Владимир Алейников

Владимир Алейников

Четвёртое измерение № 18 (330) от 21 июня 2015 года

Полвека и разбитое яблоко

 

Посвящается осени

 

I. Начало

 

Когда я вышел на крыльцо,

Ещё не мысля о разлуке, –

Сжимали белое лицо

Мои отринутые руки.

 

Шёл дождь. Старик тележку вёз.

Тугие лужицы плескались.

Слова прощанья забывались,

И в горле ком обиды рос.

 

Ботинок узкие носы,

Как стая голубей с карниза,

Слетали с лестницы. Капризы

В авоськах женщины несли.

 

Шло утро. Падала листва

Протяжным звоном с колоколен.

С Автозаводского моста

Свисал сентябрь, смертельно болен.

 

Какое огненное зелье

Костром заставило играть

Гранёную густую зелень

В квадратных ящиках оград?

 

Исход лишь верящим обещан! –

Чей голос властно прозвучал,

Серебряные крылья женщин

Срезая бритвами зеркал?

 

В который раз, упав на землю

С высот, где въявь опоры нет,

Вздохнёт, иную твердь приемля,

Пластом лежащий зябкий свет?

 

Неужто впрямь в такое время,

Покинув дом, что стар от бед,

Сквозь почву прорастёт, как семя,

Мой след? – возможен ли ответ?

 

Москва со мною, но едва ли

Я – с ней. Несчитаны шаги.

И как герань в полуподвале,

Мерцали тихие стихи.

 

И переулком незнакомым,

Не избавляясь от печали,

Я шёл – и в горле твёрдым комом

Слова прощания стояли.  

 

II. Мораль

 

Был день, умудрённый сознанием лжи,

Пришёл почтальон с запоздавшим письмом, –

Я молча покинул нахохленный дом,

Прозрачный конверт на ладонь положив.

 

Твой красный, лукавый, как гном, ноготок

Забытые буквы на нём выводил, –

Я поднял пылающий красный листок

И чёрным дыханьем его погасил.

 

Письма не читая, судьбу не кляня,

Я шёл среди всех, но от всех в стороне –

Любимая ищет во мне не меня,

Любимая ищет меня не во мне.

 

Бульвар спотыкался, прохожих браня,

И синюю птицу держал в пятерне –

Любимая ищет во мне не меня,

Любимая ищет меня не во мне.

 

Вернувшись под вечер, я знал, что Москва

Теперь для меня отыскалась –

Я чай заварил, и письмо отыскал,

И пил, и читал, обжигаясь:

 

«Поклон тебе низкий от всех фонарей,

Фанерные тени в углах разложивших,

А дождик на тонких железных пружинках

Шлёт память о тропке среди пустырей.

 

Поклон тебе низкий от всех поездов,

От стёкол, впитавших горячие брызги, –

Два года – два горя, – а где же любовь?

Три осени шепчут – поклон тебе низкий.

 

Где лгать научились? – о правде моля,

Шепчу, от прохожих, как снег в стороне,

Любимому – ищешь во мне не меня,

Любимому – ищешь меня не во мне».

 

О, где вы, сутулый седой почтальон?

Письмо унесите – в почтамте соседнем,

Где ложь и любовь сургучовым замком

Завешены, словно соседкиной сплетней,

 

Прочтите его – вы, наверно, добры –

Не смейтесь, папаша, не плачьте, папаша, –

Смотрите – деревья ладонями машут –

Им тоже не выйти из этой игры.

