Татьяна
Врубель

Времени хватит на всё

Времени хватит на всё:

                    на скитанья по дальним дорогам,

На рисование,

                    пенье,

                              заботы о ближнем,

                                                         вязанье,

Чтение книг,

                    воспитанье детей,

                                        на радости со слезами,

На возвращенье к себе

                               и общенье с возвышенным – с Богом.

Времени хватит на всё, как хватает его у природы –

Вырастить сад,

                    и плоды напоить,

                                        и землю пробить семенами,

Преобразить ледниковые глыбы в большие и малые воды,

Сблизить далёких людей, чтоб их судьбы исполнились – нами.

* * *

Голос муз таинственный,

Слова торжество…

Нет пути у Истины,

Кроме одного,

Кроме той единственной

Тропки на ветру,

Над которой выстоян

Воздух, как в бору.

Не скорби, что пристальный

Взгляд угадан твой

Высохшими листьями,

Вымерзшей травой,

Что не к тихой пристани

Скорбная стезя,

Что, полжизни выстрадав,

Отдохнуть нельзя.

Слепнет, славой взысканный,

Не суди его!

Нет пути у Истины,

Кроме одного.

Двое

Год наступил – который год

Совместных ласк, страстей и козней.

Он, может быть, нам принесёт

Хотя бы горсть надежды поздней.

Но всё же – это благодать:

Мы вместе, связаны судьбою,

И всё, что сказано тобою, –

Словами мне не передать.

Мир дому нашему и той

Уже сложившейся причуде –

Быть вместе душами, чтоб люди

Всё проникались красотой

Со-единения двоих

В простых привычках и предметах,

В нерасторжимости поэтов,

Когда естественен их стих!

Единство времени

Порой смыкает ход минут,

Разорванных и запылённых,

Какой-то крохотный лоскут

Небес,

           проветренный до звона.

* * *

Зачем зовёшь, куда ведёшь,

Звезда моя падучая?

Над храмом – тьма,

За дверью – ложь,

И небо скрыто тучами.

Там, за пшеничною межой,

Толкует перепёлочка

О том, что станет дом чужой

Моею книжной полочкой.

Там встану на неё, тесня

Тела томов степенные, –

И вдруг почувствую: весна

Над крышею, за стенами.

И вдруг уверюсь: рассвело

Над пашнями, за ставнями,

А печка, что хранит тепло,

Посудою заставлена.

Там три ставка да два горшка,

Котёл с водой горячею…

Вошла слепой в дом чужака –

На волю вышла зрячею.

* * *

Кто мы есть, зачатые в любови?

Звёзды… Но какой величины?

От какой неволи или боли

В эти стены мы заключены?

Что смущает сердце и рассудок,

Поглощает наши суть и стать,

Так смещая время плоских суток,

Что нельзя и часа наверстать?

И какими страшными путями

Наши предки свет несли из тьмы,

Если те пути восстали с нами

И навечно в нас заключены.

Межвременье

Светало. Был тот ранний час,

Когда незрячесть отмирает,

И стыд в душе перебирает

Всю грязь, что накопилась в нас.

Ничтожным становился миг,

Прикинувшийся откровеньем,

Казался соловьиным пеньем

Истошный воробьиный крик,

И было так невмоготу,

Не по себе до той минуты,

Покуда не рассеял смуты

Рассвет с соломинкой во рту.

Освобождаясь, тьма текла

За край, где ночью обитала…

Я снова веру обрела,

А за окном земля светала,

Преображалась и цвела.

* * *

Надо что-то надеть,

Надо как-то забыть,

Чтоб тебя не задеть

Чудотворная нить,

Что невидимо, где,

Но я знаю – струной

Натянулась, – к страде

Или перед войной.

Может быть, за спиной,

Может, просто в груди,

Но я знаю: струной,

Что бессонно гудит…

Риторические вопросы

Как думаете Вы – в стихах, как в зеркале,

Отражена (хоть малостью) душа?

Какими пересудами и мерками

Её измерить, если, словно шар

Воздушный, она шнур порвать пытается,

Который её к телу прикрепил,

И рвётся ввысь, и, ветреная, мается,

Как парус без руля и без ветрил?

