Владимир Макаренков

Владимир Макаренков

Владимир МакаренковРодился в 1960 году в Смоленске. В 1983-м окончил Смоленский филиал Московского энергетического института по специальности «Инженер-конструктор-технолог ЭВА». Служил в СА СССР в Туркестанском военном округе на острове Огурчинский в Каспийском море. Работал в смоленском НИИ «Техноприбор», на заводе «Кентавр». С 1994 года – сотрудник уголовно-исполнительной системы России, начальник пресс-службы УФСИН России по Смоленской области, подполковник внутренней службы. Участник Всероссийского семинара писателей СА и ВМФ 1989 года.

Член Союза российских писателей с 1998 года, поэт. Автор трёх поэтических сборников: «Беседка» (1992), «На полотне небес» (1997), «Земли касается душа» (2006). Стихи печатались в журналах «Студенческий меридиан», «Русская провинция», «Москва», «Советский воин», «Пограничник», «Преступление и наказание» и других, в еженедельнике «Литературная Россия», в коллективных сборниках и антологиях, в том числе – «Ислочь» (Молодая гвардия, 1989), «Смоленская лира 20 века», «Годовые кольца», областной и армейской периодической печати. Подготовлена к изданию поэма «Таборная гора», которую планируется выпустить в издательстве «Смоленская городская типография» в конце 2007 года.

С 2004 года – председатель Смоленского отделения Союза российских писателей. Член комиссии по присуждению Всероссийской премии имени А.Т. Твардовского.

 

Вдохновенная книга

В сборнике Владимира Макаренкова «Земли касается душа» есть стихо­творение, которое начинается афоризмом:

 

Всё, что поэтично,

В жизни – единично.

 

Мысль неожиданная, глубоко верная и весьма обязывающая. Выходит, все повто­рения, перепевы, пересказы, подражания в стихах – это не поэзия. Сразу отсекается вся бесконечная графомания, часто полугра­мотная и агрессивная.

Но как же быть с вечными темами, кото­рыми живет мировая поэзия на протяжении тысячелетий? Здесь на первом месте лю­бовь. Дальше – идиллия, верность родному дому, семье, природе, труду. В противопо­ложность этому странствия, чужие земли, чужие нравы тоже становятся предметом поэзии со времён «Одиссеи». Углубление в себя, в свои отношения с Богом, с миром, с другими людьми, близкими и далёкими, с самим собой. Наконец, вечная тема поэзии –

поэзия.

Как же это совместить? Предметы поэзии единичны – и к ним обращаются все новые и новые поколения поэтов? А есть поэты, ко­торые настоятельно работают главным об­разом на чужом материале. И среди таких поэтов встречаем классиков нашей литера­туры: Крылова, Жуковского. «У меня почти всё или чужое, или по поводу чужого, и всё, однако, моё», – сказал Жуковский.

Этот вопрос ставит перед нами и книга Макаренкова, вобравшая в себя лучшее, написанное им за последние годы. Его темы как раз традиционны – а сти­хи поэтичны.

Потому что в поэзии вопрос «как?» важ­нее вопроса «что?». Это мысль ещё одного классика – Тургенева. Поэт умеет в хорошо известном, многократно описанном увидеть новое, ранее никем не виданное. Привычное остраннить. Сделать его непривычным, странным.

О любви можно написать так:

 

Я помню чудное мгновенье:

Передо мной явилась ты,

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты.

 

Это Пушкин. И так:

 

Как будто бы железом,

Обмокнутым в сурьму,

Тебя вели нарезом

По сердцу моему.

 

Это Пастернак. И так:

 

В доме тихо, в доме пусто,

Грусть в узорах на ковре.

Без тебя всегда мне грустно,

Как собаке в конуре.

Ты жена мне, не невеста,

Но годам всем вопреки,

Как ударит дверь подъезда,

Я уж слушаю шаги.

И готов я встать на лапки,

И в глазах ищу вопрос,

И несу поспешно тапки,

Как послушный верный пёс.

 

А это – Макаренков. О самой традиционной теме мировой поэзии он сумел сказать по-своему искренне, убедительно, с юмором.

Подобные параллели можно было бы привести и в других темах. Покажем своеобразие поэта в надежде, что читатель сам увлечется и задумается над книгой Мака­ренкова.

Стихотворение начинается строкой:

 

Мой сослуживец побывал в Чечне…

 

А кончается так:

 

А мы ведем пустяшный разговор,

Из темы в тему входим без прелюдий.

Неловко нам спросить его в упор,

Как выживают там и гибнут люди?

 

Вполне традиционная тема: писали о вой­не в Чечне и Пушкин, и Лермонтов, и Лев Толстой; а уж в последние двадцать лет пи­шут не переставая. А Макаренков нашёл свои собственные слова. Неловко расспра­шивать человека оттуда. За этим единствен­ным словом встаёт понимание того, что там невыразимо тяжело, что касаться этого здесь – почти кощунственно. Там люди вы­живают и гибнут – всего два слова обо­значают два полюса судьбы.