 

III. Парад почтальонов

 

Рассвет приходит бел и свят –

шеренгою наклонной

проходят будто на парад

седые почтальоны

 

их кашель высушен и взят

на вооруженье

решеньем сдвинуть листопад

к возвратному движенью

 

их вены нитками дрожат

к сухим вискам пришиты

сердца спешат как на пожар

пожарные машины

 

под сенью лба созвездья дум

хоть держат их в столице

спокойствие и трезвый ум

в ежовых рукавицах

 

но зная что живут в душе

желания иные

слетают окна с этажей

в их сумки надувные

 

они идут в последний раз

черны как негативы

последний искренний парад

последних несчастливых

 

солдаты срочных телеграмм

и писем анонимных

что километр то килограмм

на их висячих спинах

 

хранили красное словцо

да где-то позабыли –

разлуки на одно лицо

на два лица любили

 

и умирают стиснув стон

шеренгою наклонной

во славу будущих времён

седые почтальоны

 

приходят дети – каждый тих

пред коллективной смертью –

и запечатывают их

в хрустящие конверты

 

и письма в ящики летят –

шеренгою наклонной

свернувшись вчетверо лежат

седые почтальоны

 

за всё добро за столько бед

за недостаток оных

в гробах «для писем и газет»

седые почтальоны – –

 

ты распечатаешь конверт

печалью опалённый

увидишь простенькую смерть

седого почтальона

 

и вспыхнет пламенем в горсти

всё то что было прежде –

ведь никому не принести

последнюю надежду.

 

Сентябрь 1964

 

Стихи Елене

 

I

 

По дождю в серебре литом

оплывает свеча и прячется –

улыбнись подари вдвоём

резедой – бирюзой не значится

 

на асфальте июля след

незаметно растаял – мается

и зовёт оглянуться вслед

бирюзой – резедой чурается

 

свет зажечь и в кругу имён

босиком – успокой раскаявшись

словно к радуге входит клён

оглянувшийся и растаявший

 

приголубь – на любом кусте

прокажённые капли сразу же

зачехлённые тени стен

на кремлёвской воде разглажены

 

синева хоть звезду сожми

и до одури вплавь плеча ли нет –

на песчаном числе зимы

ни печали ни черт отчаянья

 

ничего что олений май

закружившись ветвист и выдуман –

на рубашке сама срывай

кружевами зови Невы туман

 

сколько туч о моих стихах!

оглянувшись – и вновь до одури

чтобы листья ловили взмах

или в лёт – серебро ли оду ли.

 

II

 

Люби меня как довелось –

ты города ночь и нечаянно

на вёслах зелёных сплелось

и говору прочит отчаянье

 

люблю тебя или в тиши

оленьего моха излучины

и только успела дыши

и губы слезами измучены

 

душа ли колечком на дно

и сладкими каплями ландыша

уже не разбавишь вино

и лодка начнётся и сразу же

 

сомкнувшись оградами сад

на длинные стебли согнувшийся

на долгие годы подряд

качнувшийся и не вернувшийся.

 

III

 

На вёслах мальвы босиком

земля который год подряд

и с коромыслами гуськом

сомкнулся длинный ряд оград

 

варенья коркой смоляной

запёкшись лезвием топор

едва остынет – стороной

на кухне бредит разговор

 

кто к шороху теряя нить

сверчков примешивал у ног

пытался кутаясь тужить

и только путался и смолк?

 

кто выходил – и клён играл

и плеть белёсую луны

купали в мутном? – выбирал

и грудил робкие вьюны

 

в багровом выборе словес

какая чудилась вода?

и некогда подумать – весь

уже растаял навсегда

 

к дождю где подали паром

и в елях вылинял июль

какая родина и гром

кружили грозами разгул?

 

поодаль след но глуше шаг –

и в белый папоротник смей

согревшей заросли Ковша

сгоревшей жалости и змей.

 

IV

 

Люби меня как довелось

уже недалёк новосельем

на лозах лосиные серьги

и розы цыганские врозь

люби меня как довелось

 

ты поровну время вела

и волосы льном уложила

и Ладоге песню сложила

Елена молю поняла

 

гуляет в малиннике лось

шиповник шатёр украшает

шепнула и я соглашаюсь

люби меня как довелось

 

и в нашей крови наугад

мохнатая хвоя ресницы

поднимутся рыбы с мизинца

угар мимолётный продлят

 

стуча плавниками живём

в глазницах дрожат поцелуи

змеиная кожа с дождём

шурша опадает на струи

 

сквозь платье в сетях протяни

зелёные стебли нарзана

луна опустилась над садом

зола захлебнулась в тени

 

на белое тело бутон

сожми и губами знакомясь

как звёзды заходят за конус

и карлица ждёт животом

 

свежо задохнёшься и вновь

в руке повивальная лента

икра на песке незаметна

душа остроклювая кров.

