Вероника Шнейдер

Вероника Шнейдер

Четвёртое измерение № 27 (267) от 21 сентября 2013 года

Реликтовое излученье

 

* * *

 

Странное внимание к деталям,

словно день последний мы живём

и снеговиком к весне растаем,

старой лодкой в море уплывём.

 

Набросаешь даже поневоле

в памяти мельчайшие штрихи.

К берегу души прибьёт любовью

и оставит лучшие стихи.

 

Станет завершённым полотном

жизнь, воспринимаемая чудом –

вечного распахнутым окном.

замкнутого тленного этюдом.

 

6 июня

 

С тобой мы празднуем в июне –

я – в день святой, ты – накануне –

своё рождение на свет.

Судьбой, конечно, мы не схожи.

Я на века тебя моложе,

и к звёздам путь ещё не хожен,

ещё не закреплён мой след.

 

Пушинка, луг цветущий, лето.

В день дня рождения поэта

И я забвенья не боюсь.

Как ты, люблю я осень тоже,

мы удивительно похожи,

с тобой советуюсь, но всё же,

тебя я старше становлюсь.

 

Посол будущего

 

Оттуда, где весь мир осознанно

к нам пролагает траекторию,

я словно доброй волей послана

в альтернативную историю.

 

Оттуда, где простор словам,

здесь забываемым практически,

они мной высказаны вам

и взвешены дипломатически.

 

Там высшей силы есть печать,

но чтоб не быть самообманутой,

я с вами стану изучать

свою верительную грамоту.

 

Я лишь прошу, чтобы – увы, –

согласно принятой традиции,

посла из будущего вы

не подвергали экстрадиции.

 

* * *

 

Ёлок сахарные концы –

мармелад, зефир, леденцы!

Чай лимонно-солнечный льёт

март насмешливый прямо в рот,

поторапливает апрель

мокроносый, где в ёлках прель,

и сладка молодая трава –

пастила, пахлава, халва.

 

* * *

 

Весна – художник-неофит –

мазок накладывает робко.

Вот в роще посвежела тропка,

вот роща зеленью сквозит.

 

Отставив сепию, белила,

отринув сурик и кармин,

берлинскую лазурь открыла,

российскую открыла синь.

 

И, вдохновляясь, запятнала

цветами яркими весь холст,

И даже слёзы проливала

из облака своих волос.

 

Не думая о вернисаже,

творила смело и свежо.

Местами применяла сажу,

осваивая ремесло.

 

Так всеми, чью звезду качала,

как колыбель, рука Творца,

мирам положено начало,

и не положено конца.

 

* * *

 

Мне всегда не хватает бумаги.

По полям, вдоль, да наискосок,

поперёк – кочки, ямы, овраги.

Не понять и не вычленить строк.

 

Обгоняя и противореча,

оттесняют друг друга с листа.

Так икру за порогами мечет

и потом погибает кета.

 

* * *

 

Не каждый год бывает фейерверк

в кленовых кронах. Это по погоде.

Фонтан цветных огней взлетает вверх.

Октоберфест придёт, сентябрь проходит.

 

Спасибо, что явил глазам салют,

спасибо, что устроил сердцу праздник.

Тебя везде по-разному зовут,

но призывают общно в душах разных.

 

Не каждый год бывает. Ну и что ж?

На то оно и бабье, что с капризом.

Когда меня к себе Ты призовёшь,

Прошу, одень леса в такую ризу.

 

* * *

 

В прикосновенье сна и рук

мы словно семя недотроги.

Оглядываемся – вокруг

все заколдованы дороги.

 

По звёздным, каменным, морским

передвигаешься без правил,

и мир находишь не таким,

каким вчера его оставил.

 

* * *

 

Со мной ты можешь быть любым:

весёлым, грустным, озорным,

нелепым, жадным, пьяным в дым,

ленивым, вздорным, даже злым.

Со мной ты можешь быть любым.

И дай мне Бог, чтоб быть с тобой

любой.

 

Стихосложение

 

Бывает, слов я не ищу,

а словно птица насвищу,

быть может, строчку, может пять,

что Бог даёт – сумею взять.

 

Но иногда я их ношу

так, что о милости прошу,

так, что как с камнем кошева

перед рожденьем голова.

 

Соавторство

 

Мы говорим одно и то же

и замолкаем в унисон.

Мы предсказать друг друга можем,

и показать друг другу сон.

 

Многозначительных метафор

не признающий их герой,

ты – неотъемлемый соавтор,

редактор и издатель мой.

 

Я даже рада, что бесчинно

приобретённые грехи,

привыкший властвовать мужчина,

ты рвёшь, как слабые стихи.

 

Вот угораздило влюбиться!

Ну что же, позволяю, правь!

Но сердца чистую страницу

ты незапятнанной оставь.

 

Валуны

 

Я в сборище людском нестройный камень –

не в кладке. Валуном врастаю в грунт.

И годы надо мной идут

дождями, снегом, светом, облаками.

 

Не скучно ль мне? О нет! Мои друзья –

все птицы, ящерки, все твари Божьи.

Из валунов Господь фундамент сложит,

и потому – оглядываюсь я –

 

не часто, но везде (следы Большой Эпохи –

ледник лизал нас языком луны),

лишайником одеты или мохом

лежат и греют спины валуны.

 

Реликтовое излученье

 

Критическая масса бытия

накоплена. И потому стихийно

вдруг распадаюсь на стихи я.

Иную форму обретаю я,

 

иной размер и свойства, и приметы,

и потому бывает странно мне,

что где-то называюсь я поэтом,

что мне слова приходят в тишине.

 

Обыденности изменя,

я иногда свершаю акт творенья,

тогда исходит из меня

реликтовое излученье.

 

Наблюдатель

 

Подозреваю часто я,

что наш Создатель –

не властелин, не судия,

а наблюдатель.

 

Он беспристрастен и правдив,

в оценках точен,

но вмешиваться в наш конфликт

неправомочен.

 

Он ясно видит вариант

судьбы событий

из действий наших – миллиард

растущих нитей.

 

Не расплести, не разомкнуть,

не сделать проще.

Мы – сами выбирая путь –

на Бога ропщем!

 

Он может предостерегать,

а мы не внемлем.

Невыносимо наблюдать,

должно быть, Землю!

 

* * *

 

Вечер стих.

И розовой лентой

к небу привязан закат.

Вышел стих

не звонкой монетой,

но прибыль моя – выше затрат.

 

Счастье узким просёлком ходит –

той же дорожкой иду и я.

Все мои ветви растут на свободе,

все мои корни питает земля.

 

Скачки

 

Мой дар гарцующий стоит

в начале беговой дорожки,

и взглядом огненным косит

он на пустующие дрожки.

 

Его, быть может, понесёт

азарт приветственных эмоций.

Поэзия – и спор и спорт,

и кто-то всё же разобьётся.

 

На этих скачках столько лет

я не оспаривала приза,

и всё ж под кличкою «Поэт»

тренировалась, а не «Писарь».

 

Мираж

 

Когда уснёшь, я тихо погляжу,

как сон тебя укачивает зыбкой.

На грудь тебе ладонь я положу,

летучая и лёгкая улыбка

коснётся губ твоих, но будет зыбкой,

как сам ты, всем подобный миражу...