Умер наш кот Лёша. Не следовало бы, наверное, называть его человеческим именем, как-то нехорошо это. Хотя, чем лучше или хуже оно всех этих Васек, Борек и прочих Машек да Мусек хвостатых, вряд ли какому-нибудь их тёзке придёт в голову обидеться. Тем не менее котов, названных Лёшами, я никогда прежде не встречал, а нарекла его так моя внучка Ксюша. Когда он, совсем ещё крошечным котёнком, появился у нас и стали мы подбирать ему имя, она сказала, что пусть будет он Лёшей. И пояснила нам, удивлённым, что очень похож он на её детсадовского дружка Лёшу, у того такие же круглые жёлтые глаза. Возражать никто не стал. Так пятнадцать лет назад стал жить с нами желтоглазый кот Лёша.
Об умерших, как гласит известное латинское изречение, говорить нужно аут бэнэ аут нигиль – хорошо или ничего. И напомнил я сейчас об этом не для того, чтобы оправдать все те хорошие слова, которые скажу о нём. Лёша в самом деле был замечательный, удивительный кот. Умница, сообразителен был до того, что иногда просто пугал меня, вызывая впечатление будто способен он читать наши мысли и разуметь человеческую речь. В довершение ко всему был он очень красив, с почти идеальной симметрией разместив на своей мягкой шкурке чёрный и белый цвета. Вся правая лапка была у него безупречно белая, левая – чёрная, незапятнанный белый животик под атласной чёрной спинкой, а поперёк желтоглазой чёрной мордочки белела точнейшая копия московского кремля.
Он вообще был не совсем обычным котом, с причудами. Так, например, отказывался пить из посудинки, наполнявшейся для него водой. Мяукал перед дверью в ванную комнату, затем, когда открывали ему, запрыгивал на умывальник и ждал, когда пустят из крана холодную воду. И если бы только пил её, подставляя под струйку свой взад-вперёд снующий розовый язычок, – ещё бы куда ни шло. Он сначала долго смачивал лапку, а потом лизал её, мокрую. Почему выбрал он столь сложный и неудобный способ утоления жажды, постичь было невозможно. Пил он только воду, к молоку даже близко не подходил. Или привычка не по-кошачьи спать на спине, «зайчиком» сложив на груди передние лапки. А ещё обладал он поразительным свойством вдруг исчезать. Не из дома исчезать – в квартире. Ни в одном, даже самом укромном месте, где мог бы он схорониться, его не оказывалось. Невольно приходила порой в голову мысль, не обладает ли он какими-то сверхъестественными свойствами, чуть ли не способностью проникать в параллельные миры.
Член семьи. Расхожая фраза, которую можно услышать от подавляющего большинства тех, у кого в доме обитают животные, кошки – чаще всего. Фраза не только расхожая, но и достоверная, без всякого преувеличения. Лёша и для нас был членом семьи, больше того – с претензией на главенство. Во всяком случае, чаще мы под него подстраивались, а не он под нас. И любили мы его как родного, тоже без преувеличения.
Он прожил у нас пятнадцать лет, и это были пятнадцать лет не счастья, конечно, слишком громко было бы сказано, но домашнего тепла, добра, уюта, всего того, без чего нет настоящего Дома, настоящей Семьи. И то и другое с большой буквы, без надобности что-либо пояснять. Но разве, легко возразить, хуже, ущербней жизнь во многих и многих тех домах, тех семьях, где нет животных? Разве менее достойны многие и многие люди, которые равнодушны к ним или вообще не любят? Нет, конечно же, и примеров тому несчётно. Нет, у них не худшая – у них другая жизнь. Просто они не знают, не могут знать, чего лишены. Как дальтоник понятия не имеет, какой радости лишён он, не различая красок окружающего мира, а человек с плохим музыкальным слухом поёт в своё удовольствие, не ведая, что перевирает мелодию. Скажете, утрирую я, навязываю кому-то своё далеко не бесспорное мнение? Не без того, возможно, только никому ничего я тут не пытаюсь навязывать, всего лишь, как и любой другой, имею право на собственное мнение. Полагает кто-то иначе – исполать ему. К тому же не могу я сейчас быть полностью беспристрастным, вспоминая Лёшу. Всего несколько дней прошло. Вспоминая Лёшу, тяжко умиравшего на моих глазах. А я ничем не мог ему помочь, облегчить его страдания. Единственное, хоть и слабое утешение и для него, и для нас, что мучился он недолго…
Мы похоронили его. Когда стемнело, чтобы не привлекать чьего-либо внимания. Положили Лёшу в коробку из-под обуви, выстланную мягкой белой тканью, выкопали в чахленьком палисаднике недалеко от дома ямку…
Пищей с нашего стола мы его давно уже не кормили. Покупали ему прочно обосновавшийся на российских магазинных полках кошачий корм «вискас». Лёша, распробовав, предпочитал его потом любой другой еде, разве что не угасала в нём неистребимая первозданная тяга к сырому мясу.
