Две новеллы
Иван Карабутенко, или «Отлично» за честность
1
В Литинституте училась я долго – целых девять лет – с 1984 по 1993 год... поступала с одними, заканчивала с другими... Поступала со мной Наташа Варлей – кавказская пленница. Из окончивших никто особенно знаменитым не стал.
Тогда ещё был железный занавес, а к нам на мой первый курс приходит молодой высокий, черноволосый, чернобородый препод, окончивший Сорбонну... Читает историю изобразительных искусств... Глаза блестят... Время от времени отхлёбывает из непонятной фляги...
Студенты в первом ряду спорят – медная эта фляга или стальная... Сходятся на том, что всё же стальная, но с изящно выбитым в квадратике медным кленовым листочком...
2
Художник Анатолий Зверев тогда был ещё жив... Он сидел в подвальном выставочном зале на Малой Грузинской и рисовал портреты – кому за пятёрку, а кому и за трояк... А у нас зачёт по истории изобразительных искусств… Принимает Иван Карабутенко... Алексей Сосна приносит свой портрет, нарисованный Зверевым, и студент с преподом начинают спорить о схожести резких линий Зверева и Модильяни...
Заходит деканша Галина Николаевна.
– Значит, так... Все вышли в коридор. Заходим по четыре человека, берём билет, сдаём зачет...
– Тихо-тихо-тихо, – Иван Карабутенко. – Галина Николаевна, у нас коллоквиум...
Деканше, видимо, это слово было мало знакомо... Тогда чернобородый Карабутенко с открытым взглядом выиграл.
Алексей Сосна минут сорок рассказывал о творчестве гениального художника современности Анатолия Зверева. А потом Карабутенко всем поставил зачёт.
Наш другой преподаватель по текущей литературе Сергей Смирнов только одного писателя считал гениальным – Владимира Набокова...
всю ночь курить
и о любимой говорить...
– Вы думаете, о бл&ди какой-нибудь говорить, – дурачьё... О родине говорить...
Я не уверена, что это вообще стихи Набокова – слишком уж просто...
Карабутенко тоже только одного человека считал гениальным – Сальвадора Дали. Причём ударение в фамилии он почему-то делал на первом слоге. Вот все на втором, а он на первом.
Через три года Иван Карабутенко преподавал у нас зарубежную литературу XIX века. Фляги уже не было. Кто-то с пристрастием поговорил с ним в деканате или ректорате. Глаза потухли...
Всё же он пытался шутить и пересказывать сплетни о великих людях, которые обычно рассказываются за чашкой чая.
– Ребятки, – говорил Карабутенко на последней лекции перед экзаменом, а многие люди, сидевшие в аудитории были в два раза старше его – заочка. – Экзамен – это формальность. Экзамена как такового не будет. Будет собеседование... Не нужно не спать ночь, зубрить и трястись – лучше прогуляйтесь по Тверскому.
Интеллектуальный уровень моего второго курса был гораздо ниже первого, поэтому и в друзьях у меня остались только те, с которыми поступала. Студенты-заочники
побежали за билетами домой – экзамен же – формальность. В результате половина двоек. Причём Карабутенко гуманно отсылал проштудировать только экзаменационный билет. Ничего другого он спрашивать не будет.
Мне повезло: попался Гюго «Человек, который смеётся». И я вспомнила каплю молока, застывшую на груди замёрзшей матери.
Со вторым вопросом было сложнее: Флобер «Саламбо». «Госпожу Бовари» я, конечно, читала, а вот «Саламбо» нет.
Так и сказала…
– Даже в детстве? – удивился Карабутенко.
– Даже в детстве, – твёрдо ответила я.
– Меня восхищает ваша честность, – развёл руками Карабутенко и поставил мне «отлично».
Такой вот неординарный преподаватель из Сорбонны.
Сейчас, говорят, в психушке.
Анатолий Зверев, или Жизнь после жизни
Знаменитого художника Анатолия Зверева я видела всего один раз... В подвальном выставочном зале на Малой Грузинской, куда мы пришли с литинститутовским однокурсником Толиком Балиным смотреть авангардистов.
Пьяный, небритый, в грязном халате непонятного цвета с яркими пятнами краски на рукавах – позже так ходили, ему подражая, многие художники...
А тогда пьяный Зверев бормотал:
– В миг портрет нарисую... за пятёрку... Я бы и за трояк нарисовал, да водка подорожала... трёшки-хуёшки не катят...
Весна 1986 года. Сессия в литинституте... Сдаём зачет выпускнику Сорбонны Ивану Карабутенко. Алексей Сосна приносит свой портрет, нарисованный Зверевым, видимо за хуёшку, и долго о нём говорит... Повествует о цвете, о точных линиях, об общей гармонии... Минут сорок, если не больше... А потом все сдают зачётки и получают автоматы.
Самого Зверева уже нет – алкогольное отравление...
И мне так обидно, что тогда пожалела пятёрку, ведь и у меня мог быть его портрет. Тем более, что Толик предлагал заплатить за меня. А мне лень было позировать, хотелось поскорей кофе...
Сразу после смерти Зверева вышло несколько его альбомов. Жаль, что он не проснулся знаменитым. И некому было его растолкать в гробу.
Очень быстро, прямо даже моментально появилась зверевская школа живописи. Откуда-то взялись люди, называвшие себя учениками Зверева. Известность его росла снежным комом.
А некоторые копировали свои виртуозно выполненные за трёшку портреты, продавали их. И выживали в девяностые.
Татьяна Бондарчук
Иллюстрации:
работы художника Анатолия Зверева,
фотопортет художника