Адрес
Как друзей своих рисковых
И подружек поселковых
Сладко вспомнить имена,
Так же сладко, – уж поверьте! –
Прочитать мне на конверте:
«Доменная, 1А».
Нету адреса в помине!
И никто тут не повинен:
Улица не снесена.
Просто город рос, как бездна –
Съел посёлок наш, – исчезло
«Доменная, 1А».
Говорит одна наука:
Смена буквы или звука
Изменить судьбу должна.
Ну, а если адрес целый –
Адрес юности бесценной:
«Доменная, 1А»?..
И сегодня – всё другое:
Новый мир, где Григ и Гойя,
Где Поэзии страна,
Знаю всё: Париж и Таллин –
Но тебя мне не хватает,
«Доменная, 1А»!
Как же мне друзей рисковых
И подружек поселковых
Сладко вспомнить имена
И читать стихи в конверте,
Где про домны и конвертер,
«Доменная, 1А»!..
Что же было там такое?
Труб дыханье заводское,
Клуб строителей, шпана,
Нос, разбитый в первой драке,
Рай «хрущёвок»
И бараки.
«Доменная, 1А».
А ещё была спецовка,
И слесарка, и вальцовка,
Бригадира седина.
Раз в неделю до заката
Труд ударный. И зарплата!
«Доменная, 1А»…
Ну и всё? И что ж такого –
Что дороже городского,
Что пьянило без вина?
Роскошь звёздная околиц,
Поцелуи робких школьниц –
«Доменная, 1А»!
Математика и сцена.
Братства – лыж и КВНа.
Память, что была война.
Орден снайпера–соседа,
Гордость, горькая беседа…
«Доменная, 1А».
И велик, не испоганен,
Жив Союз!
И жив Гагарин,
Цель ближайшая – Луна!..
Выпускной – увы! – в спортзале:
Зала нет.
Но есть медали!
«Доменная, 1А».
Молоды отец и мама.
Мир надежд, самообмана –
Прочен, как из чугуна!
Без потерь!
Без пира глупых!..
Но чугун твой – слишком хрупок,
«Доменная, 1А»!..
Мне теперь, коль в сердце слёзно –
И не сложно, и не поздно
Те окликнуть времена:
Лишь послать привет в конверте –
Адрес, где не знают смерти:
«Доменная, 1А»!
Бег в Ясную Поляну
Памяти руководителя одного из тульских клубов
любителей бега и здорового образа жизни –
марафонца Николая Ивановича Овчинникова
Держит нас он в чёрном теле, приговаривая строго:
«Больше – ножками, а меньше – языком!».
Потому-то раз в неделю ждёт нас дальняя дорога,
По которой Лев Толстой ходил пешком.
Лев Толстой ходил неспешно, дали впитывая, долы
Долгим взглядом ясновидца–мудреца.
Мы пешком смогли б, конечно, – но у нас иная доля:
Километры беговые без конца.
И, не мудрствуя лукаво, в марафонские атаки
Тренер водит нас: мол, каждому – своё.
И вослед не крики «Браво!» – лай скучающей собаки
Да разбуженной Воронки вороньё.
Но зато задорным «Здрасте!» иногда наш путь украшен,
И бежит, нам подражая, детвора.
Но зато – какое счастье! – у Въездных Парадных Башен,
Поворачивая, выдохнуть «Ура!».
Ждёт обратная дорога – знаю: радоваться рано!
Но считаю эту жёсткую игру –
Вроде яркого пролога для поэмы и романа,
До сих пор не поддающихся перу.
Начинаем ускоряться, – тренер, друг мой – парень страстный! –
И поют под нами гулкие мосты!
Мне бы только не промчаться мимо сути, цели ясной,
Где о главной моей книге все мечты!
На дороге этой строгой, то крутой, а то пологой, –
Да простит меня великий наш мудрец –
Помню только друга локоть, друга клич: «Ещё немного!»,
И презент его – бесценный леденец…
В редакции
Журналисту Яну Пенькову,
моему первому литконсультанту
Весной навоз разбрасывал, а летом
Я с бабушкою овощи ращу.
Ещё – пишу, мечтаю стать поэтом,
В газете напечататься хочу...
