Татьяна Парсанова

Татьяна Парсанова

Четвёртое измерение № 2 (422) от 11 января 2018 года

Мы бесстрашно шагаем с крыши

* * *

 

Сегодня солнце без улыбки встало,
Едва пробив туманный полумрак.
Наш клён любимый хмуро и устало 
Мне кинул лист,  как нищенке пятак.

Просторы улиц затопило людом –
Меня загнав, как зверя в западню.
Бедой пахнуло  (не понять – откуда),
Мой оптимизм срубая на корню.

И что-то зрело нестерпимо быстро,
Раскраску дня опустошив до дна.
И вдруг в сознанье – яркой вспышкой – выстрел!
И осознанье: я теперь – одна…

И стало в миг – дышать, и думать нечем,
а только лишь по-бабьи в голос выть...
Упало небо с грохотом на плечи,
Из рук рванув связующую нить.

 

* * *

 

Падают мелкой рябью
мысли на белый лист –
Гонит  мороку бабью
ветра разбойный  свист.

Дождь зачастил, заметно
серость в настрой поддав.
Думать о счастье – тщетно,
видя пожухлость трав.

Словно посланник ранний –
Первый желтеет куст.
Список моих желаний 
До неприличья пуст…

 

* * *

 

Солнце гладит по лицам прощальным лучом,
Прячет впрок теплоту свою – чуть виновато.
Расцветают леса, чтобы было о чём
Замирать в восхищении нам до заката.

Август выкрасит в цвет серебра ковыли
Раскидает стога золотистого цвета.
Небо яркость прибавит для звёзд, чтоб могли
Мы в стихи собирать красоту до рассвета.

И губами, к  живому  припав роднику,
Ощущать себя вновь вне пространства, покуда –
Слово первое робко ложится в  строку,
И душа сладко мрёт в ожидании чуда.

 

* * *

 

Х. В.

 

Не цветами – лебедой
Зарастает поле.
Стала я твоей бедой,
Милый, поневоле.

Неба ситец голубой
Насурьмился грозно.
Ах, зачем же мы с тобой
Встретились так поздно?!

Мыслей горьких остриё –
Никуда не деться.
Спрячу имя я твоё
В тайничок, под сердце.

Сыпет густо на лицо
Мне слезинки лето.
А на пальчик мой кольцо...
Не тобой надето. 

 

Двенадцатый вагон

 

1.

«Не грусти. Мы оба обманулись…»
Твой вагон. Пустой перрон. Вокзал.
Я бреду по неуюту улиц.
Я не верю в то, что ты  сказал…

 

2.

Солнца луч запутался в ресницах.
Просыпаюсь. Птичий перезвон …
Сколько лет ещё мне будет сниться
В этот день один и тот же сон?!

Пять минут понежиться в  кровати.
Но звонок настойчив. Как назло –
Неизвестный номер… (Вот некстати.)
Только в трубке вдруг твоё, – «Алло».

Заметалась мыслями – откуда?
Безнадежно утонув в былом...
И – уже почти поверив в чудо –
Притулилась боком за столом

Пряча вглубь улыбку воровато,
Расплескав рукой дрожащей чай...
В голове слова  твои набатом:
«Буду в твоём городе. Встречай».

Время встало. И бедняга вечер
Сотни лет ко мне не мог дойти.
Как жила я семь часов до встречи?
Сколько раз сбивалась я с пути?

Сколько раз я осыпалась прахом,
Чуть родившись, превращалась в хлам...
Сколько раз с благоговейным страхом
Я в лицо смотрела зеркалам…

Пусть приедет – я просила Бога.
Я молила – чтоб не приезжал.
Но часы  пробили. И – дорога
На Голгофу вывела. Вокзал...

Второпях себя рукою трону
Явь ли это, иль знакомый сон?
Я ль иду с толпою по перрону,
Я ль ищу двенадцатый вагон?!

