Валерия Чеботарёва

Валерия Чеботарёва

Четвёртое измерение № 26 (410) от 11 сентября 2017 года

Бесснежно и легко

* * *

 

На подзарядку

Кладёшь телефон

И улыбку.

Сегодня уже

Не нужно держать

Лицо.

Чужое счастье

Так зыбко,

Чужое счастье –

Ошибка.

Пустое,

Как шоколадное

Яйцо.

 

Искусственного кефира,

Риса и интеллекта

Хватит, чтобы пол мира

Вымерло в один год.

Почём продаётся лира

Спившегося поэта?

Какой смысл в поэзии

Не приносящей доход?

Миром правят финансы,

Похоть и Слово Божье.

Кстати, к слову о Боге –

Он у каждого свой.

Нету второго шанса.

Да и первый ничтожен.

Что мы имеем в итоге –

Надо дружить с головой.

 

Ядерные ракеты

Меньше вредят природе

И если присмотреться,

То и не так страшны,

Как  пластиковые пакеты,

Забытые в огороде,

Повисшие на деревцах,

Происки сатаны.

 

Гибнут в мазуте чайки,

Гибнут за веру люди,

Плавают к верху брюхом

Стайки уснувших рыб.

Люди считают лайки

И пришивают груди.

И не собраться с духом

среди  бетонных  глыб.

 

* * *

 

Здравствуй, бессонница!

Стадо моих овец

Не пересчитанных,

Мэгги, Эмма и Долли...

 

Там, за околицей

Бродит немой кузнец.

Он молчаливо куёт

Моё счастье и долю.

 

Эй, добрый молодец,

Ты не жалей огня!

Бей, что есть мочи

Молотом в наковальню.

 

Всё, что не сломит,

То укрепит меня.

Овцы плывут надо мной

В загон через спальню.

 

Здравствуй, бессонница.

Жизни моей сестра.

Вот мы и свиделись.

С севера ты, я с юга.

 

Ты приходи в ночи

Петь со мной у костра

Отогревает сердце

Дыханье друга.

 

Америка

 

Пароход узнаёт удары волны,

Мы плывём в Америку в трюме.

Умирает милая от чумы,

Умирает нежная Юнни.

Мы не ели хлеба уже три дня

И вода для нас по лимиту.

Ну а тот, кого не берет чума,

Умирает от менингита.

Чернокожее солнце не светит нам,

Всё сгущаются в небе тучи.

Мы качаемся в трюме по волнам

Все в одной черноокой куче.

В белый саван милую заверну

Из оставшейся занавески.

И морям её, праотцам верну

Молчаливо. С прощальным плеском.

Все плывём. За окном вода, вода.

А в душе ничего не осталось.

Не от лучшей жизни плывём туда,

И последняя жизнь расплескалась.

Я доплыл. Но со мной не доплыл никто...

Вот Америка, здравствуй, сука!

Ты отдашь мне клетчатое пальто...

А я отдал жену и друга...

 

* * *

 

Когда на душе холода –

Носи мои варежки.

Нить от одной к другой,

Нить от меня к тебе.

 

Когда на душе холода,

Стать хочется маленьким.

Спрятаться за спиной,

Думая о судьбе.

 

Я вышью тебе платок,

Как делали наши женщины.

Ты его доставай

В минуты душевных смут.

 

Я вышью тебе платок.

Ветра будут переменчивы.

Просто смотри и знай:

Тебя любят и ждут.

 

Заговорённый путь

Выложенный молитвой

Я тебе простелю,

Чтобы хватило сил.

 

Это мужская суть –

Жизнь перепутать с битвой.

Я тебе подарю

Новую пару крыл.

 

Белою ниткой я

Прошлое буду штопать.

Ты засыпай, мой свет,

Буду тебе я петь.

 

Рук не чернит земля,

Лик не марает копоть.

Если внутри зла нет,

Не побеждает смерть.

 

Дорога в храм

 

Ты идёшь по проторённому пути

Из точки «Эй» в точку «Би».

С убеждением твёрдым –

                     Нужно идти.

Нужно. Куда-то. Идти.

В паспорте штамп города N,

Имя, дата, штрихкод.

