1. У Паоло Трубецкого
В пятидесятые годы прошлого века училась я на филфаке Ленинградского университета имени А. А. Жданова. (Сейчас-то ЛГУ называется иначе…)
У студентов, друживших с художниками, была популярна неофициальная экскурсия на хоздвор Русского музея. Там находился (был туда «сослан» с площади Восстания!) знаменитый монумент работы не менее знаменитого Паоло Трубецкого – памятник Императору Александру III.
У современников скульптора его работа вызвала разноречивые суждения. Так, известна эпиграмма А.С. Рославлёва:
Третья дикая игрушка
Для российского холопа:
Был царь-колокол, царь-пушка,
А теперь ещё царь-…
Революционная общественность России, а позже и большевики оценили монумент как уродливо-тяжеловесный портрет российского самодержавия. Его убрали и задвинули. Сейчас, говорят, он находится во дворе Мраморного дворца Санкт-Петербурга.
Наверное, поход к монументу под водительством художника (Г. Багрова) был одним из элементов студенческой фронды. Всё-таки наступала прохладная… оттепель.
Ещё было принято фотографироваться у могильного памятника академику Н. Я. Марру. Напомню, что труд великого языковеда И. Сталина «Марксизм и вопросы языкознания» ещё был в ходу, я сдавала его на кандидатском экзамене в шестидесятые.
Кстати, в пору моей молодости не только филологи обсуждали лингвистические изыскания «вождя всех времён и народов», но и другие слои населения. Так, предколхоза спрашивает у секретаря райкома, какие выводы, дескать, должны сделать колхозники из трудов товарища Сталина о языке. И получает лаконичный ответ: «Вкалывать!» (это из романа Фёдора Абрамова «Пути-перепутья» 1973 года). А я на моём любимом филфаке слушала лекции Фёдора Александровича по советской литературе.
Недавно узнала, что автором гениального сталинского труда «Марксизм и вопросы языкознания» был всё-таки Арнольд Чикобава, написавший популярный в наше время учебник по общему языкознанию.
Что касается творчества Паоло Трубецкого, то о нём – в трудах искусствоведов…
2. Кинозвёзды из… «многотиражки»
В моих архивах сохранилась изрядно пожелтевшая вырезка, датированная 5 ноября 1956-го года, из многотиражки «Ленинградский университет». Эта корреспонденция мне особенно дорога. Надеюсь, читатели поймут, почему. Позволю себе привести сию заметку, озаглавленную «До встречи на экране!», целиком.
«Мне посчастливилось общаться в качестве переводчика с некоторыми из итальянских актёров во время недели итальянского фильма в Ленинграде. Конечно, Сильвана Пампанини была окружена преувеличенным вниманием со стороны восторженных поклонников кинокрасоты.
К сожалению, восторг поклонников был распределён непропорционально. Ведь в итальянской делегации были замечательные актрисы Элеонора Росси-Драго и Валентина Кортезе. Высокая блондинка с карими глазами, Росси-Драго говорила с нами ласково и просто. Она была полной противоположностью Пампанини.
В самом деле, обе пришли в кино с «конкурсов красоты». Но если Пампанини после фильма Де Сантиса «Дайте мужа Анне Заккео» ничего не дала итальянскому кино как актриса, то Росси-Драга, сыграв во множестве коммерческих фильмов, создала высокохудожественные социально-психологические роли в фильмах «Подруги» Антониони и «Одинокие женщины» Сала.
Сейчас Элеонора Росси-Драго с большим успехом играет Елену Андреевну в спектакле «Дядя Ваня», поставленном известным режиссёром Лукино Висконти.
Прекрасный итальянский кинокомик Паоло Стоппа, которого мы видели в фильмах «Рим, 11 часов» и «Неаполитанская карусель», поразил нас своей серьёзностью.
Ему задали много вопросов: что вы думаете о кризисе итальянского неореализма? как вы оцениваете последние советские фильмы? каковы ваши творческие планы?
Паоло Стоппа отвечал обстоятельно и серьёзно:
– Уж если говорить о неореализме как течении, то отцом неореализма следует назвать Чехова. Все диалоги наших фильмов давно уже написаны им.
Паоло Стоппа любит Гоголя и Чехова. Он играет в театре дядю Ваню и готовит для кино роль Чичикова.
Повторяя слова Луиджи Дзампа, произнесённые им на прощанье, мы можем сказать: до свидания, увидимся на экране!»
3. Автограф Лёвушки
Итак, я училась на романо-германском отделении Ленинградского (и всё равно – Питерского!) универа, он – на журналистике, курсом ниже. А познакомились мы в Москве, на Красной площади, зимой 1954 года. Я была на экскурсии в столице и посетила Мезонин-Мавзолей, в котором тогда были представлены оба монстра – Ленин и Сталин.
Навстречу – Лёша Лифшиц (так звали его в студенческом кругу).
– А я – из Пушкинского музея. Там выставили «Красных рыбок» Матисса!
Так мы стали общаться. Он дал мне свой телефон и любезно сказал: «Друга я никогда не забуду, если с ним повстречался в Москве».
Пересекались мы с ним частенько на страницах многотиражки «Ленинградский университет». У меня есть его автограф на эту тему…
Лёша-Лёва подписывался в газете Асин (в честь своей мамы по имени Ася). Я ему как-то и говорю:
– Если прибавить к «Асин» типичное окончание «ус», то получится «асинус», что по-латыни значит «осёл» (asinus!)
Во второй раз, уже заочно, поразилась его выбору, когда он стал публиковаться под псевдонимом Лев Лосев. Огромный провал вкуса! В то время был жив великий Алексей Фёдорович Лосев, последний философ Серебряного века. В аспирантуре я слушала лекции по античной литературе А. А. Тахо-Годи…
А вообще, мне стихотворчество Льва Лосева* нравится не меньше того, что делал Иосиф Бродский.
Валентина Катеринич,
кандидат филологических наук
Иллюстрации:
заметка из «многотиражки» Ленинградского государственного университета;
кинозвёзды итальянского неореализма
Сильвана Пампанини и Элеонора Росси-Драго;
автограф студента Льва Лифщица, ставшего поэтом Львом Лосевым;
Иосиф Бродский и Лев Лосев
Октябрь-ноябрь-2011
Хабаровск
---
*«45»: читайте в сегодняшнем выпуске нашего альманаха подборку стихов Льва Лосева «Снег на мраморе стола».