А вот наша повседневная жизнь. То, о чём говорит Макаренков, не единично, а повто­ряется на каждом шагу. К тому же оно та­кое привычное, что его перестаешь заме­чать. А стихотворение извлекает поэзию из гримасы быта:

 

Шёл, не думал ни о чём,

Выбирая путь.

Кто-то смог задеть плечом,

Кто-то – оттолкнуть.

Влез в наполненный трамвай.

Там мне сапоги

Отдавили невзначай

Чьи-то каблуки.

Сбили шапку на глаза.

Выпалили срам.

Земляки, за что, ведь зла

Я не сделал вам?!

 

 

Любовь к родной земле – тоже одна из вечных тем поэзии. Она бывает разной, эта любовь. Лев Толстой писал о стыдливом пат­риотизме, который не кичится, а сострада­ет. Размышляя о русском народе, Макарен­ков прямо говорит: Народ великий мой. И тут же выражает свою особенную любовь.

 

Нет-нет, не твой я милый!

Ты не моя Печаль.

Обиженных и сирых,

И спившихся мне жаль!

Не выслуживших чина,

Не покоривших даль...

О том моя кручина,

О том моя печаль.

 

Можно пафосно воспевать покорение космоса, богатые урожаи и сибирские стройки. А можно иначе. Стихотворение Ма­каренкова неподражаемое от первой до последней мысли, от первой до последней строчки. И вместе с тем в традициях вели­кой русской литературы «Размышлений у парадного подъезда» Некрасова, «Унижен­ных и оскорблённых» Достоевского, в традициях – Блока. Да-да, Блока. Потому что он был поэт не только Прекрасной Дамы и Незнакомки. Писал он и вовсе горькие стихи. Начало Первой мировой войны он встретил таким стихотворением:

 

Грешить бесстыдно, беспробудно,

Счёт потерять ночам и дням,

И с головой от хмеля трудной,

Пройти сторонкой в Божий храм.

Кладя в тарелку грошик медный,

Три, да ещё семь раз подряд

Поцеловать столетний, бедный

И зацелованный оклад.

А воротясь домой, обмерить

На тот же грош кого-нибудь,

И пса голодного от двери,

Икнув, ногою отпихнуть.

И на перины пуховые

В тяжелом завалиться сне...

Да, и такой, моя Россия,

Ты всех краев дороже мне.

 

Со стихотворением Макаренкова «Печаль всея Руси» чувствами и мыслью связано дру­гое стихотворение. Оно без названия.

 

Мама умерла в плохой больнице.

Так вернула Родина долги.

Пенсионный рай отцу не снится,

Тем живёт, что чинит сапоги.

Спросите меня, а где поддержка

Сына, что при деле, жив и цел?

Сам я нищ, я – пушечная пешка,

Горемыка русский офицер.

Я не знаю, что сказал бы Пушкин,

Но имею честь и не солгу:

Больно мне, что я родился русским!

Жить я без России не могу!

 

Конечно, автор знает, что сказал Пушкин. Потому-то его и вспоминает. Напомню слова великого классика и читателю. Когда его стес­няли, ставили в невыносимые условия, лишав­шие его возможности писать, Николай I и Бен­кендорф, Пушкин негодовал: «Чорт догадал меня родиться в России с душою и талан­том!» А в споре с Чаадаевым по поводу его «Философического письма» Пушкин утвер­ждал (они переписывались по-французски; привожу перевод): «Клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кро­ме истории наших предков, такой, какой нам Бог её дал».

В мыслях разумного человека господству­ет логическая последовательность. А чув­ства всегда противоречивы. Это закон. Поэт строит свои стихи на столкновении проти­воречий. Именно из них и возникает искус­ство слова.

В том числе искусство слова, которым владеет Владимир Макаренков.

Так же уверенно владеет он стихотвор­ной техникой. В метрике, ритмике, строфи­ке он продолжает классическую традицию. А вот рифму он ищет новую, неожиданную. Когда-то в русской поэзии рифма могла быть только точной. Отклонения были ред­ки. Постепенно поэты стали искать рифмы приблизительные, неточные, да ещё ориги­нальные – такие, каких до них не было. Вот этой современной техникой самой разно­образной рифмы, привлекающей и останавливающей внимание читателя, владеет Макаренков. Он рифмует углях – джунглях, всех – парсек, долго – долга. Здесь необхо­димо остановиться. В рифме стоят слова, почти точно совпадающие по звучанию и написанию. Но они принадлежат к разным частям речи: одно – наречие, другое - имя существительное:

 

Когда меня не станет на земле,

Хочу, чтоб не печалилась ты долго,

И память не терзала чувством долга,

Выискивая образ мой во мгле.

 

Вместе с уникальной рифмой запомина­ется и мысль поэта, соединяющая смерть и жизнь, жизнью преодолевающая смерть.

Так, как написана большая часть сти­хотворений этой книги, можно писать только в минуты вдохновения. Вдохно­венная книга.

 

Вадим Баевский,

заслуженный деятель науки РФ,

доктор филологических наук,

профессор Смоленского государственного университета

 

Первоисточник: «Рабочий путь», 29 августа 2006 года

Подборки стихотворений