* * *
Искал я мастера в одном глухом посёлке,
Что пишет изречения на шёлке,
Желал посыльных к вам заслать с цветами,
И в вашу честь сражаться на татами.
Но ничего из этого не вышло –
Бесценный шёлк в шкафу сточили мыши,
Посыльный заплутал в ночном квартале,
А на татами мне бока намяли.
………………....................................
Когда одним тщеславием мы живы,
Желаемое вряд ли достижимо…
………………....................................
Купил я домик на краю посёлка,
Ращу цветы, учусь писать по шёлку,
Завёл в дому кота, а на татами
Сложу любого, словно оригами.
31.12.14
* * *
Зорю бьют… из рук моих
Ветхий Данте выпадает…
Александр Пушкин
Сваи бьют в ночи далёкой,
Как играют караоке –
То ли кантри, то ли блюз,
Чуть фальшиво, ну и пусть.
Сваи бьют в ночи неблизкой,
Словно ломятся с распиской
По решению суда…
Да, как видно, не туда.
Сваи бьют в ночной долине,
Протыкая лёсс и глину,
Кости предков, тайники
И трипольские горшки.
Сваи бьют… из слабой длани
Пульт неслышно выпадает
И привидится во сне –
Бьют тараном по стене.
22.01.15
* * *
Вдруг вспомнил, как по малолетству
Я ездил в транспорте советском.
Шли годы, отслужил, женился,
А он совсем не изменился.
Тогда не знали на планете
Про факсы, блоги и соцсети,
И новости мы узнавали,
Трясясь в раздолбаном трамвае –
…что где дают…
…про планы НАТО…
…чтоб жить вам на одну зарплату!
…базар – вокзал…
…шило на мыло…
…в авоське ливерной полкила…
Но надо продышать умело
Глазок в окне заледенелом,
А там… огни… поля… предгорья,
Как в чёрно-белом мониторе.
17.01.15
* * *
Мы – одинокие волк и волчица,
Наше свиданье недолго продлится,
Долго таить ещё будут мой запах
След, уходящий на северо-запад,
Логово в пазухе грубого карста,
Кровь на изломах непрочного наста…
Долго лишать тебя будет покоя
Звук моего отдалённого воя.
18.04.14
* * *
Опять бессонница,
Гомер…
Бортов таможенные списки…
Но сгинули меж финских шхер
Суда любимцев олимпийских…
Вертелся государь волчком,
Дворцовая притихла свора,
Взирало царское очко
На вязь китайского фарфора.
Вот царедворец подаёт
Чубук персидского кальяна,
Притих в Империи народ,
Замолкли Вена и Лозанна…
Гоня коней во весь опор
Везёт фельдъегерь донесенье –
Державный близится запор
К логическому завершенью.
Уж все стволы заряжены,
В каре застыли гарнизоны,
И фитили подожжены,
И грянут грозно бастионы!
Европа ждёт, мой государь,
Невиданного облегченья…
«Аптека… улица… фонарь…»
Война… разруха… отреченье.
17.11.14
* * *
Сергею Ничипорюку
Мой давний друг, ослепший нумизмат,
Похожий на диканьковского чёрта,
Припёр свой недописанный трактат
И свод топографических расчётов.
Он поднял на меня погасший взгляд,
Похожий на стареющего джинна,
И тайну мне открыл про древний клад,
Что был сокрыт в эпоху Аладдина.
– Я слеп и мне закончить не дано
Мой дерзкий труд до рокового срока,
Что хочешь, делай с ним, уж всё равно, –
Сказал он обречённо мне, но строго…
Я знал его в иные времена,
Когда ещё не выцвели чернила,
Но вот погибла целая страна,
Которая его не заценила.
Ему внимали пэры и послы,
Он щедрым был, но делал то, что должно,
Знал перекрестья, курсы и узлы
Путей морских и железнодорожных.
Он знал состав целительных отрав,
Названья всех кореньев и соцветий,
Все тайны рун, орнаментов и глав
Писаний прошлого и будущих столетий.
На ощупь, бегло пальцами читал
На аверсах династии и даты,
И обобрал когда-то всех менял
На торжищах Дамаска и Багдада…
Он затесался в новых временах
В обличии нотр-дамовской химеры,
В прохожих и в собаках сея страх
Опасной искрой непогасшей веры.
