Ненастных сфер коловращенье

Четвёртое измерение № 13 (433) от 1 мая 2018 года

* * *

Стоярусная выросла ли высь,

Теснящаяся в сговоре тенистом, –

Иль давнего названья заждались,

Огни зажгись разрозненным монистом, –

Нет полночи смуглей в краях степных –

Целованная ветром не напрасно,

Изведала утех она земных

Всю невидаль – поэтому ль пристрастна?

Весь выпила неведомого яд

И забытьё, как мир, в себя вобрала,

Чтоб испытал огромный этот сад

Гнев рыцарей, чьи подняты забрала.

Меж замерших стволов, обнажена,

Уже ошеломляюще желанна,

Плечом поводит Дева-тишина,

Свечой в воде отражена нежданно.

Полны значения и тропки перевод

С издревле чтимого наречья,

И чуждый взгляд, что мёд пчелиный пьёт

Из чаши жреческой – в ней участь человечья.

Ты всё мне выскажешь – я весь внимать готов,

Запечатлеть свободно, без усилий,

И отпечатки лёгкие следов,

И слой фосфоресцирующих лилий.

И вся фантасмагория ветвей –

Не более, чем новая обитель,

И будешь ты из многих сыновей

Один в избранничестве житель.

Гляди внимательней – понять и мы должны:

Где голос трепетней и пламень своевольней?

Кто в том порукою, что близко до луны

И дверь туда не обернётся штольней?

И в числах циклопических светла ль

Улыбка дальновидного Египта,

Чтоб доли не разгадывала даль

И пряталась отшельницею крипта?

Поведай при свидетелях живых –

Мерещатся ль огни святого Эльма

На вежах и вратах сторожевых

Иль слепота обманывает, шельма.

Сумеешь ли, героям не в пример,

Нащупать нить и справиться с кошмаром,

Избавившись от власти грозных сфер,

Где мрак ревёт библейским Велиаром?

Нет знахарей, чтоб травы принесли, –

Магическое зеркало разбили –

И лишь осколки, брошены в пыли,

Оправдывают путаницу были.

Другая жизнь воскреснет на холмах –

Из недр её рубин с аквамарином

Гелиотропам, вспыхнувшим впотьмах,

Поведают о горле соловьином.

Там осени заоблачная весь,

Где ощутима в воздухе безлистом

Замазка мудрости – таинственная смесь,

Открытая Гермесом Трисмегистом.

* * *

Луна глядит из-под завес,

Играет с лилиями в жмурки,

Подъемля слух наперевес,

Раскинув мох по штукатурке.

Желанней почестей в часы,

Когда заслуги безусловны,

Её изменничьей красы

Причуды слишком хладнокровны.

Покуда проповедью сыт

Ранимый строй без примиренья,

Она секрет не разгласит,

Примет не требуя старенья.

Эзотерический простор

Бывал и более насыщен,

Когда, толпе наперекор,

Витал, как взор над пепелищем.

Где всю эклиптику опять

Земля пройдёт, не встретив друга,

Привыкнем зодии считать

Частями жизненного круга.

Под небесами нам самим

Не столь уж тесен мир юдольный –

И каждый, Господом храним,

Распорет доли шов продольный.

Когда же свечи догорят

И горечь мрака испытаем –

В иной уверуем обряд,

Письмовник снов перелистаем.

Не ты ли споришь, лунный свет,

С перенасыщенною тьмою –

И наваждение планет

Слывёт астральной кутерьмою?

Не ты ли Матери шептал

О зарождении Младенца?

Не ты ли влагой пропитал

Полей цветные полотенца?

Я узнаю тебя в лицо,

Тебя хребтом я ощущаю –

И, если поднято кольцо,

То этим смысл предвосхищаю.

Разлукой больше не томи

И не испрашивай прощенья,

Но тело бренное прими

В объятья неги без отмщенья.

Пускай не скоро нам витать

Над сердцевиною понятий –

И ты не сможешь воспитать,

Но извлечёшь из восприятий,

Чтоб, вероятнее всего,

Минуя проводы отлого,

Не умалялось естество

Пред зарождением другого.

Зажгись магическим числом,

Неизмеримым, как истома,

Чтоб речь струилась под веслом

Для Иоанна Хризостома.

* * *

Сумел тебя я ныне навестить,

Река моя, – и радуюсь при встрече,

Как в те года, которым – так и быть! –

Стеной стоять за преданностью речи.

Сумел бы я и нынче наверстать

Затерянное в роздыхе удачи –

Да ей страницы легче пролистать,

А быть неизъяснимою – тем паче.

