Давнишней непогоды лёд,
Земное брошенное утро.
Среди речного перламутра
Опять забытые столы.
Под инеем – клеёнка листьев.
Свет одевает в шубы лисьи
Беззвучное теченье мысли
И молока парного тень,
Когда мы из простора вышли
Считался каждый постоялец
Ударом клавишей иных:
На спусковой собачке палец,
Охотники до первой драки —
Кровопролития чернил…
Опять разлаялись собаки,
Что такое морские волны?
Жизнь свою начинал я с них.
Ураган между склонов горных
Камень камню почти во благо.
Сквозь безумье – судья таков,
Что достанется праху влага,
Земля моя на пыльном чердаке
Похожа на игру в тринадцать спичек.
Я отказался от её привычек,
Камней на дне неубранная тень,
Лесная даль в обыденной занозе,
Скрип каблуков на крепнущем морозе,
Что выберу – ещё не знаю сам.
Дороги нет, а я не унываю.
Сознания соломинка кривая,
Бывало – у дороги пыль
По-волчьи выла.
Подробно опишу ковыль:
Названья бывших деревень
В созвездьях вьются,
А лампочка – который день –
Привычно превращаю в дробь
Ногами осень,
Необитаемую кровь
Обычная цена: и зрячий, и слепой
Нащупывают дно в невиданном просторе.
Какая тишина отпущена судьбой –
Земным веретеном – узнает каждый
У мёртвых и живых в откованном ноже,
В молитвах колесу – не достигаешь
истин.
От капель дождевых светлее на душе,
Есть у огня дорога:
Дым, уходящий вверх,
Пепел — его берлога,
Печку набью дровами,
Будет гудеть изба…
Мыслями да словами
А где земля? А где вода?
Сквозь зимние леса
уже никто и никогда
Запомнил небо ледяным
и растворился вдруг,
лицом уткнувшись в горький дым:
Вороний коготь – мах на мах –
снегами оберни.
А небо сгинуло в домах
этот свет ушедший в мысли
разделив по равной доле
я несу на коромысле
а вокруг меня на страже
неподвижная пустыня
и небес косую сажень
отступая вместе с тенью
обращаюсь прямо к богу:
я – посеявший смятенье –
Высокие деревья –
На радость дураку
Ударит осень дверью
Земля и небо рядом.
И этим далям в лад
Я забывал ограды,
Огонь бывает резок.
И на стекло дыша,
Грохочет, как железо,
В зеленоватой глубине руки
рассеянная ящерица дышит,
но этот мир движения не слышит,
Я не владею мёртвым языком,
сознанием живым не обладаю,
я по таблицам глиняным шагаю
Безумная действительность моя,
до горизонта — световые годы,
гигантские ночные огороды,
Сам собой забыт – заброшенный
Постоишь перед стеной…
Катит радугу-горошину
Превращается в полосочку
Рыхлый холод кирпича,
Проглотив наш мир, как косточку
Как китайские болванчики,
Кланяюсь карандашу,
На стакан сквозь одуванчики
Надвигаются пыльные бури,
Под ногами колышется мгла.
Не грешно – опьяневшим от дури –
Не на счастье прибита подкова.
Так хотелось хоть слово сберечь,
но от горечи слова такого
Небесам нависать над лесами.
задевая вершины огнем…
И от близости неба мы сами
Стремительно легли морщины
И не составило труда
Забыть как лепятся машины
Напротив музыкальной школы
Стоит небеленый музей
В нем сохраняется лишь холод
Меж облаков идут овраги
И солнца славится печать
Душа стремится на бумаге
Под снегом – райские полотна
А на стене – театр теней
Случайные щербины – окна
с нами бог и по вторникам лунным
я наследник таких состояний
где сдвигаются звоном латунным
и душа в их движениях плавных
занимает пустынные ниши
и белеют в бревенчатых плавнях
то ли мертвые то ли живые
то ли гусли а то ли колосья
наши мысли сторожевые
© Василий Костромин, 1989 - 2006.
© 45-я параллель, 2007.