Есть дьяволу где порезвиться
На русском просторе;
Есть где дураку помолиться –
И в храме, и в поле.
Казарма, тюрьма или рынок –
Удел окаянных...
И песен не стало старинных,
И маршей державных!
Мосты за собою сжигаем
И рушим стропила;
Как нищие, лбы расшибаем;
Как дети, слепые.
Журавль улетел, а синица –
В силках оказалась...
И слухом, и страхом казнимся
Такая вот жалость!
Боль памяти – невыносимей,
Кого не помянем!..
А пламя – неугасимей,
Вздымается синим и алым.
Шлагбаумы, а не границы,
Держава в позоре!
Есть ворону где расшибиться...
О, русское горе!
Двуглавый орёл без короны –
Как ветер без цели!
О древо, лишённое кроны!
Но корни ещё уцелели.
Когда же мы тяжбы отринем
И духом воспрянем ?!
О Боже, сподоби Россию
Воскреснуть над прахом!..
утро
петух рассвета
на плетне зари
взъерошил красный гребешок солнца
силуэты – в фигуры
серое – в цветное
день-художник рисует
маслом –
природу
гуашью –
животных
акварелью –
человека
какие сны мне снятся Боже мой!
такая бездна в них сквозит сквозь пламя
что просыпаясь в страхе замирая
припомнив забываю через миг
и силясь вспомнить главного не помню
всё кажется: иду один по полю
но день ли ночь – не знаю не постиг
мой город в бликах желтооспенных
янтарно-солнечных слепых
и зайчики бегут как ослики
как будто выставлены рамы
деревья к небу прислонясь
о чём-то шепчется их вязь
затем вдруг белое нашествие
невероятнейший десант
летят снежинки сумасшедшие
март по зиме творит поминки
снег пахнет хлебом и вином
и ветер феску заломивши
вечерний гонит фаэтон
Какая рань! Рассвет едва забрезжил.
За грань миров душа твоя летит!..
Бледнеют звёзды. Контуры всё резче
Столпы небес на грани света с тьмою
Чертою круговой обведены.
Твоя душа уходит не стрелою,
А может, это птица пролетела
И крылышками воздух рассекла? –
Сомкнувшийся за нею так мгновенно,
Так светлый дым рассеиваем ветром,
Так лёгкий прах волною уносим.
И мысль моя уносится над бездной
Как этот прах, как этот легкий дым…
не плакаться а плакать и беззвучно
поводья слёз упущены уже
и скачет смерть; за мною неужель?
вот шпоры мрака брызнули летуче!
и бледный конь застыл на вираже
сомнамбула моя из ворожей
но белый крест любовью осенён
и на забрале голубь осиян
проснусь ли я – я буду видеть сон
не разлучит того, кто так влюблён
знак препинанья, вещий знак, разлука
отступает прибой обнажая песок –
так и жизнь вдруг отступит тоску обнажая
но нахлынет волна эту мель захлестнёт –
и волна над волной заволнуется жадно
этот берег и отмель и ясный закат
говорят о прощанье о вечном покое
но как жала знамён волны рдеют горят
и мятежное вновь воздымается море
и внезапно в ночи после третьей трубы
cолнце явит свой блеск как алмаз марсианский
и луна трижды в день на пороге судьбы
идут дожди сплошной завесой
их шторы в воздухе висят
и лужи хлопают зловеще
он кружит в маске на котурнах
на сцене осени нагой
и пахнет траурно и трупно
как поминальное прощанье
как погребальные цветы
воспоминания печальны
в подвале памяти зловещей
они как мыши шелестят
и мне самой судьбой завещан
непреходящий листопад
у грота моего застыл прибой
погаснул отзвук в раковине гулкой
уступы скал нависшие над бухтой
моя теснина сумеречна в ней
таится Фермопильское ущелье
чем далее тем кажется длинней
свивая саван сумрак гробовой
сгущается над жизнью-незабудкой
и память отделяется как боль
душа моя уходит в коридор
как ветер отворяющий ущелье
влекома тягой страшной неземной
иное невесомое как тень
оно глядит на тело что осталось
о Боже мой! – ужели в этот день
моя тоска смертельной оказалась?