 

V

 

Нам комнаты чужие хороши

цветы на подоконнике большие

горошины слежавшиеся шири

и сумерки душистые дыши

 

смычки волосяного потолка

сухие костяки до середины

мелодии лесная паутина

и рыбьего глухого косяка

 

за журавлиным клином корабли

дельфины иудейские пугливы

и Ладоги разливы справедливы

Эллады ковыли не помогли

 

полынью голубой окружена

оленей промелькнуло отраженье

следили остановлено движенье

колени золотые тишина

 

ковры на берегу на берегу

Венеция стекляруса резная

низовьями на заросли Дуная

грибы не соберу на берегу

 

как раковину бледную возьмёшь

ночные фонари заворожила

соломенные волны уложила

ладони разомкнула не сомкнёшь

 

трезубцы на стекле поводырям

проказы увеличенное темя

целую очертания рассеян

виски на волосок не передам.

 

1965

 

Провинция

 

I

 

Сверчок на усиках повис

я неразборчиво кружа

на положении кулис

жду продолженья мятежа

 

зелёным ковриком свежа

на переулок наливной

берёзы лень перебежал

для переклички головной

 

бульвара яблочная гладь

и голубь лепета немой

но это радует игла

веснушек хлопоты весной

 

и так до ужаса щедрот

рассветным щебетом окрест

разноязычный говорок

колодец или перевес

 

пылают волосы во тьме

деревья кроны берегут

прохожий шелест обо мне

похоже вымолвить дадут

 

и даже некому войти

но как и прежде вечера

с начала щебета почти

считали женщины вчера

 

но всё равно наоборот

достойны участи своей

окрепли локоны и рот

и груди стали тяжелей

 

но к животу припав дрожа

надломлен рядом вразнобой

где ветру туго на дрожжах

и верба шепчется с тобой.

 

II

 

Долгие месяцы лёд или снег

в тюле ломается – лень помутнев

долгие месяцы то ли во сне

в Туле меняется то ли вослед

лён уломает и выманит гнев

 

долгие месяцы то ли Стожар

то ли желания шаль до утра

но круговая – пожар этажа

жаль наизнанку – подушка бодра

 

ранка кровавая душит смолой

великовозрастна до декабря –

в пряники вкраплена рябь молодой

вышивки юного голода зря

 

долгие месяцы веют над на-

ми нераспета и ля пополам

до потолка полагается дна

или рассвета расценивать храм

 

это ли южная летопись крыш!

тучи размеры на мелкие полосы!

это высокая поступь стоишь

над человеческой бодростью голоса

 

только ли яблоки сыплют слюдой?

только ли вишня настоем характера

кухонной утвари дарит бедой

и чудесам причитания матери?

 

долгие месяцы к дому друзей

ласточка медлит протяжная песенка

или бессмертия ждёт ротозей

долгим поклоном столетника плесенке

 

полупрозрачная ватная вдоль

лестница плещет ступеньками разницу –

так научи утомительна столь

так убедительны зоркие празднества

 

о! голубые виски подняла

рыба – и лоб распрямляя старательно

реки расправили вновь удила

реяли стаями цели внимательной

 

наша земля потеряла любовь

лишь светляки подарили значение

о мореходная сходка долгов!

точкой намечено пересечение

 

там мировыми столбами Господь

шар поднимает – и тлеет на пару с ней

каменной бабы скользящая плоть

над глубиною коралловых зарослей.

 

III

 

Мы замечали иногда

что невозможна реже

незаменимая всегда

равнина печенежья

 

о побережья благодать

и яруса прохлада!