«Зайдём, коль просишь, – бабушка сказала, –
А заодно – на рынок с чесноком».
На лошади колхозной – до базара.
С базара до редакции – пешком.
И вот сижу в уютном кабинете
С тетрадкою заветною в руке,
Читаю о навозе и о лете,
О выращенном честно – чесноке.
О том, что мёд хорош, но пчёлы жалят,
Что под полом – подпольные сверчки…
И – чудо! – интерес изображают
Литконсультанта грустные очки.
Но, видимо, ему надоедает:
Ведь с классикою рядом – ерунда.
Но как сказать?
Вдруг мальчик зарыдает –
Такое тут бывает иногда.
Он рассуждает о метаморфозе
Метафоры,
О стиле, языке… –
И вдруг, смеясь:
«Но главное – в навозе!
Пиши! Неплохо, брат, о чесноке…»
Город Солнца
Вы не пойте русским Лазаря,
Заплутавшим в трёх соснах –
Город Солнца, чащей лазая,
Возвели мы только в снах.
И стоит он, как ворованный –
Запада Троянский Дар, –
Там, где берег зачарованный,
«Очарованная даль» –
Возвеличенный печалями
Беспросветных мрачных лет!..
И, обманутые чарами,
Мы теряем русский след…
Дедовы медали
Мне однажды наподдали –
И всерьёз, а не слегка, –
Что я дедовы медали
Утащил из сундука.
«Ты попробуй, постарайся –
На войне их заслужи,
А уж после – хошь, играйся,
Хошь, в сундук их положи…»
Ждали деда.
Дед награды
Взял – и, вспомнив про бои,
Молвил: «Пробовать не надо –
Лучше носит пусть мои…»
Криволученские излуки
…Вы не трогайте русские реки,
Ибо на руку это врагам:
Посмотрите, какие калеки
По спрямлённым идут берегам!..
В. Савостьянов.
Из ранних опытов, восходящих к началу
неудавшейся попытки строительства
так называемого «тульского моря»
Коль в беду я, как в сети паучьи,
Попадаю,
И вот он – паук,
Я подмоги прошу, Криволучье,
У твоих, сердцу милых, излук.
Наши дни – словно мины,
И в мире,
Где за три бы – засчитывать год,
Как я рад, что пока не спрямили
Твоих древних русалочьих вод!
И в стихах напишу я,
И устно
Всем напомню: родная река
Здесь по Божьему промыслу русло
Выбирала себе на века.
И не кажется мне оно узким
С той минуты, когда я дитём
Здесь по Божьему промыслу –
Русским
И широким одарен путём!
Всё я сдюжу, хоть загнан и взмылен, –
Здесь в тиши камышовых излук
Дерзкий ум набирался извилин,
Состраданье взрастало из мук.
Здесь мечта моя рыбкой искрила,
И здесь – утицею из гнезда –
Вдохновенно душа воспарила!..
Но однажды – вернётся сюда.
Ибо нет ничего на вершинах,
Возле славой сверкающих скал,
Чище –
Тех её детских кувшинок
И честнее –
Кривых тех
Зеркал.
Металлурги
Моему отцу Николаю Алексеевичу
и многочисленным родственникам
и знакомым, сначала построившим,
а затем разрушившим при отступлении
и снова, отстояв Тулу, восстановившим
Новотульский металлургический завод
Как настала пора нам с врагом воевать,
Мы оставили в домнах металл остывать,
«Закозлили» мы домны родные –
И ушли, заперев проходные.
По железной дороге
В Рабочий наш полк,
В ополчение наше,
Исполнить свой долг –
Над заветною Упскою кручей
Мы прошли по тебе, Криволучье.
Ты прими, Криволучье, прощальный поклон
От идущих спасти матерей своих, жён –
И, коль что,
Под родным твоим кровом
Утешенье дай сиротам, вдовам.
Объясни:
Ради них мы служили огню –
В лётку пикою били
Не раз мы на дню
И смотрели, как в око циклопу,
На кипящую яростью пробу.
Ради них,
И чтоб стала великой страна,
Наварили мы тысячи тонн чугуна –
Наших фирменных касок оконца
Закоптили чугунные солнца.