и новомучеников Российских
(Прем.3,7)
И заметая следы лихолетние,
И провозвестники Октября,
К этому дню приложили печать
В неусыхающих кровоподтёках...
Но перед Богом за всё отвечать –
Лазарь, Христа предваряя, воскрес! –
Смолкли пред чудом смущенье и ропот...
Днесь осеняет с отверстых Небес
Совесть народная тихо скорбит,
Церковь земную увещевает;
Миро удерживающих молитв
Миродержавный иконостас
Ожил, в сияющих нимбами ликах!
Видящий тайное, явно воздаст,
В ризы спасения Русь облекло –
Время урочное не за горами.
Камень, что Ангелом сдвинут легко,
Камнем помазанья станет во Храме.
под бременем земных чугунных дел
я не могу очнуться распрямиться
я ничего не вижу кроме стен
затянут ужас серой пеленой
схожу с ума или ослеп как камень?
я не ослеп скорее ослеплён
и невзначай мелькнет издалека
какой-то отзвук отблеск вдохновенья
как будто затяжные облака
вдруг явят небо
боль не прошла
ты одинок
звучит твой голос слишком громко
но Бог доверчив
как цветок
в руках послушного ребёнка
и звук
пронзающий листву
вдруг отдаётся в сердце гулко
и одинокая в лесу
как окрылённая
прогулка
ещё не отступила грусть
и эхо радости невнятно
но ты благословляешь путь
и знаешь
нет пути обратно
он приведёт тебя обратно
сочилась кровь из незасохших ран
Россия гемофилией больная
тащила свой дурацкий шарабан
мечтая уподобиться лишь той
знаменитой гоголевской тройке
что стала европейскою судьбой
но въехал низколобый броневик
легла под пулеметы учредилка
и снова на событий беловик
при висельно потухших фонарях
кричали голоштанные витии
теплушки расползались на фронтах
Россия, Россия, Россия
Мессия грядущего дня!
Андрей Белый
у стен умолкнувшей святыни
где звезд кинжальные огни
я слышу в грозный час России
ось неизбывная земная
скрипит и трётся на износ
и шар плывёт изнемогая
над ним рассыпались салюты
как погребальные цветы
я слышу гулкие набаты –
всё отдалённей берега
обеспокоеннее лица
Россия Блока умерла
она без Бога на устах
хоругви прежние поникли
и странно высится впотьмах
в кольце из звёзд Иван Великий
в литавры бьёт пламя! –
сей звон летаргичен как осень
и тени взмывая
как коршуны падают в гнёзда
и тихо светясь
у синей каймы оробелой
танцует свеча
в сарафане задумчиво белом
так девочка в красном
так женщина в черном неясыть
ликуя от страсти
от старости ропщет и плачет
в литавры бьёт пламя! –
цветок пламенеет ракетой
часы улетают
их крылья над бытом воздеты
как марево пламя!
старик на пожарище плачет...
часы улетают
и маятник крыльями машет
зелёная лампада-светофор
открыта в рай дорога для блаженных
но я в притворе я меж оглашенных
лукавый грех сгорает как костёр
но и сгорев я вижу он дымится
когда терзает душу огневица
но коль молитва немощна как плоть
а ум впадает в суетную ересь
дай силу мне карающий Господь
адам и каин пали оттого
что прежде пал отпав ко злу денница
дай силу мне прощающий Господь
пока твой суд свершается во мгле
святая инквизиция святая
я на костре и руки простираю
да совершится аутодафе
напев старинной флейты
прорезал тишину
как будто плачут феи
как будто парки пряжу
старинную прядут
и зачарован сразу
наш нищенский уют
такие сантименты
пронзительны без слов
напев старинной флейты
лучи луны от страха
смешались второпях
ужели третья стража
уснула при дверях?