Тормоза  пропели – стоп машина.
Мысль метнулась – как же мы глупы...
Сердце в пятки – вот он, мой мужчина.
И – глаза в глаза, поверх толпы.

Всё такой же; красота и сила.
Взгляд всё тот же – сердцу горячо.
Вздрогнула – накраситься забыла…
И смущённо спряталась в плечо.

 

* * *

 

Когда  завесят белым зеркала,
Когда стакан  покроют коркой хлеба;
Ты не жалей, что я как хмель прошла.
Ты не жалей, что – мне  опорой  не был.

Когда январь, листнув тринадцать дней,
Осиротелость разольёт по венам –
Всё оправдав в себе, не пожалей,
Что без меня ты стал обыкновенным.

 

* * *

 

Жизнь пролистала  страницы  и лица
Буйному  ветру  под стать.
Время головушке долу клониться.
Время  слезам  закипать.

Смыло бесследно секундным цунами
Юности звонкой накал.
Память в  ночи говорит голосами
Тех, кого ты  предавал.

Старость – она как  бездонная  трещина.
Мачеха злая – не мать. 
Где  она – та, что судьбою обещана
В горе  тебя согревать.

Чёрною меткою пОд ноги брошена
Тень от понурых  плечей.
Смотришь с тоскою и завистью в  прошлое …
Чей ты, соколик?
- Ничей...

 

* * *

 

Криком измяты губы,
Молнии мечет взгляд.
Непоправимо грубый
Слов беспощадных град.

Россыпью чёрных бусин -
Ссоры взрывной экстрим...
Что нам с того, что гуси
Криком спасали Рим?!

 

* * *

 

Х. В.

 

Мешаю кофе с дымом сигарет,
Спускаю жизнь породою пустою.
Ещё один отполыхал  рассвет,
Не зацепив своею красотою.

День катит мысль в привычной колее –
Переложить пытаясь небыль в были... 
Ах, сколько их ушло в небытие,
Рассветов, что с тобой не разделили?!

 

* * *

 

Зачем пришла?! Разлучник-паровоз
Уже готов во тьму рвануть ночную.
Но как поверить в то, что не сбылось?!
Он здесь ещё, а я уже тоскую...

Вокзальной суетой заражена –
Бежит толпа, с тревогою на лицах.
Я – на перроне, в толчее, одна.
Держу себя в ежовых рукавицах.

С мольбой о возвращении – не сметь
Его тревожить.  Душ не склеить звенья.
А, впрочем, – поздно. Нечего жалеть.
Часы пробили время отправленья.

Колес всё дальше звонкий перестук.
Ждёт провожающих тепло вокзала.
Бьёт под лопатку молотом испуг –
Ну как же так?!  Его я потеряла...

В мгновенье – мир весь трауром одет...
Я б от себя  сбежала без оглядки.
Пустой перрон... Роднющий силуэт!
Ещё не веря – сердце камнем – в пятки...  

 

* * *

 

Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черёд. 

М. Цветаева

 

И снова блажь мне не даёт покоя,
Хотя давно азарт от боя стих.
О, критик строгий, сколько раз рукою
Недрогнувшей Вы били мне под дых. 

О сколько раз Вы закрывали двери,
Отделаться мечтая поскорей –
Когда и я, уже в себя не веря,
Бескрылая стояла у дверей.

О сколько раз своим высоким мненьем
Вы по глазам  мне били без прикрас...
Вы правы, критик строгий. Без сомненья.
И всё ж опять... В сто сорок первый раз –

Сама ли я в мечтаниях повинна...
Иль этот бред от скопища грехов...
Но верю я, как верила Марина,  –
Придет черёд и для  моих стихов.

 

* * *

 

Солнце за  хмарь тумана
Прячет своё  тепло.
Прошлое – мрачно, рвано
В мысли опять легло.

По изумруду поля
Луж расплескалась ртуть.
Ржавые гвозди боли 
Вбиты по шляпку в грудь.

Ввысь – череда проклятий.
В горсти – мостов зола.
Как-то опять некстати
Хочется мне тепла.