Вчера от тебя ушла твоя Энн,

Остался голодный кот.

Анечка, Энни, моя Анет...

Шепчешь в ночном бреду.

Ты оставляешь в прихожей свет

В личном своём Аду.

Малометражный, трухлявый быт,

Многоквартирный дом.

Кот притаился, но он не спит,

Слушает метроном –

Капля за каплей, ржавый кран

Ночь изливает в таз,

Ты вспоминаешь дорогу в храм

И в неурочный час

Ты надеваешь своё пальто,

Но забываешь шарф.

Мысли приходят, но всё не то,

Памяти бедный скарб.

Смрадно сопящий ночной подъезд,

Лестничные плевки.

В мире так много прекрасных мест,

Но они далеки.

Вот, впереди, на холме погост,

Там же и божий дом.

На небе лампы стоваттных звёзд

И тишина кругом.

Хочется в храме спросить Христа,

Дома ль его отец.

Ты никогда не носил креста.

В стаде его овец

Не был ни первым и ни вторым,

Да и какой в том толк...

Хочется знать, как спастись живым,

Если приходит волк.

 

* * *

 

На окне застывают

Поцелуи мороза.

За окном всё чернеет грязь.

И рифмуются с этим

Банальные слёзы.

И я их утираю смеясь.

Быть обычной. Это,

Пожалуй, роскошь.

Заурядной и не смешной.

Ненормальной быть

Это слишком просто.

Быть не целой – одной второй.

Распадаться утром

На сотни женщин,

Обезличиваться в толпе.

И казаться ростом

Гораздо меньше.

И забыть о самой себе.

Я умею это.

Уйти с радаров.

Погрузившись на много лье.

Потому что я

Доставалась даром

Тем, кто слишком был дорог мне.

Из всего богатства

Лишь смех, да навык

Рисовать по утрам себя.

Я позволю роскошь –

Побыть усталой.

Не любимой. И не любя.

 

Бесснежно и легко

 

Бесснежно и легко.

На шеях фонарей

Лишь лампы высоко

Всё ликом розовей.

Холодная земля

Заснула до весны

А ты всё вторишь зря:

Уснуть и видеть сны...

Из млечного пути

Ночь варит нам кисель.

Ко мне не заходи.

На улице отпей.

Кусочки горьких звёзд,

Как ядра миндаля.

Все было не всерьёз

В начале января.

 

* * *

 

На лестничных грязных клетках,

В прямоугольниках,

Живут угловатые люди.

Толстые птицы на ветках,

Худые на подоконниках.

Жареные на блюде.

Суставы работают, шаг за шагом,

По периметру комнат

Ты, как скомканная бумага,

Помят. И никем не понят.

Гладковыбритый подбородок

Луны отражается в чае.

Ты, как шифр с затонувших лодок,

Пишешь. Я с к у ч а ю.

Но она в ночи не услышит

Отчаянную морзянку.

Девушка, к вам он неровно дышит,

Вывернут наизнанку.

 

Давай друг друга не любить

 

давай друг друга не любить

говорят это романтично

вторично и не отвлекает

от главного

таблетки от гриппа пить

говорят это помогает

от внутреннего озноба

и заново

воскресать вставать на работу

чтобы её работать точнее

на ней доживать

у меня понедельник в каждую

начинается субботу а у тебя

семь пятниц

а на дворе минус четыре

с утра было минус пять

в этой пустой квартире на

каждой из наших улиц

я не узнаю лиц

так давай друг друга не любить

давай друг друга не знать

 

Ты однажды вернёшься

 

Ты однажды вернёшься в свой город.

В этот город однажды вернёшься.

Посреди эн-этажных строений

Ты себя обретёшь . Обретёшь. 

Ты по-прежнему будешь молод.

Как одно из природных явлений,

Как обыденное из мгновений

Тебя примет усталый город.

Но его ты своим не найдёшь.

 

Она вышла во вторник замуж...

И не этого даже года.

Ты обмолвишься: «как погода?»

Сплюнешь в лужу печальным «да уж».

 

И ни слёз и ни восклицаний.

