Валерия Домрачева

Валерия Домрачева

Четвёртое измерение № 30 (378) от 21 октября 2016 года

НаЖивные послания и гадания

* * *

 

И обнять тебя так по-девичьи горячо,

Подставив под щеку хиленькое плечо.

Ради блажи быть выбранной впопыхах,

Чтобы сжать твоё ржавое сердце в своих руках.

 

Мы потом уже будем додумывать вопреки,

И хватать дорожные сумки, как маяки,

И дурацкие рожи разглядывать вдалеке,

Становится талой водой в реке.

 

Уходить, не зная, кто погасил

Эти искры, что вновь не осталось сил.

А потом уже дома, не целясь стрелять в висок

Фейерверком не сказанных слов.

 

* * *

 

Мы – воины света,

мы врём беззаветно,

что это смешно,

 

что я гожусь в дочки.

Ты выплюнешь точку,

Я этот стишок.

 

Красавица Лена

в тебе перемены

натерпит на брошь.

 

Её водишь за нос,

она хочет замуж,

но ты не берёшь.

 

Мы ржём в электричке,

Две чиркнутых спички,

А губы – халва.

 

Не свидимся завтра...

Я морщусь от правды.

И Лена права.

 

Послание в бутылке

 

Снадобье выпито, вылито внутрь, залито бабье горе,

Слёзы словно сургуч или ртуть – и бесполезны морю…

Вырыдать, вычеркнуть дурака, лучше июль, чем март.

Из сотни вытяну наверняка только краплёную карту.

Осточертело маяться мне, но счастье всегда перечит.

Прыгнем и встретимся на глубине,

и бог не отменит встречи.

 

* * *

 

Я не знаю, откуда слово,

Только вылетит – уж сбылось.

Кто бы знал, на каких основах

Не держалось и не рвалось.

 

Я ловила их всех сетями

Быстрых взглядов и честных фраз.

Оказалось, одна такая,

Чтобы высечь искру из глаз.

 

Пару падших и пару лучших,

Только снова не по размеру.

Выбираю всегда из худших

По божественному примеру.

 

* * *

 

Оголтелые убаюканы,

Спи и ты.

А в аду, в раю ли мы…

Дни пусты.

 

Пусть с приходом вечности

Победят,

Наши ангелы демоном

Уговорят.

 

Перепутаны все понятия:

Зло/ добро.

Не разовьёшь, так подхватишь,

Солнце моё.

 

Обменяйся с чертями записками.

Победи.

Мой хороший, искренний,

Уходи.

 

Гадание на ромашке

 

Он приходит ко мне под утро,

Чисто выбрит.

Из жизни выбит.

Что конкретно хочет – помню смутно.

 

Он бросает свою рубашку

Весьма устало.

И одеяло

С меня срывает, как лист с ромашки.

 

И так небрежно мой день разрубит,

А посему –

Не достанься же никому!

В итоге: любит, ещё раз любит...

 

Конвейер

 

Они нам трубят о том, что мы дураки,

Наши сердца из папье-маше, потому легки.

Что каждый в своей квартире и бог и царь,

И от работы до дома – пожизненная спираль.

 

Мол, мы покупаем всё, что нам продают,

на радио в телевизоре нам суют.

Нас спрашивают, мы иногда киваем.

Нас спрашивают, мы не отвечаем.

 

Ни за себя, ни за брата, ни за жену,

Ни за море и не за воздух

И, господи, не за страну…

 

* * *

 

Пишу вам в какой-то город, в какой-то век,

где не каждый мыслящий человек

сможет себе представить в порыве чувств,

чтобы самка так извивалась, что слышен хруст

тонких рёбер её, предрассудков и торжества,

что она, наконец, победила у божества!

И подставила щёку, подстроилась, порвала

на листах заверенные права

 

на чужого мужчину, что вырос с ней в этот век,

не любя, как истинный человек.

 

* * *

 

Финал неясен, итог – неточен,

Нам остаётся блуждать во тьме.

Кто напредсказывал мне пророчеств

Пускай опять позвонит тебе.

 

Ты мой обломок и мой кусочек,

мой вечный маятник и курсив.

Финал неясен, итог – неточен,

А смысл потерянный – так спесив…

 

И вот за смыслом и за финалом,

потом – за выстуженным теплом.

То, что должно было стать началом,

как в сказке, вдруг оказалось дном.

 

Я не в обиде и не внакладе,

и арифметика мне ясна.

Я научилась читать во взгляде

не мне написанные слова…

 

Невольно чувствуя себя вором,

гадалкой, не обещавшей благ.

Я с пониманием и позором

иду застирывать белый флаг.

 

Его мама

 

И ты бы в нём убивала всех его злых чудовищ,

Напридумывала ему разных прозвищ

И шлифовала его скулы своими руками

И говорила б, говорила о нем стихами…

 

Смотрела ему в глаза и читала строчки,

Изучала линии и изгибы его мягких мочек

Варила вкусный клейкий кисель на ужин

И боялась за него, даже если он не простужен.

 

И молилась, свечки ставила ежедневно,

На работу его провожала, от двери отходя к обеду.

И так еженедельно повторяла бы всю программу.

Но у него уже есть одна женщина. Его мама.

 

Счастье

 

И осеннее настроение набивает досыта.

Встаёшь с недосыпами и душевно бо́сая,

Пробираешься к нему,

и потому лишь, господи, потому,

Что он шепчет нежно так, и руками врежется

В ребра тонкие: «Дай, родная, я тебя обниму!»

Счастье, господи, это частью быть Его,

И по части ценности – лишнего ничего.

 

* * *

 

…и отправят нас недолюбленных долюбить,

И заставят нас эти части тонкие починить.

 

И посадят лицом к лицу, что не убежать,

И придётся чувства донашивать (дочитать).

 

И желания рыбками выпрыгнут косяком,

И потянет двоих нас в прошлое босиком.

 

И посмотришь ты мне в глаза, и я всё пойму,

И в последний раз плечи жёсткие обниму.

 

И сорвётся с края, дрожа, струна,

И любовь моя станет тебе тесна.

 

НаЖивое

 

Стихи спадают с меня как платье,

Я обнажаю и смысл, и суть.

Твоё присутствие, как объятье,

Но я не в силах в него нырнуть.

 

Стихи спадают, и с ними тает

Моя защита, моя броня.

И только чувства не исчезают,

Живя и после, и до меня.

И этих чувств моих на сто комнат,

На тонну платьев, вагон тряпья.

И если ты всё ещё не понят,

Тогда и кожу снимай с меня.