И сегодня опять
Ради них и тебя
Из цехов мы,
Судьбу боевую столбя,
Вышли встретить армаду паучью:
До конца послужить Криволучью!
Мы черёмухи взяли, сирени твои,
Твоих майских садов нам поют соловьи,
Твоих улиц октябрьских метели
Пуховые взбивают постели.
Скоро спать нам на них –
Оправданием сна
Будет лом замечательный для чугуна,
Лом поверженных танков с «крестами».
А иначе бы спать мы не стали!
Мы привычны к огню – не отводим лица,
Если надо,
Штыками, как в лётку, в сердца
Будем бить мы проклятую тучу –
Не позволим пропасть Криволучью!
И когда туча эта –
Фашистский циклоп,
Сапогами цепляясь за каждый окоп,
Твоему поклонится сугробу –
Как чугун, её выпустим злобу.
Пролетарская Тула надёжна, как дот!..
И, быть может, кому-то из нас повезёт:
Когда минут денёчки лихие,
Он вернётся в цеха заводские.
И вернётся в цеха наши
Радостный гул:
Нужно выбить из домен
Застывший чугун, –
День за днём по микрону – до донца, –
Вновь зажечь рукотворные солнца!
Наш товарищ, конечно, умён и удал,
Но такого труда
И Геракл не видал,
Вычищая конюшни вонючие.
Помоги земляку, Криволучье!
Ты пошли ему
Наших подросших сынов,
Из окрестных ты сёл
Собери пацанов,
Дай им наши спецовки и каски.
Начинаются новые сказки…
И опять небеса твои держит Антей,
И приносит огонь для тебя Прометей,
Прославляют, любя, демиурги –
Молодые твои металлурги!
На сельском кладбище
Грай грачиный
Да надменный крик вороний,
Непролазная крапива, бузина.
Здесь, похоже, никого уж не хоронят –
Впрочем, вот могилка свежая одна.
И тропа сюда, на дедово кладбище,
Не видна уже – бурьяном заросла.
А в лощине,
Как последние гробища –
Избы брошенного дикого села…
Что ты делаешь тут – некому виниться,
Не с кем выпить
Поминальный твой стакан!
И угрюмы настороженные лица
Не признавших тебя
Русских могикан…
Окраина фабрично–заводская
Околица родная, что случилось,
Окраина, куда нас занесло,
И города из нас не получилось,
И навсегда утрачено село…
Анатолий Передреев. «Окраина»
Окраина,
Ах, окраина,
Ты в сердце моё вросла!
Навек
Молодая да ранняя
Со мною твоя весна!..
Валерий Савостьянов. Из первых стихов
Окраина фабрично–заводская,
Ты городом была нам и селом.
И, в сердце корни цепкие пуская,
Рабочим одарила ремеслом.
Нам, пацанам,
Ещё игравшим в «жостки»*,
Сказала:
«Ваше время, мужики!
Вложила в руки шаберы**, ножовки,
Доверила напильники, тиски.
Издержки ученического брака
Простила нам,
Чудесно осветив
«Слесарку» ПТУшного*** барака
Мечтою
Инженерных перспектив!..
И вот завод, где труд не понарошку,
Профком, где нам с другими наравне
Участки выделялись под картошку –
И мы её сажали по весне.
А осенью нам подпевало эхо,
Сияли солнца
Штыковых лопат,
И нас везли «коробочки» из цеха
В поля, к участкам –
Урожай копать…
Когда беру картошку из подвала,
И в будний день –
Мне праздник за столом!
Спасибо,
Что за нас переживала,
Что городом была нам и селом,
Окраина фабрично–заводская!
Здесь новые рабочие растут, –
Чтоб, как и мы, судьбу не упрекая,
Понять, что ты –
Наш главный институт!
И мы тебя не спросим, что случилось –
Не огорчим беспомощностью фраз:
Мол, что-то там из нас не получилось!
Родная, всё получится из нас!
Припев ты наш –
Во всех грядущих песнях!