не бойся, третью стражу
скликают петухи
мы от напасти вражьей
откроет светлый вестник
искуплена вина
пускай не узнан Генрих
но Гретхен спасена
на морозе голуби нахохлились
Боже мой
Божий дом
хоть воркуют маковки растерянно:
воскреси
но кресты
сквозь оконце слюдяного дня
идет ночь
и невмочь
вот и небо съежилось уже
как Звезда
как слеза
белые бабочки розовый куст
снег осыпается тихо нездешне
белые бабочки к воздуху льнут
как целомудренны что за цветы!
воздух струится гирляндами вверх
воздух струится и падает снег
вспыхнули звёзды – к пистону пистон
вышли под звёзды – кажется бал
бал-маскарад или бал выпускной
я развяжу его – пусть упорхнёт
сердцу – ладонь моя бабочке – сад
видишь: созвездья над нами висят
и снег осыпается – за горизонт
как молодо звалась сиренью
шумящая всюду листва
какой небывалой свирелью
певуче звенели леса
и первозданной капелью
…ветер ворвался
вздымая сухое жнивьё
в прах обращая
колеблемые былинки!
Пан оглянулся и –
в панике развоплощено
время в пространстве
круги по воде –
остановившийся вздох
впился занозою в воздух
смерть застигает врасплох
зельем её не избыть
дух возвращается в рай
чтобы душе вострубить:
милая
так возглашает петух
в третий
стремительный раз
свет невечерний потух
но на столе три свечи…
помилуй нас грешных Господь!
помилуй нас грешных!
уже наступает черёд
и в сумерках смертного дня
дыхание дыма
я вижу: горят города
неслышно незримо
над гребнем летящей волны
витает злой гений!
и пульс – часовой тишины –
на папертях древних столиц
теснимся спасаясь
и чёрное пламя стоит –
но лиц не касаясь
имеющий уши да не услышит
телефон лучше вынести в коридор
вы наивны мой друг
говорите потише
мой ребенок – беспомощный поплавок
и дрожит как молитва на поверхности мига
так колеблется ветром цветок полевой
я боюсь за него
жизнь ведь незаменима
как спички ломки листья
ранние холода
и проступают лица
в кольцах заиндевелых
стынут осколки глаз
вырвано с корнем древо –
в траурной рамке берег
потусторонних дней
солнце заходит но тени
не кажутся длинней
Вешние воды еще не сошли,
И не упали небесные своды…
Значит, весна! – половодье души –
Так! – от распахнутого окна
Вдруг отрывается вещая птица,
И открывается дневника
Я затворённую келью свою
Вижу с высокого косогора,
Я к горизонту тропу проторю.
Память как келья, её приоткрыть –
Выбрать дорогу на перекрестке,
Боль успокоить – и кровь отворить…
Петербург-Москва (в поезде)
Сквозь пролёты моста
Осиянный собор
Промелькнул, как виденье.
Только тень от Креста
На чело вдруг легла,
Отлетела мгновенно...
Или это твоя
Отлетела душа
К заповедным пределам?
В небывалый простор,
Оборвав разговор,
Разлучённая с телом.
Разделённый с тобой
Неизбывной судьбой,
Я как в воду опущен.
Та же ночь надо мной
Захлебнётся волной.
Чую холод гнетущий.
Но тебя этот Стикс
Не страшит, ибо спишь
Вечным сном, безответно.
Смертью жизнь спасена,
Отлетела душа,
Будто дым от костра,
Будто взор, от лица
Отведённый устало.
Опустел твой собор,
И притворы, и двор —
Ибо вечность настала.
Париж-Кельн
последний горестный кивок –
прощайте господа
на плаху я взошёл как Бог
вдруг загорелся в небе круг
как яркий круг луны
зачем растет трава вокруг
зачем из праха мы растём
и попираем прах?
а жизнь уходит как песок
язык скрывается в гортань
змея шипя – в бамбук
и смерть в ночи за гранью грань
и кто нас грешников спасет
коль свет – как тени крыл
незримых ангелов
с высот