 

* * *

 

Понурившийся, погрустневший лес –
Как неизбежной осени примета.
На черно-сером бархате небес
Ни лучика, ни малого просвета...

Упал на землю журавлиный плач –
Привет для сердца нестерпимо малый...
В песочнице забытый детский мяч
В дожде осеннем моет бок линялый.

 

Мать

 

1. 

Кто она, и как  тогда всё было –
Старожилам вспомнится с  трудом.
Вроде б говорили, что купила
На краю деревни старый дом.

Спряталась за  каменным забором.
Равнодушна к мнению молвы,
К новостям соседским, сплетням, спорам...
Вечно в чёрном. С ног до головы.

За спиной  о ней ходили слухи –
Ведьма то ль, то ль тронулась* слегка.
Кто б подумал, что тогда старухе
Было лет чуть больше сорока.

Вёсны,  зимы чередой ходили.
Календарь листал за годом год.
Про старуху все чуть-чуть забыли.
Ну, живёт и ладно. Пусть живёт.

 

2.

В старый дом в  морозный,  тёмный  вечер,
Гостьей долгожданной Смерть вошла.
Тридцать зим  ждала  старуха встречи.
Тридцать безнадёжных лет ждала.

Потеплел старухин взгляд колючий,
Разглядев  безносую в дверях.
«Слава тебе, Господи.  Отмучил,» –
Губы  шелестнули  второпях. 

Удивилась – так легко, аж странно
Память пролистнула  на бегу
Страшный день, когда домой с Афгана,
Сын вернулся в цинковом гробу. 

И  дойдя уже  до  грани зыбкой,
Рассмотрев вдали зовущий свет –
Расцвела  счастливою улыбкой,
Понимая – боли больше нет...

 

3.

Проводить безумную старуху
Собралось,  привычно,  полсела.
Обсуждали равнодушно, сухо –
Кто, откуда, кем она была,

Всё, что память выдала  навскидку...
И вовнутрь благоговейный  страх
Спрятали. Счастливую  улыбку
У старухи видя  на губах...

 

22 июня 1941 года

 

Три пятьдесят...
Рассвета –
первый несмелый блик.
В тёплых объятьях лета
города сонный лик.
Рваный кусок тумана
тюлем свисает с крыш.
Заспанный дворник рьяно
гонит метлою тишь.

Achtung! Напрягся Каин,
силясь рукой взмахнуть.

Ищет, сквозь сон, губами
новорождённый – грудь.
Три пятьдесят...
Истома...
Людям ещё дано –
с зычным победным стоном
слиться, сплестись – в одно.

В небе, стальная стая –
смерть под крылом несёт.

В небытие впадая,
счастлив ещё народ.
Сонные – в одеяло
прячутся, как в гнездо.
Мира осталось мало –
Десять мгновений до ...

P.S.  

Кляксою взрыв. Воронка
Улиц взъерошит гладь.
Рвётся не там, где тонко…
Там – где хотят порвать.

 

* * *

 

Поглубже спрятать в  память, про запас,
под мерный  полонез дождя ночного –
серебряную россыпь наших фраз
и золото молчанья ледяного.

Собрав клубки колючей  тишины –
вязать тепло стихов на лунных спицах.
По беззаботным ручейкам весны 
корабликом бумажным уноситься.

И – одинокий  выбирая путь –
до станции конечной не доехать.
И крылья запылённые встряхнуть,
оставив  боль полузабытой  вехой.

И снова, снова – жажда высоты,
И поцелуем стёртая  помада...
Всё будет хорошо. Но только ты
Не верь мне. Я прошу  тебя. Не надо.

 

* * *

 

Разбивается... Как знакомо...
Затемнение солнц и лун –
Несуразно-округлым комом
В тайниках треугольных  рун.

И уже здравый смысл не слыша,
Перепутав, где тьма, где свет –
Мы бесстрашно шагаем с крыши,
Забывая, что крыльев нет.