Владимир Тарковский

Владимир Тарковский

Все стихи Владимира Тарковского

* * *

 

В век видимой любви, хотя бы

Закрой свои глаза, сомкни колени,

Сбрось локоны волос на детское лицо,

Зажги свечу взамен настольной лампы

И просто слушай, как скрипят ступени,

Неважно кто придёт, он будет мудрецом.

 

Время Отцовское

 

Форма для языка и все мысли в глине,

Каждая буква в кубе.

Родная, ты станешь грустить о сыне,

Если он у нас будет?

 

Круг гончарный крутить, да печь нагревать,

В кубе каждая точка.

Скажи мне, станешь ли ты горевать,

Если у нас будет дочка?

 

И все, все, все они разом,

Разом уйдут в грозу,

Станешь ли в нашу китайскую вазу,

В ночь собирать слезу?

 

Ты посмотри, посмотри, не бойся,

Видишь мои шесть крыл?

Вырви их, выдерни, нет от них пользы,

Воздух меня сгубил.

 

Станешь ли верить, ежели больше,

Я с высоты небес

Не усмотрю их в дремучей роще,

Не облечу весь лес?

 

Что же нам делать? Как мы поступим? –

Глина совсем суха.

Нет у нас даже водицы в ступе,

Ступа и та плоха.

 

Выпей вина, скушай немного

Хлеба, что чуть подсох.

Нужно лишь самую малость Бога,

Чтоб расплодился Бог.

 

А помнишь, как МЫ от Него бежали? –

Тоже была гроза.

Время Отцовское – время печали…

Не отводи глаза.

 

 

Декорации сломаны

 

Убили двух бомжей, все яблони в цвету,

Май скоро кончится, окурок на окурке

В разбитой пепельнице. Шрамы не сойдут,

Растёт нагар у времени в мензурке,

 

И что-то ядовитое кипит

Сиреневым ли, ландышевым цветом,

И кошка, притворяется, что спит,

Пуская птиц клевать себя при этом.

 

Какой ты, Боже, занавес спустил:

Колготки в сеточку, коротенькие шорты,

Ковёр из трав, зелёный профнастил,

Смешливый взгляд, актёрский спазм аорты,

 

Прозрачный воздух… как Ты это всё

Назначил своевременно и к месту –

Вся влага глаз – один сухой расчёт,

О, как же лестно! Право, как же лестно!:

 

Вот первый гром, влюблённые стоят

Под козырьком подъезда, так прижавшись

Друг к другу, будто этот звукоряд

Стал жизненно им в этот вечер важен.

 

Я заплачу, я всё отдам за них,

Но не раскрой им временного фарса –

Распни других, Крылатых отзови,

Позволь им кончиться, но не расстаться.

 

Огромный, страшный, будто я – есть мир,

Сижу, курю, большим и безымянным

Диск солнца уходящего схватил…

Тебе не больно, Боже? Как же явно

 

Здесь этот трупный запах ощутим,

На амальгаме не лицо, а калька,

На переезде сломаны пути,

Болеет дерево в плену асфальта.

 

О да! О да! Они уже в бреду,

В садах, где дички налиты ранетом…

Я тоже, щас, оденусь и иду.

Софиты! Свет! Да чёрт бы с этим светом.

 

Завершение речи

 

1

Не трогай пустоту за рукава,

Не заходи чуть глубже, чем по пояс,

Послушай страх – оно того не стоит,

Бог очень долго всех нас покрывал.

 

Иди, люби, иди, сойди с обрыва,

Любить не пошло, падать не грешно…

Что, не влюбился? В пропасть не сошёл?

А зря, а зря, смотри каким курсивом

 

Пошла прожилка к шее от виска,

Прозрачен стал ко лбу прилипший волос,

В такие игры не играет космос,

Он просто ждёт, он знает что близка

 

Немая участь всех твоих наречий…

Поворотись – там всё подметено

Невидимой рукой, а сквозь окно

Кровоточащий проникает вечер.

 

У лимфы нет ни шанса, пустота

Пожрёт весь дом, весь мир и много боле,

И если ты не спрячешься, доколе

Наступит ночь – Его не снять с креста.

 

2

Так много слов, но так оно не будет,

Молитва литру – чёрная дыра,

Ночь пронеслась, а где она была

Тебе неясно, потому как люди

 

Её вдыхали, спящие и не,

Она вся в них, смотри какие лица –

Остервенели воры и блудницы,

Убийцы речи, ставшие вдвойне

 

Сильней теперь, в твои стучатся двери.

О нет! О нет! Не примыкай к глазку!

Та жилка, что прилеплена к виску

У них отсутствует, они как будто звери

 

За звукоряд цепляют звукоряд.

