Виктория Смагина

Виктория Смагина

Четвёртое измерение № 15 (435) от 21 мая 2018 года

Расскажи о неважном

Утреннее

 

Cомнамбулической девицей

брести на кухню, ставить чайник, 

скрипеть усохшей половицей, 

будить мышей своей печалью, 

им крох назло не оставляя

из музофобских убеждений,

просыпать, блин, полпачки чая,

но заварить. А у растений – 

надомных кактусов период

недельной засухи в разгаре, 

побыть дождём в пустыне, ибо

колючесть бысть уместна в паре

с настроем скво в своём вигваме,

/фигвам, залётные ковбои,

не расколоть сердечный камень,

но пасть заколотым иглою/,

воспев воинственную вредность,

здесь молоко для кипяченья 

поставим памятником недо-

вкушавшим манного влеченья,

мусоровоз грохочет жестью,

раскрыв трансформеровы жвала…

Приходит день рутинной местью…

А молоко-то убежало…

 

Мири

 

Мири меня с собой, уставший ангел,

И с небом блёклым – отраженьем луж.

Ноябрь сер – вне музык, лоска, рангов.

Мышиный цвет, обыденный к тому ж…

Хранитель не хранит. Он нарисован

Чернильной тушью за моим плечом.

И мокрый снег смывает абрис снова.

И по ресницам чёрный дождь течёт…

Мудрее утро будет? Но не скоро.

Ноябрь и ночь на зиму обреки.

Мири с мирами, миррою и моррой,

Придуманный всем всхлипам вопреки…

И даждь нам днесь…

 

Бессонное

 

Когда опять не снится ни черта, а дрёму не заманишь и обманом,

ворочайся, считай от сих до ста под скрип ворчливый старого дивана,

скандальный мяв кошачьей гопоты и нервное гуденье электрички,

шуршанье прикроватной темноты, наполненное кинговскою дичью,

гоняй слонов в цветочек или без, овечек тонкорунного пошиба

гуртуй в стада, в чужой фартовый лес ссылай хаврошек, белоснежек, либо

кидай за файерболом файербол в злодеев, что на рынке «рупь за двадцать»,

гаси шпионов в битве за «скайфолл», взрывай миры…

но надо просыпаться.

 

Это будет и было

 

Это будет и было. Нас время лущит и кукожит.

Суховейное завтра спешит за манящим «вот-вот».

Я не верю в расклады прописанных в лекциях тождеств,

Где уравнены бритвой прошедший и нынешний год.

 

Это братец Оккам, доводя до истерик сестрицу,

Табуреточку ладит и суриком красит новьё.

Нарывает «хочу» /Поменяй на Гадюкино Ниццу?/.

Что, Алёна, копытце найдём – подарить забытьё

 

Нулевым чемпионам в прыжках без отрыва от Геи –

Вот и боком, и криком выходит почётная блажь.

Айболит и Месмер не найдут колдовской панацеи,

Разломив пополам над ретортой последний лаваш.

 

Календарный талмуд обрывается. Нестор не пишет.

Табуретка подсохла и лаково радует глаз.

Здравый смысл по-запечным сверчком пилит тише и тише…

Йорик сеет зерно соломоново сведущих паств.

 

Листопад

 

…На склоне меднолиственного дня

Загадывать любовь, не веря даже.

Та, в зеркале, похожа на меня,

Тихонько напевает «йожин з бажин»…

Ей всё легко – и колкости, и грех

/Колись, малыш, безгрешным не до рая/,

И сквозь авоську бытовых прорех

Грейпфрутовое солнышко играет.

А я тянусь за амальгамный блеф –

Хотя б глоток чужого лимонада.

Но боже правый отчего-то лев.

И дни летят в преддверье листопада…

 

Слышать и слушать

 

Слышать и слушать.

Тонуть в обоюдном бреду.

Не отпускает.

Русалочьи тянет в придонье.

Пусть.

И по дну, и по небу, по тонкому льду

я добреду до искомого беловоронья.

Вдоволь накаркаюсь, 

всех понимая и вся,

в ухо привычной к изгоям

брюнетке Кассандре

вранову ересь правдиво

и страстно неся.

Жаль, но сродни корнерину чужих олеандров

Правда.

А бред – он без брода данайских даров.

Водоходящим нужны ли мосты и понтоны?

Слышать и слушать.

Кассандры седеют от слов.

Каркают чёрное

белому свету вороны…. 

 

Расскажи о неважном

 

Расскажи о неважном… 

Как снег мельтешит за окном,

Рассыпаясь солонкой по перьям взъерошенных всходов.

В государстве Тувалу, таком лилипутски смешном,

Вкруг атолла плывёт рыба-солнце под линзою водной.

 

А у нас флореаль бледно-бедный и осень в душе.

Дежавю в ритме вальса летучих и ветреных листьев.

Мы с тобой – здесь и там /не скучай, Фигаро Бомарше/,

Говорим полусловно е-мейлами считанных мыслей.

 

Только голос один между сотен других голосов,

Уносящий в Тувалу от слёз и промозглостей влажных.

Насчитай, рыба-Ра, по штрафной за безгрешность часов

Невиновно-невинных.

Сопьюсь.

Расскажи о неважном… 

 

Листок

 

Листок в ладони ветра невесомый.

Как приземлюсь?

Где мой немой ведомый?

Полётных карт не выдают листам.

И к лучшему. Я думаю, что там –

в костре листвы от клика зажигалки

сгорю и я, как все,

но мне не жалко.

Умела я летать хоть иногда…

 

Мышел

 

переведи с санскрита на язык

шумов эфира. семо и овамо.

пацакам – цаки, пришлецам – эцих,

неандертальцам – приручённых самок,

адамам – яблок, клеопатрам – змей,

эйнштейнам – время, дарвинам – мартышек.

переведи через майдан… сумей...

сусанин – шишел спел michelle и вышел…

 

От гулкой телефонной тишины

 

От гулкой телефонной тишины

контужено оглохнуть.

Безъязыкий

качнётся в сердце колокол.

Иным

достанет смысла, расплавляя пики

калёных слов, ковать колючий мох

для стылых гнёзд из терниевых веток.

 

На веках расцветёт чертополох

игольчатого розового цвета,

пуская корни в гумус снимков дня,

где пели одомашненные птицы.

 

Колокола не вспомнят про меня.

И горькой солью выбелит ресницы.

 

Черта

 

Зачеркнуть по прямой –

перекрёстками полнить подложки.

Лабиринт для двоих 

изначально критически пуст.

Мы – не помощь друг другу, 

а так – элемент «неотложки» –

Платный фельдшер поставит

инъекцию вытяжки чувств.

Научусь уходить,

амнезийно утратив пороги.

Где Тот-бог и порог?

Посошок и английское «щёлк»…

Бренный квест от себя,

где забыты аккаунт и логин.

Между датами жизнь –

лишь черта,

до которой дошёл...

 

Луна

 

Сколько ни жжёт, 

ни колется –

отболит.

Бабки отшепчут. 

Снеги запорошат.

Выдохом лишним в шуме земных молитв

стихнет мой голос. 

Лунный сорвётся шар

в тёмную Лету мимо ревущих тань… 

Слёзные реки ловят мячи и сны

омутом тихим. 

…Дым сигарет, растай

облачком зыбким

в свете чужой луны…