Но что же выжило – и в памяти звенит

Занозой – песней комариной?

Ужель и впрямь избавит от обид?

Се – глас твой слышен над долиной.

Молва над мальвами жужжала, как пчела,

И в брюхе полночи ворочались младенцы,

Чтоб ты в степи к скитальцам снизошла,

Связала засветло кузнечиков коленца,

Созрела замыслом у полудня в мозгу,

Смелей разбрасывала водорослей лохмы, –

И, в наваждении зажмурясь, не могу

Я уловить ни хитрости, ни догмы.

А по кустарникам, как бисерная сыпь,

Росы дрожит желаемая влага,

Чтоб луг-изгой от жажды не погиб, –

И ты к нему не сделаешь и шага.

Бери-ка под руки и берега холмы,

И скалы, плоские, как выпитые фляги, –

Ещё попомним скифской кутерьмы

Набеги в помыслах о благе.

Ещё поцарствуем на равных – не робей! –

Потешимся поочерёдно,

Полётом пепельным ленивцев-голубей

Ещё надышимся свободно.

Пускай смущение, настигнуто зрачком,

Пушинкою захолонуло,

Язык сковало сахарным ледком,

Волной нахлынуло, начальное вернуло, –

Пусти к минувшему! – с ним всё-таки теплей –

Там вхожи мы в туманные покои,

Покуда ветер, веющий с полей,

Наполнит наши кубки над рекою.

* * *

Вот и умолкли сверчки –

Где они, добрые души?

Там, где слова нелегки,

Страсти надрывней и глуше.

С пальмовой веткою маг

И с гороскопом астролог

Вновь от меня ни на шаг –

Век их пространен и долог.

Их покровитель – Гермес,

Их благодетели – в тайнах

Ищут облатки чудес,

Тени видений хрустальных.

Ароматических смол

Им не достаточно в гроздьях –

Ищут жужжащий от пчёл

Запах медвяный и воздух.

В тиглях сжиганье веществ

И от костров отраженья –

В жизни разумных существ

Лишь оправданье движенья.

Вот и забыли, как встарь,

Что ожидание – мнимо, –

Гаснет волшебный фонарь

Вслед уходящему дыму.

Истины мал золотник,

Да обладателю дорог, –

Вот и блуждает двойник,

Друг он тебе или ворог.

Дай-ка взгляну на него –

Был ведь и в зеркале виден, –

Вот он – и нет никого –

Так вездесущ и обиден!

Так досаждает порой

Двойственность нашей природы –

Как ей глаза ни закрой,

Вычеркнет прежние годы.

Высохли перца стручки,

Горечь приблизилась к сердцу,

Горлица стонет с реки, –

Сколько хлопот страстотерпцу!

* * *

Снег ли, дождь ли город навещают,

В проводах ли ветру заплутать –

В неизбежном листья обитают,

Да и как листве не облетать!

Целый день с утра и до заката,

Истомив обильней и полней,

То над парком зыблются покато,

А не то в раздумиях видней.

Может, нам с летящими сродниться,

С чужедальней сжиться стороной?

Но она с тоскою не сравнится,

Не вернётся раннею весной.

Пусть молва умолкнет за стеною –

Есть в мечтанье странная приязнь –

По домам якшаясь с тишиною,

Приютит идущего на казнь.

По ночам, в боязни затеряться,

Постучись в оконце на краю –

И тебе помогут разобраться

Даже в том, что в памяти храню.

А зима, замешкав мимоходом,

Навестит живущих под луной,

Звёздный шлях к элегиям и одам

Застилая снежной пеленой.

Неужели счастье отвернулось?

Нет! оно расправило крыла –

Ты ни разу мне не улыбнулась,

Потому что осень отцвела,

Потому что ясными глазами

Увидали нечто за огнём –

И в слезах даруемое пламя

Осознаем сами и вернём.

* * *

Я ничего не видел, кроме

Крыльца впотьмах и света в доме,

Собак на сене и соломе,

Нагого пламени в кострах,

Ветвей, исхлёстанных ветрами,

Лица неведомого в раме, –

И потому гадайте сами,

Кого охватывает страх.

Казалось зрение усталым –

Пора довольствоваться старым,

И ни к чему кичиться даром,

Тянуться к чарам и углам,

Где ветер выглядит сутулым

В обнимку с книгою и стулом –

И целит умыслом, как дулом,

В простор с водою пополам.

Промокла времени громада,

Зола рассыпана по саду,

Пропета лета серенада

Кому-то, скрытому в глуши, –

Зато дарована свобода

Зеркальной двойственностью года

Тому, кто в гуще небосвода

Приют отыщет для души.