Этих фиолетовых пакетиков с запечатлённой на них очаровательной кошачьей мордочкой появилось великое множество, в самых разнообразных видах и сочетаниях, подчас совершенно экзотических – креветки с лососем, к примеру. И всё там будто бы по науке. Учитывался в рекомендациях не только кошачий возраст, но даже пол, витаминная полноценность. Особенно полюбились Лёше так называемые «сочные кусочки», баловали мы его, покупали. Совершенно невозможно было поверить, да и быть того не могло, чтобы всё это соответствовало действительности, чтобы столь изощрённым и вычурным был кошачий корм, тем не менее и Лёша, и все известные мне его соплеменники, жившие у моих знакомых, с большим удовольствием поглощали содержимое этих пакетиков. К тому же благодаря ему многие заботы отпадали. Дороговато, конечно, не всякий может себе позволить, но чем не пожертвуешь ради своего любимца, даже себе в урон.
А речь о корме этом, ещё и с такими подробностями, завёл я сейчас не случайно. Так получилось, что как раз утром того дня, когда не стало Лёши, купили мы ему еду на всю предстоявшую неделю. Мы всегда так делали, чтобы потом не беспокоиться. Сначала решили – не пропадать же добру – отдать этот запас кому-нибудь из приятелей или соседей, у кого есть кошка. Но потом осенила нас другая идея. Надумали мы на семейном совете учредить, если уместен такой словесный оборот, фонд имени Лёши. Иными словами, в память о нём подкармливать бездомных кисок нашего двора. Впрочем, двора как такового у нашей девятиэтажки нет, правильней сказать – кисок, обитающих с той стороны дома, где входные подъезды. Обязанность кормильца взял я на себя.
И вот впервые вышел я, чтобы осуществить задуманное. С двумя Лёшиными пиалками (в одну клали мы ему «сочные кусочки» из пакетиков, в другую – сухой корм из большой вискасной коробки) и, соответственно, с одним из тех купленных пакетиков и не начатой ещё коробкой. Место на крыльце, чтобы и не мешать никому и чтобы издалека видать было, выбрал удобное – на пятачке между входной дверью и дверью мусоропровода. Утром, как и следовало ожидать, обе пиалки оказались пустыми, я вновь их наполнил. И так день за днём, деля каждый пакетик на две порции и понемногу отсыпая из коробки, уже в привычку вошло. Пакетики заканчивались, в дальнейшем собирался я давать им только сухой коробочный корм, того надолго хватило бы. Всё-таки покупать быстро пустевшие маленькие пакетики было слишком накладно, как бы ни чтили мы Лёшину память.
В условном нашем дворе – между четырьмя домовыми подъездами и гаражами через дорогу – кошки встречались мне часто. Некоторые уже примелькались мне, узнавал их. Не знал, конечно, у кого из них были хозяева, кто бродяжничал, да и не имело это для нашей задумки принципиального значения. Лёша, кстати сказать, за все эти пятнадцать лет ни разу не покидал квартиры. В первый же год нашей совместной жизни взяли мы грех на душу, выхолостили его. И не только потому, что в полном его владении было всё наше жильё, гулял и валялся он где хотел, в кухне и комнатах, а ночью спать привык в нашей постели. Это вообще большая проблема для котов и кошек, живущих, как наш Лёша, в больших многоэтажных домах, ещё и без двора, с кодовыми замками на входных дверях. А мы живём на восьмом этаже: выбежит он по длинной лестнице на улицу – вряд ли потом дорогу домой отыщет, не на лифте же. Это не говоря уж о том, какие проблемы возникали с Кузей – котом, жившим у нас до Лёши и тоже не знавшим уличной жизни. Кузю мы пожалели, мужского достоинства не лишили. О чём потом не раз по понятным причинам горько жалели – и его, мучившегося, жаль было, и нас.
Но ни разу за все эти дни не довелось мне увидеть, как ест какой-нибудь кот из Лёшиных пиалок. Я, впрочем, и не заморачивался этим – обнаруживал их пустыми и вновь наполнял. Намеченная цель была достигнута: старания мои были не напрасными.
Это был первый день, когда я спустился вниз с одной коробкой – пакетики со вкуснятиной закончились. Несомненное разочарование для моих подопечных, наверняка уже начавших привыкать к таким деликатесам. Но, как любила говорить моя мама, пусть у них больше горя не будет, не в помойках же рыться. Обычно в это время никого поблизости не было, сейчас же рядом оказался соседский мальчишка. Лет десяти, знаком я с ним не был, даже не знал, с какого он этажа и как его зовут – здоровались при встрече, не более того. Он молча наблюдал, как, присев на корточки, сыплю я корм из дырки в коробке, затем спросил:
– Дядя, а почему вы мышей любите?
