Татьяна Кадесникова

Татьяна Кадесникова

Четвёртое измерение № 24 (228) от 21 августа 2012 года

Вся нежность

 

Аbrakadabra

 

Cуфлёру принесли суфле.

Гром граммофон включал и слушал.

Трактирщик спьяну тракт разрушил

«до основанья – а затем...» –

Делились – роли, доли, боль,

жизнь замирала фотовспышкой,

поджаривала лето пышкой,

по краю просыпая соль.

Быть или быт? – вопрос избыт.

Стихи речились в твёрдой правке –

с приправой о шестой поправке –

плакатно плакались навзрыд.

От одинокости в толпе

Сводило скулы, скалы, слоги…

И мне, любимице убогой,

тепло за пазухой у Бога –

скучать и чаять о тебе.

 

Женщине

 

Исполнит сердце кардиобалет,

душа заноет нытиком капризным,

весной по-прежнему спасенья нет,

она пройдет, хмельная, мимо жизни,

как мимо окон, где приглушен свет,

где тени – по стенам, и до рассвета –

там женщина с глазами цвета бед

всё курит за стеклом на склоне лета.

 

Вздыхала…

 

Вздыхала – не дождаться... не дождаться –

и взгляд в окно. По белу полю след,

в каком–то диком и безумном танце,

позёмкою стелился тусклый свет.

 

И были призрачны шаги и тени,

метался ветер, двери отворив.

И падала бессильно на колени,

и замирала, обхватив твои.

 

Зимняя вишня

 

За окном растворялись в сгущёнке метели,

март забыл, что весна – утопал в зимних снах,

по пустому деньку светотени мелели,

зимней вишней краснела любовь на губах

и пьянела она под ласкающим взглядом,

согревала в ладонях полсчастья свои,

а замёрзшая ягода аленьким ядом

наполняла по каплям все ночи и дни.

 

20 марта 2010 года

 

Вся нежность

 

Вся нежность упакована в печали.

рассудок в действии – виват!..

и мы рассвет с тобою не встречали,

стирая завтрашний закат.

Под ноги расшвыряли все приличья,

ступая, будто по коврам,

нас дождь ругал по-мартовски, по-птичьи –

«Не так, не с теми и не там…»

Катилось солнце яблоком раздора,

хандрило небо над весной,

твои ладони, полные укора, –

в моих ладонях, полных не тобой.

 

Грусть-зима

 

Грусть кромешная твоя

стелет скатертью дорогу,

дрогнет сердце за тебя –

Замолчи же ради Бога!..

Чернополье бедных зим,

тени, солнце наизнанку.

Отчего так уязвим

дух под белую шарманку,

почему печалям дань

день спешит отдать ночами,

и листает календарь

с безутешными очами…

Горизонтом – снег слепой,

город, где зимуют птицы,

научиться б нам с тобой

по любви друг другу сниться.

Будет белая пора

мягче пуха, легче ваты,

и немножечко добра,

и немного виновата.

 

Рука на сердце

 

Осенний отпуск для печалей,

неизлечимо-золотых,

под строгий взгляд небесно-карих,

под ласку – зелено-земных.

 

В них будущность зимы и снега –

так далека ещё пока,

что белая и злая нега –

вполне желанна и легка.

 

Снег первый – словно хлеб последний

изголодавшемуся рту,

и ты – любви моей – наследный,

но ускользающий как ртуть.

 

Всё будет вальсово кружиться –

зима, земля, моря и я,

и будет призрачно ложиться

на сердце мне рука твоя.

 

О погоде

 

Зимы были мягче,

мягче были души,

слушай иль не слушай,

хочешь – отвернись.

Лучше – о погоде:

здесь, по крымской моде,

по скалистым мордам

год стекает вниз.

 

Милая картина –

горы, выгнув спины,

подставляют плечи

ветреным снегам.

И счастливой тенью –

дымный запах печки,

и счастливым эхом –

запах молока.

 

Новогодний вечер

остужает души

вьюжным безразличьем

ледяных стрекоз,

нынче – снег и ветер,

завтра – дождь и лужи,

дня на три, привычно –

штормовой прогноз.

 

Снеголовы

 

снег падал вверх.

нет – улетал –

подальше от тепла земли.

он даже не предполагал,

что мы одною с ним крови,

с тобой

и с этою зимой,

и с псом,

что жался у крыльца...

Катилось небо колесом

и не было ему конца.

 

Яблоко

 

Весна крадётся, зеленея.

Приказ один: настать – расцвесть!

Зима, поправив портупею,

сдаёт фронты, посты и честь.

 

И мы с тобой –

меж ними где–то –

в блаженном веденье своём –

уже крадём кусочек лета

и яблоко

одно

жуём..

 

Крылья

 

И вот оно!.. – весь мир крылат!

Повсюду крылья, даже тени

в весенний первый понедельник

под солнцем празднично летят.

 

Крылатый шум на сто ладов

на сто садов стекает с неба,

и бьёт по нерву: – Мне бы!.. мне бы!..–

звенящий пульс колоколов.

 

Мир снова юностью знобит,

над разноцветною купелью

он жмурится и в сердце целит,

хохочет: – Падай! ты – убит.

 

И – падаешь спиною вниз,

и веришь – всё-таки подхватят

единственные из объятий

твою оставшуюся жизнь.

 

Формула весны

 

Я напишу, а может, нарисую,

сложу – как дважды два – легко:

весенний дождик в линию косую

с рассветным тёплым молоком –

над городком, ещё немного сонным,

делившим плен зимы со мной,

над морем чёрным и зелёным,

над чайкой, слаженной с волной,

над парком с оголённой плотью,

где корень есть всему,

над берегом с родною болью,

над тем, что я зову любовью

к кому-то одному.

 

Мы просто…

 

Мы просто доживём с тобой до осени,

распятым солнце будет – по зиме,

и будут листья, что деревья бросили,

кружить печально по твоей земле.

 

И я, как лист осенний умирающий,

скучая по теплу родных ветвей,

коснусь тебя – так нежно, всепрощающе,

и успокоюсь на руке твоей.

 

братья гримм

 

мы товарищи по счастью

мы соседи по весне

разбросает ветер снасти

по танцующей волне

 

попадёмся – не отпустит

пропадём – пойдём на дно

добавляй скорее грусти

в изумрудное вино

 

мы друзья разлей водою

мы родня на киселе

так и будем жить с тобою

от судьбы навеселе

 

то влюблённые в стихию

то стихийно влюблены

близнецы по ностальгии

соплеменники вины

 

прорастаем по-сиамски

возвращаемся домой –

братья гримм смахнув гриММаски

ты да я да мы с тобой.