Листвы шуршащее свеченье,

Ненастных сфер коловращенье,

Молчанье и столоверченье,

Шарады, ребусы, часы

Уже не скуки, но желанья

Негодованья, пониманья

Томленья, самовозгоранья

Неувядаемой красы.

Кто правит бал и дружен с ленью,

Кому подвластны поколенья –

И кто на грани изумленья

Откроет невидаль вокруг?

В печи моленье и камланье,

Поленьев щёлканье, пыланье,

Как бы от памяти посланье, –

И некий жар почуешь вдруг.

Играя с истиною в жмурки,

Срезая вянущие шкурки,

Гася то спички, то окурки,

Перебирая всякий хлам,

Найдёшь нежданные подарки –

Свечные жёлтые огарки,

Проштемпелёванные марки,

Тетрадей брошенных бедлам.

Никто на свете не обяжет

Учесть твой опыт – весь, что нажит,

Никто, конечно, не подскажет,

Что в этом нечто всё же есть, –

Беспечность рожицу скукожит,

Октябрь уже почто что прожит,

И жизнь пока что не тревожит,

Готовя завтрашнюю весть.

Ну что же, выглядишь неплохо –

Уже на краешке эпоха,

Уже на донышке подвоха

Шестидесятников запал,

И всё, что было, не помеха, –

И между тем нам не до смеха,

И так далёко до успеха,

Что эха чудится оскал.

Но ты подпитывай сознанье

Всем тем, что будит осязанье,

Иголки ловит ускользанье,

Синицу или журавля,

Покуда прежнее везенье

Не надоест до оборзенья,

Другим оставив угрызенья,

На всех глазея с корабля.

Очнись и выйди на дорогу

К иному празднеству и к Богу,

Ищи защиту и подмогу,

В невзгодах имя сбереги, –

Мозги захлёстывает влага,

Прибой кобенится, как брага, –

И укрепляется отвага,

Чтоб слышать вечности шаги.

* * *

Шумит над вами жёлтая листва,

Друзья мои, – и порознь вы, и вместе,

А всё-таки достаточно родства

И таинства – для горести и чести.

И празднества старинного черты,

Где радости нам выпало так много,

С годами точно светом налиты,

И верю я, что это вот – от Бога.

Пред утренним туманом этажи

Нам брезжили в застойные годины, –

Кто пил, как мы? – попробуй завяжи,

Когда не всё ли, в общем-то, едино!

Кто выжил – цел, – но сколько вас в земле,

Друзья мои, – и с кем ни говорю я,

О вас – в толпе, в хандре, навеселе,

В беспамятстве оставленных – горюю.

И ветер налетающий, застыв,

Приветствую пред осенью свинцовой,

Немотствующий выстрадав мотив

Из лучших дней, приправленных перцовой.

Отшельничать мне, други, не впервой –

Впотьмах полынь в руках переминаю.

Седеющей качая головой,

Чтоб разом не сгустилась мгла ночная.

* * *

Снег сырой на траве в ноябре.

Увяданья приметы, всезнанья,

Запоздалое чьё-то признанье –

Так темно на дворе!

От сомнений уже не уйти.

Под ногами – провалы, зиянья.

Но коснётся ладони сиянье –

И легко на пути.

И вздохнёшь между тем тяжело –

Что за горькая дума? Откуда?

Что ни шаг – наважденье, остуда.

Всё, что было, – прошло.

Что же будет вон там, впереди?

Только долгая мука – без злобы,

Без обиды, – да свет из чащобы,

Да биенье в груди.

* * *

Ночь киммерийская – на шаг от ворожбы,

На полдороге до крещенья, –

В поту холодном выгнутые лбы

И зрения полёт, как обращенье

К немым свидетельницам путаницы всей,

Всей несуразицы окрестной –

Высоким звёздам, – зёрна ли рассей

Над запрокинутою бездной,

Листву стряхни ли жухлую с ветвей,

Тори ли узкую тропинку

В любую сторону, прямее иль кривей,

Себе и людям не в новинку, –

Ты не отвяжешься от этой темноты

И только с мясом оторвёшься

От этой маревом раскинувшей цветы

Поры, где вряд ли отзовёшься

На чей-то голос, выгнутый струной,

Звучащий грустью осторожной,

Чтоб море выплеснуло с полною луной

Какой-то ветер невозможный,

Чтоб всё живущее напитывалось вновь

Какой-то странною тревогой,

Ещё сулящею, как некогда, любовь

Безумцу в хижине убогой.