В дыму и в славе, в битвах и в тщете,
Предметов, слов и дел ценитель тонкий…
«Он прожил век и умер в нищете», –
Напишут благодарные потомки.
24.10.14,
Ростов-на-Дону
* * *
Приняв по сто в борьбе с ангиной,
Стоят замёрзшие мужчины.
А между ними, но поменьше,
Укутанных увидим женщин.
Все смотрят пристально и зорко
Когда ж появится «пятёрка»,
А вслед за ней – «сороковой»,
И все на вход попрут гурьбой…
И тут привидится картина:
Стоят по берегам пингвины,
И, как надежду поколений,
Всё ждут атомохода «Ленин».
17.01.15
* * *
Забытый в волости глухой,
Где краток слог и ближе звёзды,
Живу не сетью, не сохой,
Не промыслом и не извозом.
Друзья, прощаясь налегке,
Вдаль уходя с прозрачным взором
Нашли приют невдалеке –
За косогором.
И в дверь, закрытую на ключ,
Весь день, всю ночь стучался ветер
За тех, кто сир и невезуч,
Кто сгинул в нетях,
И пламя в каменной печи
То разгоралось, то едва мерцало…
Прочти мне что-нибудь, прочти
Из Марциала.
Про вещий гул стальных пружин,
Про их державный ход незримый,
Про тех, кто жизнь свою прожил,
Не видя Рима!
Не слышавших ни лязг мечей,
Ни поступь римских легионов...
Счастливых на земле ничьей,
И не в цепях, и вне закона!
22.05.10
* * *
О. Д.
Мне голос был:
– Она тебя не любит...
И я проснулся в ледяном поту.
Шёл дождь.
Шли мимо окон люди.
Буксир хрипел простужено в порту.
И был мне знак из дождевой завесы –
Увидел я, как на краю земли,
Сияло солнце над умытым лесом
И выходили в море корабли.
23.04.09
* * *
Анастасии Орловой
Нянчишь, нянчишь мандолину,
Словно куклу Коломбину,
Но она всё спать не хочет –
То рыдает, то хохочет.
То прощения попросит,
То под нищенку закосит,
Мол, в кармане ни гроша…
Спи, кленовая душа!
Не пристало мандолине
Обирать селян в долине,
Не пристало юной деве
Жить в покрытом лаком древе.
Ждут её в подлунном мире
Кавалькады и кадрили,
Трубадуры, менестрели
В грешном, гибком, томном теле.
* * *
Я слепо шёл на звук фортепиано
Сквозь шум дождя и гомон ресторана,
Туда, где в дебрях гулкого квартала
Ноктюрн Шопена девочка играла.
И старая гитара на стене
Тихонько подпевала в полусне.
А музыка на ощупь, без клавира
В потёмках выходила из квартиры,
Текла со струн, побитых старым фетром,
И становилась то дождем, то ветром...
Дробили звук проулки и дома
И было, от чего сойти с ума.
Пока до дна не обмелела память,
Пока могу хоть что-нибудь поправить –
Играй, играй мне, мой незримый ангел
На Братском, на Литейном, на Таганке,
Пряди беспечно нить моей судьбы
Сквозь шум дождя, трамваев и гульбы.
* * *
Как мало нам надо,
как дорого нам это стоит.
Последние дни перёлетною дышат тоскою –
Осталось молиться
и чутко ловить каждый шорох.
Лети, моя птица, покуда не высохнет порох,
Покуда весна
будет робко стоять на распутье,
Для клетки твоей я запарю ивовые прутья,
Зерно разбросаю и сети поставлю по кругу,
И стану считать поезда, проходящие с юга.
И чтоб не смогла ты
дорогу найти объездную,
Все станции и полустанки переименую,
Сожгу в очаге
все листы договоров и хартий,
А чем мне тебя отогреть
в этом ветреном марте...
* * *
Л. С.
В любви не должно быть скупых и несмелых,
И это важнее всего.
Она ничего от него не хотела,
Кроме него самого.
Любовь бывает огромной, как море,
Но море больше любви.
Они потерялись в далеком оффшоре,
На разные сев корабли.
У каждого был свой порт назначенья,
Там ждали людей и груз.
