Владимир
Пожаренко

* * *

Где ты, счастье? – лечу на такси,

руку в окошко высунув.

Где оно, у кого спросить,

кому свои мысли высказать?

Растопыриваю пальцы щупальцами,

что-то в них упругое прыгает.

Ощущаю, и даже прощупываю,

а схватить не могу пригоршней.

1962

* * *

Далёкая, далёкая, как шёпот,

волнующая, точно шорох,

шумная, как трамвай,

и нежная, как трава.

Но самый твой главный признак –

призрак.

Не в силах я тебя переиначить –

может, что и надо, подскажи…

Не знаю, только сам я тоже начал

призраком жить.

Вокруг нас люди плачут и смеются,

заняты делами-приисками,

и среди них друг к другу бьются –

призраки.

1962

* * *

Дни как дни – им некуда деваться.

Небу, солнцу жить дано века.

Человек рождён, чтоб расставаться,

жизнь его длинна и коротка.

Он, живя, уже гниёт в могиле,

будучи в могиле, он живёт…

Скрыта, скрыта человечья сила,

как вода, ушедшая под лёд.

1962

* * *

Иду по городу. Ветрено.

Дома расхвастались окнами.

Глотает снежинки уверенно

Фонарь одноокий.

Ветер с кепкою цацкается –

Мол, у влюблённого скину.

А я лишь ботинками цокаю,

Гордо выпрямив спину.

Небо кто-то заштукатурил,

Деревья от мороза лопаются.

Вокруг девчата миниатюрные

В вечернюю школу торопятся.

А я счастливый, как в праздник,

Ведь ждёт она – разве не радость?

У каждого – дело разное,

Спешат – значит, очень надо

1961

* * *

Как ребёнок любит шалости,

так я – перемену мест.

Увожу я с собою жалости

позабытых невест.

Пусть жалеют: им это дадено –

мягкость сердца и мягкость души.

Ну а мне всё на свете сгладит

неуютность глуши.

Когда хорошо мне – я еду.

Плохо – то остаюсь.

Всегда в неизвестность следуя,

неизвестности я боюсь.

Далеко я не лыком шитый,

и меня донимает грусть.

Живя в одном общежитье,

без конца о другом томлюсь.

На вокзале, в года лихие,

сидя сплю (никому не в пример),

с вдохновеньем читаю стихи я,

когда будит милиционер.

Почему неуживчивость эта? –

Кое-кто говорит мне: «Летун».

Может, в этом и сила поэта,

может, в этом они растут.

Как же так – молодой и здоровый,

мне ли рыться в земле кротом?

Приезжаю – девчата новые

угощают меня молоком.

Я со всеми, как старый знакомый,

мне спецовку везде выдают.

Там свинарник я строил, там домны,

здесь вот песни мои поют.

Не могу я себя насиловать,

ни кривляться и ни позировать.

Я всегда в своей жизни и в песнях

остаюсь современности вестником.

1962

Осеннее

Лето будто бы в воду кануло.

На душе, как и в городе, пасмурно.

Из цветов – красноликие канны,

да и то с непрописанным паспортом.

Как у меня устала голова…

Ступаю молча в неизвестность,

а на плече, раскинув рукава,

болтается мой плащ, чихая на окрестность.

Ему-то что? – вещичка неживая,

ему хоть смейся, плачь или пляши.

В сторонке в мяч, как в первых числах мая,

играют непоседы-малыши.

Но что такое? Разбежались дети.

Ах, вот и мне течёт за воротник…

Осенний дождь, не то что дождик летний,

во всём он может разуверить вмиг.

Вот клён своей худющей веткой

взмахнул и жалобно заплакал малолеткой.

Ползёт лишь мяч, забытый пацанвой.

И даже я, к футболу раньше жадный,

тихонько обошёл сегодня стороной –

его мне почему-то стало жалко.

Наверно, с ним мы оба по сезону:

о нём забыли, от меня ушла…

Погода – дрянь. Всё сумрачно и сонно.

Вновь туча на работу налегла.

1961

Свадьба

Мои одногодки женятся.

Девчата на редкость женственны.

Ребята – отцы, и только.

Лишь я в одиночку за столиком.

Один я, как хвост у коровы.

Свадьбы – пора величественная.

Вот шепчет товарищ мне: «Вова,

хотя бы привёл для приличия…»

А где же найду я рыжую,

таёжную рыжую лыжницу.

Искал – и нигде в переулочке

своей я не встретил снегурочки.

«Горько» растёт и высится,

и мне аж до боли горько.

Уйти, на диване выспаться,

но нет – приглашают на польку.

Мне нелегко танцуется.

Жарко. Хочу мороженого.

Молодожены открыто целуются,

им так сегодня положено.

Невесте желают парни –

роди космонавта, и только.

Все парами, парами, парами,

лишь я в одиночку за столиком.

Один я, как хвост у коровы.

Ах, свадьбы, пора величественная.

Тот шёпот мне слышится снова…

Но я не хочу для приличия.

1961

* * *

Сладок снег, если он у неё на губах,

сладок снег, если ею пропах.

Пьёшь его, словно счастье и жизнь.

Снег, сильнее, сильней надо мною кружись.

Дни летят без каникул.

С ними мчится и век.

Мне бы в старость приникнуть

к тем губам. Пить тот снег.

1962

* * *

У каждого есть свой поиск.

У каждого есть свой поезд.

Кто прямо идёт и уверенно,

а многих, хоть ненамеренно,

на путь наставляет истинный

какой-нибудь шустрый стрелочник.

Но есть ли такая истина,

чтоб её поднесли на тарелочке?

Сам ищу, где моё замыкание, –

пусть за это нисколько не платят.

Я за тех, у кого штаны от исканий,

как осеннее небо, в заплатах.

1962

Я о маме своей не писал

Я о маме своей не писал.

О других – написали другие.

Вот я вырос и дом променял

на колючие ветры сухие.

Мама, ты не горюй, не кляни,

пусть соседи судачат и ноют,

я с тобою, мой голос звенит

в проводах телеграфных весною.

Мама, у телевизора сядь.

Там покажут ребят, мне подобных.

Ты руками экранчик погладь,

нас погладь, мускулистых и потных.

С мастерками, с кирками, с лопатами,

кто рождён до войны, кто – в войну.

Вузы наши – в палатках горбатых.

Нас, уставших, так клонит ко сну.

И тогда вспоминаются мамы.

Мы, наверно, любили вас мало.

Всё хотелось быстрее взрослеть.

Всё хотелось куда-то лететь.

Снятся мне и ребятам подобным

домашние пончики сдобные,

материнская снится забота.

Это сон. А живём мы работой.

В наше время кирки и ракет

всё равно нам, где верх, а где низ.

Знаем твёрдо: за двадцать лет

не построим себе коммунизм.

Я о маме своей не писал.

Первый раз я попробовал вкратце.

Мне один мой товарищ сказал,

что одни у нас матери, братцы.

1961

* * *

Я устал и замёрз, как в проруби,

ко дну тянет промокшая куртка.

Помню, в первый раз я попробовал

в жизнь отправиться с Курского…

Неужели уже я брошенный,

неужели я луг искошенный,

неужели скрипят колёса,

неужели истёрлись вёсла?

Ничего, голове вокзальной

далеко до смертельной точки, –

и в тетрадках моих засаленных

прорастут ещё нужные строчки.

1962