соизмеримая тетрадь

до паруса и взгляда

 

передовая моряка!

наращивай на равных

кривые хлопья с пиджака

с прихожей или ванной

 

и чтобы выловить испуг

одеты поколенья

от шишек ёлочных от мук

волнения и лени

 

и если рыщет тугодум

желанием измерьте

рукопожатья близость дум

и в то же время смерти

 

о неужели это нам

с чердачной пылью в теле

немногим больше простыням

чем есть на самом деле?

 

играй улаживай равней

но подойди поближе –

на карнавале королей

высокие увижу

 

о сколько лопастей и стрел

намечено и скрыто!

но даже сад не опустел

и яблоко разбито

 

недолговечен ураган

равнения и строя!

колоды карточным домам

военного покроя

 

подснежник вылинял во льду

но таяли и тлели

бокалы в каплях на виду

до самого апреля

 

и чтобы поровну на треть

не выронили сами

я выбрал эту круговерть

и розовое пламя

 

что наша родина сильней

и сутолока выше

но сжатость ящерицы в ней

растает неподвижна.

 

IV

 

Так на весах с проводником

уздою просит коромысла

подсвечник шапошных знакомств

для равноденствия и смысла

 

застольным ландышем взамен

гитары ветреной июля

черноголовые уснули

перекрещенья перемен

 

и там в безмолвии ночном

где ветка ивы остролистой

отроги мрачные втроём

для передачи австралийской

 

природа плещется живи

Наташа! радуется ласке

уединения любви

подобострастная развязка

 

зеленоглаз простоволос

доволен жизнью беспредельно

на склоне рыцарского тела

победным вымпелом берёз

 

в кофейных зёрнах отсырев

асфальта вылитые звенья

на берегу стихотворенья

переведу перегорев

 

великой млечности настой

такое вновь перенимая

бескровный город роговой

улитка радужная мая.

 

V

 

С годами пришедшие с моря

сдирают загар цепенея

торопятся проводы кори

и ропоту хлопоты с нею

 

прислуга любви не замедлит

ловить в постепенности тая

смолистого лепета леди

прогул самодельного края

 

и рост проследить исподлобья

надбровными дугами рея

в разорванном правдоподобье

пытается поступь пигмея.

 

VI

 

На майке фасон синебровый

молочные тяготы крепости

доносится беспрекословно

лягушек речная нелепица

 

плотина звучит коротая

но рядом и реже у лопасти

настой леденца замечая

прикус шоколадный торопится

 

теряя и грея размах

жемчужная топь переспрашивай

кулачная в полутонах

цепная на сгустках оранжевых

 

и там выбирай свысока

талон распечатывай – вынеси

счастливый товар моряка

налёт фиолетовой примеси

 

чуть слышно дремота плывёт

покой родниковый превысится

вода ледниковая плот

подымет и выручит выходцев

 

тогда новогодняя гладь

её ненаглядная просится

унылая лесенка вспять

церковная разноголосица.

 

VII

 

Три вымпела реют во рву

у города ранит укрытие

на сгибе луча изорву

звезду золотую наития

 

ещё серпантин замирал

до судорог рядом до скорого

течения бурь кочевал

точёных ботфорт Христофоровых

 

любимые! нечего страх

разменивать вечеру! разница –

слоёный (солёный) кристалл впопыхах

верительной грамоты празднества

 

повальная так глубока

до обморока неурядица!

военная сеть паука

уляжется или уладится

 

игольчатых стрел начеку

купается новое плаванье

корвет боевой наверху

колёса и волосы гавани

 

вороны сигнальная тьма

задира молчун перечитывай

копеечной розни тюрьма

гостинцев и сладости липовой

 

даримая до кругаля

ранимая до одарения

торопится вплавь шевеля

таинственной россыпью гения.

 

1966

 

© Владимир Алейников, 1964 – 2015.

© 45-я параллель, 2015.