Недаром вновь мальчишка заводской –
Как я когда-то, благодарный крестник –
Уже с гитарой ходит над рекой:
«Окраина,
Ах, окраина,
Ты в сердце моё вросла!
Навек
Молодая да ранняя
Со мною твоя весна!..»
___
* «Жостки» – популярная в 60-е годы
прошлого века мальчишечья игра,
заключающаяся в умении «начиковать»
(набить большее число раз без падения на землю)
«жостку», небольшой кусочек кожи со вшитым
внутрь свинцовым грузом.
** Шабер – слесарный инструмент.
*** ПТУ – производственно–техническое училище.
Поэт на лесопункте
Попросили: не бросать папиросок,
Чтоб нечаянно не вызвать пожар…
Свежий запах распиленных досок! –
Ещё с шахты он меня освежал!
А сегодня он почти нашатырный –
Сразу выветрил сонливость и дурь.
И откуда ни возьмись рой настырный
Взбудораженных сомнений и дум…
Вот и думаю:
Я большего б стоил,
(Что с того, что книг немало прочёл?),
Будь обычный плотник я,
Будь я столяр:
Лишь бы дело их – стихам предпочёл.
Я общался бы с простыми вещами:
Молоток, топор, пила, долото,
И меня б мои стихи не стращали,
Что опять я сделал что-то не то.
Знали б вещи: я за них лишь в ответе,
(А весь грешный мир – судить небесам!),
И сижу я – на своём табурете,
Сплю в кровати – что сработал я сам.
И меня благодарили б: «О, мастер!
Ты в реальность превращаешь мечту!
Ты расчётом укрощаешь напасти,
Ты надёжностью хранишь красоту!
Ты, встающий к верстаку рано-рано,
Утверждаешь: все сомненья смешны,
Потому что эта дверь, эта рама,
Шкаф и тумбочка – людям нужны!
Отчего же бьёт порой тебя током –
И в стихах опять пытаясь вещать,
Ты за что-то мстишь презреньем жестоким
И себе, и нам, невинным вещам?..»
Провод
Может быть, и мелок повод:
Но мне чудится, когда,
Переламывая провод,
Гнут его туда-сюда –
Это гнут
Не провод хрупкий, –
Это водят взад-вперёд
Наш народ несчастный русский,
Наш доверчивый народ…
Совпаденья
Совпаденья осмыслить пробую,
Изучая семейный портрет –
В один год с нашей атомной бомбою
«Повезло» мне явиться на свет.
Но тянулась война холодная,
Доставая из-за морей –
И зловещая «тень водородная»
На рожденьи любимой моей.
Кто-то, видимо, цель вынашивал:
Наше будущее украсть –
И дождались мы первенца нашего
В год нейтрона, разверзшего пасть.
А на «солнышко ясноглазое»,
Нам сверкнувшее из-за туч,
Наведен был ударного лазера
Боевой смертоносный луч...
Совпадения обнаруживая,
По-особенному грустна, –
«Разве мы полигон для оружия?» –
Говорит мне моя жена.
А когда-то, весною наивною,
Где, как щёки, рассвет пунцов,
Стать мечтала она героинею
Наших неженок и сорванцов!..
Сумасшедшие
В старинных зданиях
Петелинской* больницы
Надёжны стены, окна – крепости бойницы.
Фашисты ставили в те окна пулемёты –
Какие мощные естественные доты!
Какой обзор –
в бинокль Упа** почти что рядом.
Их не достанешь тут
ни пулей, ни снарядом...
Ну а больных,
чтоб не мешались под ногами,
Гони на улицу прикладом, сапогами.
Зачем психованным пилюли и постели:
Лежачим – пули,
остальным – гулять в метели.
Так поднимай же их с кроватей,
полусонных –
Пусть убираются в чём есть:
в одних кальсонах...
Гора Осиновая,
Упское, Барьково***,
Вы столько видели, но только не такого!
А не хотите ли ещё вы этих, шедших
Куда глаза глядят,
раздетых сумасшедших?
А если кто из них и вылечен –
понятно,
От лютой стужи он с ума сошёл обратно...
Присады Нижние и обе Еловые***,
Недалеки до вас дорожки полевые,
Но если ноги, если руки – как сосульки,
Не добрести, не доползти до вас за сутки.