Широких масел выплески в ночи,

Ворчанье чёрное чрезмерной акварели,

Гуаши ссохшейся, – и лучше не молчи,

Покуда людям мы не надоели,

Покуда ржавые звенят ещё ключи

И тени в месиво заброшены густое,

Где шарят сослепу фонарные лучи,

Как гости странные у века на постое,

По чердакам, по всяким закуткам,

Спросонья, может быть, а может, и с похмелья –

Заначки нет ли там? – и цедят по глоткам

Остатки прежнего веселья, –

Ухмылки жалкие расшатанных оград,

Обмолвки едкие изъеденных ступеней,

Задворки вязкие, которым чёрт не брат,

Сады опавшие в обрывках песнопений,

Которым врозь прожить нельзя никак,

Все вместе, сборищем, с которым сжился вроде,

Уже отринуты, – судьбы почуяв знак,

Почти невидимый, как точка в небосводе,

Глазок оттаявший, негаданный укол

Иглы цыганской с вьющеюся нитью

Событий будущих, поскольку час пришёл,

Уже доверишься наитью, –

А там и ветер южный налетит,

Желающий с размахом разгуляться,

Волчком закрутится, сквозь щели просвистит,

Тем паче, некого бояться, –

И все последствия безумства на заре

Неумолимо обнажатся, –

И нет причин хандрить мне в ноябре,

И нечего на время обижаться.

Вода вплотную движется к ногам,

Откуда-то нахлынув, – неужели

Из чуждой киммерийским берегам

Норвежской, скандинавской колыбели? –

И, как отверженный, беседуя с душой,

Отшельник давешний, дивлюсь ещё свободе,

Своей, не чьей-нибудь, – и на уши лапшой

Тебе, единственной при этой непогоде,

Мне нечего навешивать, – слова

Приходят кстати и приходят сами –

И нет хвоста за ними – и листва

Ещё трепещет здесь, под небесами,

Которые осваивать пора

Хотя бы взглядом, –

И пусть наивен я и жду ещё добра

От этой полночи – она-то рядом, –

Всё шире круг – ноябрьское крыльцо

Ступени путает, стеная,

Тускнеет в зеркальце холодное кольцо –

И в нём лицо твоё, родная,

Светлеет сызнова, – неужто от волшбы? –

Пытается воздушное теченье

Сдержать хоть нехотя дорожные столбы –

От непомерности мученья

Они как будто скручены в спираль

И рвутся выше,

И, разом создавая вертикаль,

Уйдут за крыши, –

Не выстроить чудовищную ось

Из этой смуты –

И зарево нежданное зажглось,

И почему-то

Узлом завязанная, вскрикнула туга

И замолчала, –

Как будто скатные сгустились жемчуга

Полоской узкою, скользнувшей от причала.

* * *

К вечеру потеплело,

Снег отсырел, разбух,

В душу мою и в тело

Вешний пробрался дух.

Рано, конечно, рано –

Долго ещё зиме

Тешиться самозвано,

Холод держа в уме.

Вот и хрустит дорожка,

Под фонарём блестя, –

В то, что глядит в окошко,

Вслушайся не шутя.

То ли в пустынном взоре

Музыки искра есть,

То ли с востока, с моря,

Ждать мне благую весть.

Кто мне сегодня скажет,

Что меня завтра ждёт?

Всё, что с ушедшим свяжет,

Больше огнём не жжёт.

Кто меня завтра встретит

На берегу морском?

Тает свеча, но светит,

В доме таясь людском.

* * *

Своя интонация, знаю,

И голос, конечно же, свой,

И доля, понятно, земная –

Но что же ведёт за собой?

И кто-то шепнёт ненароком

О чём-то – наверно, о том,

Что время – вон там, за порогом,

И скручено вправду жгутом,

Что время – вот здесь, и повсюду

Присутствует, верует, ждёт

Причастности подлинной к чуду

От всех, чьё участье грядёт

В движении общем к открытью

Поистине нового дня,

Который прозреть по наитью

Поможет явленье огня

На кромке нелёгкого века,

На склоне, на грани эпох,

В разливах небесного млека,

На почве, чей пыл не иссох,

На бреге, что круче и выше

Заморских, – на самом краю

Сознанья, – и дальше, за крыши,

Звезду вопрошая свою.

* * *

Мне оставлено так немного –

Крик слепого да взгляд немого –

В этом хаосе на ветру,

Где обрывки ненастья вьются,

Связи рвутся и слёзы льются

На окраине, на юру.

Клок не выкроишь из раздора,

Бранным стягом не станет штора,

Дом не выглядит кораблём –

На веку только вздох пожара,

Мокрой гари душок из яра,

Да и то тишком, под углом.