Разлука порою даёт облегченье,
Но чаще – печаль и грусть.
Одна и та же звезда им светила
И за собою вела.
Он вышел на берег в порту Джексонвилла,
В порту Барселоны – она.
Надежда их одинакова грела,
И это прекрасней всего.
Она ничего от него не хотела,
Кроме него самого.
Она стала петь в портовых тавернах,
Он стал игроком крутым.
Потом записался в легионеры,
Когда проигрался в дым.
Судьба затянула разлуку на годы,
А может быть, навсегда,
Но в небе Испании, в небе Анголы
Одна им светила звезда.
* * *
Александру Сенько
Сквозь звуки «Битлз» – надрывный плач далёкий муэдзина...
Гуляет мой гетеродин* по странам и векам,
С высот Синая и с Карпат – в тосканские долины,
От стен неоновых громад – в скупой пещерный храм.
Средь разных ритмов и племён, общественных формаций,
Среди дрейфующих, как льды, материков и стран
Едины только лишь устав Объединенных Наций,
Да Пифагором данный лад – звенящий нотный стан.
Сосуды хрупкие культур по-разному налиты,
Но терпкий отзвук древних вин как мне соотнести?
И кельтский музыкальный строй, и песнь исмаилита,
Не расплескав и не смешав, мне суждено нести.
__________
* Гетеродин – деталь радиоприёмника.
* * *
Начинается с красной строки
Затяжное ненастное лето,
А проулки и проходняки –
Это лишь повороты сюжета.
Остановишь часы, уходя
На последний спасительный поезд,
Пусть секундные стрелки дождя
Продолжают бездарную повесть.
Вновь трамвай не идёт на вокзал,
А такси – только до «Интуриста»;
Этот город, как книжный развал
Сумасшедшего букиниста.
Этот поезд уйдёт без тебя
Догонять догорающий праздник.
Невозможно прожить, не любя,
Если кто-то и смог, то напрасно.
Ты уходишь, подняв воротник,
Неподкупным ночным метранпажем
Мимо выцветших каменных книг,
Где не люди живут – персонажи.
Там цветных не случается снов,
Там всегда барахлит отопленье,
И бесстрастные списки жильцов
Так похожи на оглавленье,
Там все мы меж любимых людей
Одинаково одиноки...
Циферблаты ночных площадей
Отмеряют нам разные сроки.
…оглянись и забудь навсегда,
Ты уже не вернёшься героем
В наши проданные города
С метастазами новостроек.
* * *
Над морем, на склоне, тебя я любил,
На нас пограничник трубу наводил,
Но как только он к окуляру приник –
Шпион в акваланге на берег проник.
Когда ж над Архызом тебя нежно сгрёб,
На нас астрофизик навёл телескоп,
Но как только он к окуляру припал –
Болид неучтённый на Землю упал.
…Вот берег, бунгало, сигары и джин,
На грубой циновке в обнимку лежим…
На нас посмотрел в свой бинокль капитан –
И всё,
и его поглотил океан.
И где б ни легли, сексом заняться чтоб,
На нас то подводник глядит в перископ,
То путинский сокол наводит радар,
То поезд гудит «Воркута – Краснодар»,
То грозный торнадо сопрёт наш фургон,
То кто-то окликнет с трибуны ООН…
Нет места любви на планете Земля!
Гренада, Гренада, Гренада моя!
5.08.14,
южная окраина Ростова-на-Дону
* * *
Костюмер провинциальный
Областного ТЮЗа,
Человек принципиальный
И ценитель блюза,
От работы и до дома
Ездил на трамвае,
Тему песенки знакомой
Тихо напевая.
Выбирал он для Мальвины
Лучшие фасоны,
Кринолин из мешковины,
Бусы из фасоли,
Шарфы, шляпы и корсеты…
Как бы понарошку,
Не превысив скудной сметы
Даже и на трёшку.
А в обед к нему из драмы
Мимо вахты ТЮЗа
Плыли на примерку дамы,
Что не любят блюза.
Он им обмерял подробно
Спину, грудь и чресла,
Вроде как кружился томно
Под гитару Пресли.
26.01.15
© Владимир Ершов, 2009 – 2015.
© 45-я параллель, 2015.