Ты продал всё, что как то изъяснимо,

У самого уже пошла курсивом

Не жилка, а подкожная змея.

 

Теперь пиши отказ о том, что слово

Тебе даровано, о том, что сам язык

Стал чужд и немощен, затем как он привык

Перебивать катреном Богослова.

 

3

Названья нет ни небу, ни земле,

Ни мошкам крохотным роящимся над телом,

Ни телу в частности, ни телу в целом,

Здесь без названий видится вполне

 

Всё целостным: один немой поклон,

Второй немой поклон, два быстрых взгляда

И разошлись, какая же отрада

Не зная слов пройти на свой балкон,

 

Стоять курить в неведомой тоске,

Отбросив все вопросы мирозданья,

И в сотый раз, зачем, не понимая,

Ненужное пульсирует в виске.

 


Поэтическая викторина

Когда красота заставляет плакать

 

Или ночь, или день, да неважно что –

Идёшь в авангарде, вступаешь в драку,

Кровью забрызгиваешь пальто,

Когда красота заставляет плакать.

 

Когда стая кондоров рвёт наверх,

Клювы сцепляя в последней схватке,

Мажешь когтями по воздуху, сверх-

звуковую набравши. Пусть по повадкам

 

твоим уже всем ясно всё давно,

Порезы под глазом, как слёзы солнца…

Там, на земле не решить свинцом,

Там только грех, только мрак исконный.

 

Лучше уж в небе сдавать войну,

Селезнем битым позорно крякать,

За оперённую ту одну,

Когда красота заставляет плакать.

 

Битым крылом пробивая путь,

Раненой лапкой всё чаще дёргать –

Всё теперь тщетно, и всё не суть,

Если в глазах ледяная корка.

 

Ты для неё не подбитый птах,

Только комок из пера и грязи,

Время проходит, уходит страх,

И, как в чернушном, больном рассказе

 

Труп поднимается, труп идёт,

Месит весеннюю грязь и слякоть,

Медленно, но всё равно вперёд,

Когда красота заставляет плакать.

 

* * *

 

Мы дожили свой воздух, допиваем последний,

Не пользуясь даже трубочками коктейльными,

Боясь растянуть эту марь на глоток, на пол-

Глотка, а глаза при этом буравят пол.

 

Мир отёк от уродства, оставшись висеть мешками

Под глазами, со всеми его чёртиками/божками.

С молитвами и проклятиями, с «люблю – не люблю»,

С «посмотри на закат», «подивись вон на ту зарю».

 

Но вагонетки по-прежнему всё грохочут,

Шахтёры на глубине не знают, они хохочут –

Там взрыв, и вместо метана вдруг – веселящий газ…

Господи, не скажи им, Боже, помилуй нас.

 

Нас полюбят

 

Перегиб, перелом, перефраз,

Загоняют нас в глыбы-массивы,

И так любят, что слёзы из глаз

Быстро-быстро слетают курсивом.

 

И так любят – уже никогда,

Никогда уже страшно не будет,

Дальше звёзды, как с гуся вода,

Дальше можно совсем без прелюдий.

 

Выжигает нам нежность нутро,

И кипит кислотой муравьиной –

Как светло, как светло, как светло! –

Даже Бога немножечко видно.

 

Выше только гигантские губы,

(розоватый изогнутый свод)

Так за линзой космической лупы

Улыбнётся мальчишеский рот.

 

Обоюдные сны

 

Пока ты спишь, надежда есть ещё,

Пока ты тихо-тихо, сладко дышишь,

Но если пробужденье брать в расчёт –

Здесь ты меня намеренно не слышишь.

 

Ты на спине, я вижу грудь твою,

Закрыты веки, губы чуть поджаты…

Чу! Слышишь? Слышишь? – ангелы поют,

И вогнан в краску пионервожатый.

 

Я – это он (не помню, год какой),

Прокравшись в комнату, не смею шевелиться,

И что-то сделать хочется рукой,

И в животе игристое искрится.

 

Надежда есть, ещё не прозвучал

Подъёма горн, ещё едва светает…

Будь проклят тот, кто волю дал лучам,

Ведь с каждым новым воля тихо тает.

……………………………

 

Похмельный сон мой, тяжело встаю,

Пройду на кухню, год две тыщи новый,

И горько-горько, медленно курю.

Чердачный выступ, дождь стучит по кровле,

 

Садится голубь, в клюве пустота,

Нет ветви в клюве – значит, ты проснулась,

Не знаю где, но точно навсегда.

Очнулась, испугалась, завернулась

 

Во влажную от пота простыню,

Приснился старый пионервожатый…

Как мне сказать здесь: «я тебя люблю»,

Когда колени плотно-плотно сжаты.