Столько видано мной сумбура,

Что уже не затащишь сдуру –

И охоты, конечно, нет

В это месиво лезть крутое

И в пустые вникать устои,

Чтоб ничком выходить из бед.

Может, это мне только снится? –

Но заблудшая бьётся птица

О стекло с лезвиём листа –

Просто время теперь иное –

И утраты встают за мною,

Чтобы совесть была чиста.

* * *

Сомнамбулическая высь,

Меланхолическая глушь, –

Куда мы, право, поднялись?

Там – рознь и песнь, здесь – тишь и сушь.

Ещё свирепствует раздор

В моём разбуженном краю –

Но я со всеми до сих пор

Краюху страха не жую.

И возвращаюсь я туда,

Где гущина и быстрина,

Лишь потому, что никогда

Свои не горбил рамена

Ни перед тем, кто славил власть,

Ни перед тем, кто правил бал,

Ни перед тем, кто – вот напасть! –

На горло песне наступал.

Но жил я так, что – видит Бог –

Не сосчитать душевных ран, –

И если шёл высокий слог,

То был он, значит, свыше дан.

А если проще пелось мне,

Дышалось легче и полней –

Хватало в мире мне вполне

Любви, и терний, и корней.

* * *

Нет, никто не сумеет сверчков убедить

Замолчать! – это звёзды над ними

Да сады над рекой – их нельзя оградить,

Населить сторожами ночными.

Значит, ныне и присно сумей улучить

Не мгновенье – лишь тень мановенья, –

Ран сердечных, как видишь, нельзя залечить,

Невозможно постичь дуновенье.

Только шорох услышим – и тихо вокруг,

Только лодки затоплено тело,

Только замерли оба и вздрогнули вдруг –

Ты сама этой песни хотела.

То не ласточки лепят гнездо за гнездом –

Улетели они безвозвратно, –

И уйти не хотим, и ступаем с трудом –

Ну когда же вернёмся обратно?

Паутины осенней летящая нить

С чем связует? – их много на свете,

Чтобы рук не тянуть и примет не хранить,

Быть за всё пред собою в ответе.

Расскажи, расскажи – чем была ты жива?

С чем пришла ты ко мне? – как спешила? –

Не умолкли сверчки, не исчезли слова –

Есть над нами Небесная Сила.

* * *

К дождю или к снегу? – плывут облака,

Окажутся тучами скоро, –

Их поедом ест негодяйка-тоска,

Вторгаясь в ненастную пору.

Не тронь эту область – она не твоя,

Ей зелья твои не опасны,

Пусть в поле плутает ползком колея –

Её не смущают соблазны.

Ты где? – откликайся, хозяйка степей! –

Стенанья твои домовиты –

Румяный шиповник и смуглый репей

Подземными соками сыты.

Не только у страха глаза велики –

Стекло поутру запотело, –

И скифские идолы прячут зрачки

Под камнем тяжёлого тела.

Но чур меня, чур! – я не вправе сказать,

Кого разглядел я невольно

Вон там, где слова узелками связать

Нельзя – до того это больно.

Мне только бы губы раскрыть на ветру,

Туда посмотреть без отрады,

Куда, словно дань, мы приносим костру

Опавшие листьями взгляды.

* * *

Жёлтым салютом листья взлетают,

Ну и закат – йод!

Музыка стихнет – и возрастает,

Прошлое в лёт бьёт,

Вместе с тоскою где-то витает,

В небе гнездо вьёт,

За сердце, хмурясь, разом хватает,

Яд или мёд пьёт.

Что же, скажи мне, душу питает

Всем, что к судьбе льнёт,

Мысли читает, слёзы глотает,

В бедах своё гнёт?

Что за сиянье в дымке не тает,

Бездну сулит льгот?

Музыка вспыхнет – и прорастает

Ввысь – и любви ждёт.

* * *

Любовь, зовущая туда,

Где с неизбежностью прощанья

Не примиряется звезда,

Над миром встав, как обещанье

Покоя с волею, когда

Уже возможно возвращенье

Всего, что было навсегда,

А с ним и позднее прощенье.

Плещась листвою на виду,

Лучась водою, причащённой

К тому, что сбудется в саду,

Что пульс почует учащённый

Того, что с горечью в ладу,

Начнётся крови очищенье

И речи, выжившей в аду,

А там и новое крещенье.

Все вещи всё-таки в труде –

Не предсказать всего, что станет

Не сном, так явью, но нигде

От Божьей длани не отпрянет, –

На смену смуте и беде

Взойдёт над родиною-степью

Сквозь россыпь зёрен в борозде

Грядущее великолепье.