Как думаете Вы, душа – беспечная,

Когда она пускается в полёт?

И чем её свобода обеспечена?

И в чём её «надежда и оплот»?

Как думаете Вы – косноязычие, –

Наш спутник или просто наш балласт,

Который обретаем тем привычнее,

Чем тоньше наших душ весенний наст?

И если правда – выдумка блестящая

Не мудрецов, а стареньких сирот, –

Что думает о нас душа летящая,

Как только шарик нитку оборвёт?

Рождественские стихи

Набухает, как почка, безлунная ночь

И рождает Звезду голубую затем,

Чтоб убогим больным пилигримам помочь

Отыскать свой единственный путь в Вифлеем.

Русская словесность

Мне кажется, что русская словесность

Тем хороша, что ей пристала честность

Гораздо в большей степени, чем спесь.

И если б не претила мне известность,

Как известь, разъедающая совесть,

Я б истину доказывала – то есть,

Что Слово – это Истина и есть.

Что все попытки подлостью и страхом

То Слово извести – кончались прахом.

Так сокровенна меж судьбой и словом

Единая связующая нить,

Так живо Слово в русском человеке –

Как снега привкус в запахе еловом,

Как дерево – дыханьем,

В нас навеки

Живёт:

Через распахнутые веки

Нас с небом и землёю породнить.

Слово Иоанна Златоуста

Нашла я, наконец, то, что искала:

То «Слово Иоанна Златоуста»,

И стало на душе светло и грустно,

И эта грусть меня не отпускала.

А ветер шевелился в тополиной

Листве. Он там ворочался тревожно,

И тьма к окошку кралась осторожно

По фонарю с лучистой паутиной.

Мне представлялось прошлое картиной,

Где время отмерялось очень скупо,

И старая облупленная лупа

Никак связать начало с серединой

Не помогала.

А тревожный ветер

Всё шебуршал, плескался, не стихая,

Он словно надсмехался над стихами,

Плетя свои – невидимые – сети.

Я думала о том, что строки эти

Сравнимы с кучевыми облаками,

Плывущими сегодня над веками

В неведомое нам тысячелетье.

Мне так хотелось, тьмы ослабив путы,

Раскрепостить прошедшее от гнёта

Забывчивости –

Птичьего помёта,

Гнилых кореньев,

Зарослей минуты…

И Слово Иоанна Златоуста

С берестяных страниц, покрытых вязью,

Светилось мудрой сдержанностью чувства,

Соединив нерасторжимой связью

Мир откровенья – с обликом Провидца,

Фонарь и ветер – с привкусом лакрицы,

Земную явь – с тем, что сегодня снится,

Прошедшие – и завтрашние лица…

Тиль Уленшпигель

Мне ль обрести свободу среди тех,

Кто несвободен? Чем я обосную,

Что верую в сомнительный успех

Среди других – ошуюю, одесную?

И что она, свобода, если есть

Дух примитивный, близкий к запустенью,

Которому чужда благая весть,

Который слился с собственною тенью?

Тот слабый дух, чей господин молчит,

Пока живёт, не помня о свободе…

Клааса пепел в сердце мне стучит,

Но мне ли мстить наперстнице-природе

За то, что я рождён рабом в народе,

Который держит палец свой на взводе

Седого страха – не узрев свечи,

Поставленной у выхода пещеры

В мир светлый – милосердия и веры.

Утро в больнице

Утрами в коридоре тишина,

И воздух жгучий из открытых окон

Течёт тягучим ароматным соком,

Как будто бы из горла кувшина.

Час пробужденья. Небо высоко

За окнами стоит. И нет больницы –

Лишь тихая печаль. Ей так легко

В пространстве заоконном раствориться.

Не потревожит хрупкой тишины

Весёлый скрежет мётел за оградой.

На все четыре вольных стороны

В рассвет стекает сумеречность сада.

И нет в своей беде чужой вины,

И звон синиц какой-то колокольный,

И милосердья высь, и ветер пахнет полем,

А думы снова в жизнь устремлены.