 

И как сказать: «ложись, поспи ещё»,

Когда такое солнце безобразит,

И молодой, румян, розовощёк,

Ждёт пионер у пирса на Кавказе.

 

Орлы увидят дым

 

Когда пройдёт весь дым, орлы увидят свет –

Без пафоса сказал, нас так учили в детстве,

Но снежное перо спустилось, как ответ:

Здесь минус тридцать шесть, мне двадцать восемь, если

 

Разрежет выдох зим застекленевший луч,

И новые птенцы не станут опереньем,

Волью весь антифриз в себя, и полечу,

Скорей всего, что вниз, скорей всего, что с теми,

 

Кто щедр, хотя и зол, кто пил без оговорок,

Кто пьяный свой базар, глотнув, не фильтровал,

Кто за оклад не свёл своих татуировок,

Спиной ловил рассвет, а спать шёл на вокзал.

 

О, это о любви стихи, моя родная!

О страсти без ночей, о пыле без утех!

О том, что мотыльки не только так сгорают,

Как бы в красивом и, как бы вообще, – в стихе.

 

О том, что и душа уместней всех уместных

Рассказанных тут слов, аллюзий пошлых без,

О том, что Бог всегда гораздо интересней,

Чем сто катренов про сочащийся порез,

 

Про унисон сердец, про рай в сырой палатке,

Про вечные круги от камня на воде,

Про ангела, крылом смахнувшего осадки

Вечерним летним днём, как знак тебе и мне.

 

Когда пройдёт весь дым, орлы увидят свет –

Без пафоса сказал, но лгу неотвратимо…

«Кем быть хотел, не стал…» – писал я в десять лет,

Откуда этот страх? – Так из лесу, вестимо.

 

Когда пройдёт весь свет, орлы увидят ДЫМ,

Гортанный хрип сойдёт с правдивых, гнутых клювов.

О, это вещий сон! Очнись мой блудный сын!

Корабль наш над землёй,

                                     качается каюта.

 

 

Саженцы

 

Весна, и в это воскресенье ты покупаешь тапки новые

Тому, кому уже неведомо, но факт, что износились старые,

А я того, чего неведомо, купил, и вот бреду до дому я,

От прозаически-древесного, до поэтически-кустарного.

 

Путь хоть тернист, но очень короток, жаль, колет пятки розоватые,

И как бы вашими молитвами, и как бы сам ладони греючи,

И вспоминаю, как мы давеча под утро спутались халатами,

Точней, значенье перепутали ночной и злободневной речи.

 

Весна, и в это воскресенье ты понимаешь, что пора уже

Твои не вымерзшие саженцы в ещё промёрзший чёрный грунт

Вонзать на этот год решительней, неколебимо и отлажено –

Голодный март – коты бродячие опять за всходами придут.

 

Учитель Розбах

 

Мы так медленно поспали,

Что проспали до Суда.

Ангел дня из белой стали,

Весь текучий как вода

 

Поднесёт нам крынку с мёдом:

Разговейтесь, пацаны,

Больше нет у вас народа,

Нет ни флага, ни страны.

 

Мы так медленно поспали,

Что проснулись за бугром,

Где такие, как мы сами,

Горький воздух ловят ртом,

 

И полынный этот воздух

Вроде как необходим,

Был у нас учитель Розбах,

Здесь и встретились мы с ним.

 

Он с большою головою,

Он с линейкою в руке,

Он, похожий на секвойю,

Виден даже вдалеке.

 

Говорил, что спать полезно,

И проспал весь праздник сам,

По его стекает бездна

Стекленеющим усам.

 

Сам он – выпускник истфака,

Знал все даты и чины,

Говорил, что нет ни флага

Ни народа, ни страны,

 

Есть лишь долгий-долгий отдых,

Выжил тот, кто отдохнул.

Подыхал учитель Розбах

В коммуналке, на полу.

 

Человек с котом

 

Не на этом свете, не на том,

Где-то междометий снежных между,

Человек беседует с котом,

Как бы без намёка на надежду.

 

Просто так: вот, мол, ушла жена,

Выпить нечего, последние окурки…

Морда у кота искажена,

Он всё знает, но не может муркнуть.

 

Ему так не нравится нытьё,

Кот давно забыл, как это сладко:

Дом натоплен, пусто, и бельё

На постели свежее, без складок,

 

Как приятно кошку зазывать,

Когда кошка за чужим забором…

Они оба стали забывать,

Человек и кот, а значит оба

 

Быстро старятся – так год идёт за три,

Для обоих срок огромен этот,

Когда каждый миг внутри сидит

Память, именуемая летом.

 

Не на этом свете, не на том,

Где-то между, так или иначе

Человек беседует с котом,

Только ЭТО что-нибудь да значит.