А доползёшь – не трогай лихо, если тихо –
Кому же нужен лишний рот,
к тому же психа...
Помог ли кто им?
Знать – не знаю. Но едва ли:
Их немцы – гнали,
и свои – не принимали…
Спроси в Никитино,
в Бредихино, в Ильинке*** –
Ну, кто их вспомнит?
И нужны ли им поминки,
Тем, что по улицам прошли,
как привиденья,
За восемь лет почти
до моего рожденья?
Ну разве только моя тётка пожилая
Поставит свечку им и рая пожелает.
Забьётся сердце у неё, как у синицы.
Она всю жизнь свою работала в больнице.
Теперь она за всех убогих молит Бога.
Наверно, тоже сумасшедшая немного...
_________
* Петелино – посёлок недалеко от г. Тулы
** Упа – река в Тульской области
*** Осиновая Гора, Упское (Сергиевское), Барьково,
Нижние Присады, Большая и Малая Еловые,
Никитино, Бредихино, Ильинка – деревни под Тулой
* * *
Там, под Бежецком, живёт
Одинокая берёза –
Тётя Тоня, счетовод
Прежде славного колхоза.
Все сосчитаны года –
Их четырежды по двадцать.
И не хочет никуда
Тётя Тоня перебраться.
У неё ведь огород
И родные на погосте,
У неё два раза в год
Из Москвы бывают гости.
Не спеши же, ангелок,
В добрый дом её явиться,
Где на фото, словно Бог,
Мальчик с ромбами в петлицах…
Фуражка
В боевом солдатском званье,
В гордом званье старшины
В новом обмундированье
Возвратился дед с войны.
Гимнастёрку и рубашку,
Пару яловых сапог
Износил он. А фуражку
Почему-то всё берёг.
Надевал фуражку в праздник,
Очень ею дорожа.
Бабка скажет: «Новой разве
Нету? Всё для куража!
Как в такой пойдёшь к соседу:
Не хозяин, что ль, рублю?
На базар поеду в среду –
Шляпу там тебе куплю…»
Дед припрятанную «Старку»
Брал: да что тут говорить? –
Спорить с бабкой, что по танку
Из винтовочки палить…
Не спеша он шёл к соседу,
Что под Курском воевал,
И с соседом за Победу
«Старку» – чаркой распивал.
С ним, осколком ослеплённым,
Пел о самом дорогом,
Пел и плакал!
И гранёным –
Пил за мёртвых самогон!
Добирались и до бражки…
Правда, ум не пропивал:
Никогда чужой фуражки,
Уходя, не надевал.
Перед бабкой отвечая,
Говорил: «Да что там пью? –
От чужих же отличаю
Я фуражечку свою!»
«…Отчего ж тебя качает,
Что корову в борозде?
Знаю, как ты отличаешь:
Ты ж – на ощупь, по звезде!..»
Дед молчал. Когда ж от брани
Строгой бабки уставал,
Не ложился на диване –
Уходил на сеновал.
И проваливаясь в небыль
От нахлынувшей тоски,
Видел он, как шли по небу
Краснозвёздные полки.
Там по цвету и по лаку,
По немеркнущей звезде –
Узнавал свою фуражку!
Ту, что в доме, на гвозде…
Щепоть соли
Я был рождён во времена,
Когда закончилась война
Победою!
О них шпана
Теперь кричит как о суровых,
Где правил злобный вурдалак.
Не знаю: врут иль было так –
Я помню гордость, а не страх,
И хлеб,
Бесплатный хлеб в столовых.
Уроки кончены, и вот
Туда, где свой, родной народ,
Серёжка в очередь встаёт,
А мы, пока он достоится –
За стол! И солюшки щепоть
Посыплешь щедро на ломоть:
Как радуются дух и плоть –
Ах, видели б вы наши лица!..
В краю пятнадцати столиц
Таких сегодня нету лиц!
Не зря рекламный русский фриц
Мне предлагает всё и сразу:
Лишь только бы молчал я впредь
О гордости победной, –
Ведь
Я – хлеб, какому не черстветь,
Я – соль та, равная алмазу!..