– Каких мышей? – удивился я.
– Ну, которым вы кормёжку всё время носите.
Страшная догадка сразила меня. И тут же сообразил я, о каких мышах он говорит. Пару раз довелось мне случайно увидеть, как шмыгнула одна из них в щель под дверью, за которой находился выпускной люк мусоропровода. Нарочно не придумаешь: память о Лёше чтил я тем, что подкармливал этих злосчастных маленьких серых грызунов, больше того – тех, кого, как и любой кот, уж никак не мог любить и жаловать Лёша. Я выпрямился, спросил:
– Ты что, сам видел, как они едят то, что я приношу?
– А то, – невнятно, однако недвусмысленно ответил он.
Я был вконец обескуражен. Не столько тем, что кормил, оказалось, этих никчемных мусорных приживал, время и деньги на них тратил, сколько оттого, что в посмешище, в анекдот превратилась пусть и смешная, нелепая для кого-то, но искренняя наша затея. Ухватился за соломинку:
– Но не одни же мышки этим здесь питаются, разве что самую малость подворовывают. Возле первого подъезда тоже кормушки кто-то поставил, позаботился, не для мышей же. И я не однажды видел, как из них дворовые кошки едят и пьют.
– Не знаю, – пожал он плечами, – из ваших кормушек, я видел, только одни мыши ели.
В конце концов, ничего такого уж обломного не произошло. Подумаешь, немного и мышкам досталось, тоже ведь живые существа, есть хотят. Просто узнай я об этом раньше – отнёс бы, как сейчас это сделаю, Лёшины плошки в другое место, подальше от мусоропровода. И для Лёши это – вслед за тем иная мысль подоспела – не велика обида. Любить и жаловать их он, конечно, не мог бы, но ведь и уничтожать не стал бы. Как и миллионы других нынешних городских котов и кошек, живущих в домах у хозяев. Да и не живущих тоже – давно утратили навыки, забыли, как это делается, почти никто из них вообще в глаза мышей никогда не видел. Разве что совсем уж одичавшие, одним содержимым уличных мусорных баков кормящиеся. Или азартные, прирождённые охотники, как и у людей это бывает. Вот интересно, как повёл бы себя Лёша, вдруг увидев мышку? В нашей квартире такого никогда не случалось. Один шанс из тысячи, что воспринял бы её как потенциальную еду. Извечный охотничий инстинкт наверняка сработал бы, погнался бы за ней, как гонялся он за привязанной к нитке бумажкой, которой играла с ним внучка. Да и нынешние мышки, скорей всего, не те уже, приспособились к новой жизни.
Хотя… Может быть, это не более чем мои предположения, природу не обманешь? И в мышках это сидит так же крепко и неизбывно, как в котах, извечных их гонителях? Не меркнет генетическая память несчётных мышиных поколений, загубленных кошачьими когтями и зубами? Виновных лишь тем, что, как в той крыловской басне, кому-то хочется кушать? И Лёша теперь, так получается, за всё своё кошачье племя в ответе, его вину моими руками искупает?
Мне вдруг сделалось смешно. Ну надо же, целую философию развёл из-за этой пустяковой истории. Мышек, что ли, стало жалко? Чего вдруг? Или не вдруг? Пожалел Божьих тварей, которых ненавидит почти весь род людской? Ненавидит за то, что вредят они ему, на пищу людскую посягают? Так разве они только посягают, нет у человека врагов и вредителей куда злей и опасней, не вызывающих однако желания сразу же покарать, убить их, едва завидев? За то, что внушают они почти всем, женщинам прежде всего, панический ужас? Поразительное, к слову сказать, явление, никому ещё не удалось объяснить, отчего так боятся, визжат и чуть ли сознание не теряют женщины, завидев обыкновенную маленькую мышку. Причём не какие-нибудь истерички – в равной мере и те, что и с конями на скаку, и с горящими избами управились бы. Ну какой и в чём ущерб способна причинить им эта маленькая мышка, даже при самом буйном воображении? Собака, к примеру, хоть укусить может, а чем грозит им это крошечное пугливое существо, само живущее в вечном страхе, чем настолько их запугало? Так никем и не разгаданная тайна, сравнимая чуть ли не с тайной Атлантиды…
– Вы разве не станете переносить свои кормушки в другое место? – спросил мальчишка, маленький психолог, внимательно наблюдавший за мной.
– Ты знаешь, пожалуй что не стану, – сказал я ему. И почему-то уверен был, что умница наш Лёша поддержал бы меня в этом решении…
Вениамин Кисилевский
Иллюстрации: тот самый Лёша
2015
Ростов-на-Дону