
Вы прикажете себе уехать уехать себя ломая
но сохраните пи́сьма наложив седьмую печать
я стою на мосту осень страшная и немая
«Вы спрашиваете как живу я предпочёл бы не отвечать»
рядом Наполеон взрывает крепостные стены
страх не добить лежачего низость и низачот
и под мостом голубая кровь из Вены
течёт течёт
лучше блэкаут чем шепоток и сплетни
чёрный квадрат в себе заключает всё
снявши голову хорошо смеётся последний
над временем вравшим нам что всё унесёт
Ваши письма найдут через полтора века
переведут издадут я читаю их спустя два
жаль до меня сказали: от всего человека
нам остаётся часть речи у меня кружится голова
что ощущали Вы живьём обрубая
самоё себя беда здесь или вина
всё течёт течёт по Вене кровь голубая
и Вы живы пока вливается Вам она
разрушение опустошение барабаны и мародёры
город земля душа в огне в огне
значит в самом себе он будет искать опору
и найдёт заодно давая её и мне
я стою вцепившись в перила и в гулком громе
различать начинаю издалека едва
«только звуками – ах не слишком ли я нескромен
думая что звуки мне послушнее чем слова»
только звуками из бесформенной тьмы наощупь
и пускай он не слышит ни стереоканонад
ни тишины но так вернее и проще
потому что музыка – над
_________
По письмам Бетховена времён войны с Наполеоном.
В основном из переписки с Жозефиной Дейм,
найденной в 1950-х; прямые цитаты в кавычках;
ряд слов почерпнут из других писем (про разрушение,
опустошение и барабаны; про опору в себе...)
Сангина*
Достать чернил и плакать.
Борис Пастернак
1.
Что же, теперь мне знаком
Взгляд предающего брата.
Чтобы писать о таком,
Прежних чернил маловато.
Не заржавеет за мной:
Жгу (и глаза всё суровей)
Охру с сиенской землёй
Цвета запёкшейся крови.**
2.
Нет, не чернилами – сангиной,
сестрою крови и огня,
писать и слышать: «не солги нам»
от изучающих меня.
Писать – собой. А что в итоге?
Удар, урок, урон, укор?..
...Но на меня глядели боги
глубокими глазами гор.
_______
* От латинского. sanguis – il sangue (фр.) / le sang (ит.) / кровь
** Так получали сангину в прошлом.
Фигура умолчанья
Война – это мир.
Оруэлл
Когда забыть велит закон
значенья слов
и снов сохранность,
когда запретный рубикон
велят воспринимать как данность,
когда вонзённому в зенит
нельзя
ни стона,
ни мычанья –
то воздух зыблется, звенит
вокруг фигуры умолчанья.
© Юлия Пикалова, 2023.
© 45-я параллель, 2023.