Тяжелеют с дороги ноги,

Тяжелеют веки с дороги.

Будто якорь, письмо в кармане:

«Милый N, по прежнему жду вас.

Хотя вы надо мной смеётесь.

Ну, а если предельно честно,

Ты не знаешь, как я тебя жду».

 

Это было не интересно.

Прочтено и почти что в урну.

От чего же сейчас так дурно?

И тоскливо так неуместно,

Как влюбиться в чужую жену.

 

Последняя страсть матадора

 

Последняя страсть матадора –

Мария, Антонио дочь.

К тебе он крадётся в ночь,

Напоминая вора.

Развязывает подвязки,

Снимает с тебя корсет.

И меркнет ломпадки свет.

Становятся гуще краски.

Целуй его и люби.

Correrunasuerte.

Последняя терция – смерти.

Бессмысленные бои.

Ведь полдень наступит и

Повисшие бандерильи...

И ты – в одной эспадрильи

И он – неживой, в крови.

 

* * *

 

Разлюбившее сердце,

Подобно гитаре

Побывавшей в руках мясника.

А на небе пасутся

Дождевые отары,

Безымянные облака.

А над ними солнце 

И безмятежность.

А в душе не хватает струны.

Почтальон принесёт 

Мне в посылке нежность

Из неведомой стороны.

Будет музыка литься

Громче, громче.

Чуть фальшивя, на полу тон.

И на пробу радость

Теперь все горче,

Как окисленныйсовиньон.

 

* * *

 

Разлюбить. Будто в храме 

Меня обобрали попы.

Разувериться в самом святом,

В непорочном зачатии.

Разлюбить. Мы живём,

Помещая желания в гробы,

Разве сказано было о том

Всей ликующей братии?

Перестать. Петь на улицах,

Дальше, черстветь и черстветь.

Простотой называть 

холодящую сырость и серость.

Перестать. Видеть в лицах

Кому и за что подгореть 

На кострах инквизиции,

Если б такая имелась.

Убивать. Всё что дорого,

Правдой хлестать по лицу,

Как техничка ребёнка,

Наотмашь лупить грязной тряпкой.

Убивать. И себя принеся

На алтарь к праотцу,

Как ягнёнка представить

С одною оторванной лапкой.

Разлюбить. Будто свечи

Погасли на праздник в церквях

От дыхания праведных

Лиц, совершенно безгрешных.

Разлюбить. Человечьи

Деяния на алтарях

Так не искренни

Среди потёмок кромешных.

 

* * *

 

Обнимая чужие плечи 

И целуя лицо чужое.

Видишь ты черты человечьи

А над ними пятно голубое –

Растворяется небо в людях

И становится безразлично

Очертанья того, кто будет

Говорить тебе о привычном.

Обнимая чужое небо

И целуя чужое солнце

Ты захочешь ржаного хлеба,

Не её лица у оконца.

Надевая на безымянный

Обязательства перед богом,

Зашатаешься, словно пьяный,

Выбирая не ту дорогу.

Лишь однажды, в четыре тридцать

Перепутав спросонья имя,

Ты подумаешь, это сниться.

Мы должны были быть с другими.

Ледяными руками память

Вдруг обнимет тебя за шею.

Не убить в себе, не расплавить,

Не заштопать и вновь не склеить.

 

* * *

 

Ты ищешь мир, но обретаешь войну.

Ты ищешь любви, но находишь тела, тела.

– Мой капитан, корабль уходит ко дну!

– И пусть уходит, юнга, такие у нас дела. 

На судоверфях строятся корабли.

В море уходят бросившие детей отцы.

Ты заверни мне, мама, с собой сетей,

Буду я жить, как прочие подлецы.

Буду ловить я в нерест пурпурных рыб,

Буду ходить под Роджером за моря.

Если другими сделаться мы смогли б,

То не кричали страстно «земля, земля»!

Мы покупали женщин, вино и дым

Мы забывали лики своих святых. 

Каждый моряк становится холостым

С суши на трап одною ногой вступив. 

На воду шлюпки спущены. Уходи.

Лишь капитан останется до конца.

Только с собой для матери захвати

Эти часы от бросившего отца.