* * *
А может это мне всё снится,
И то не лес, а лишь ресницы?
И отчего я так мала,
Вода, как будто бы смола,
И птицы стонут, и лица тонут...
А может это лишь казалось:
Богами небо надрезалось.
Ко мне гуманны были годы,
Тайком показывая броды.
И солнце жгло, и было зло...
А может кто-то будет рад
Сказать, что описала ад...
* * *
В песочных часах, перевёрнутых чьей-то рукой,
Стеклянная призма смирит колыхание лет,
Прозрачную веру поселит в стеклянный покой
И пустит по капле сквозь жерло раздробленный бред.
На кладбище дней, как опавшая эта листва,
Находим себя, невесомо коснувшись земли,
И это везенье, в котором бессильны слова,
Так в землю вонзались, познавшие шторм корабли...
Стихии враждуют, ища переломный момент,
И в этом наверно сокрыты уловки богов.
А мы, человеки, бессильных небес инструмент,
А если мы боги – откуда же столько врагов?!
Стекает песок – мы торопимся что-то менять,
Остаток с душою живой, одолев марафон...
Возможно, что именно это нам нужно принять:
Есть время для всех, но у каждого – свой Иерихон...
* * *
Время будто бы резина –
Сокращает без усилий...
Жизнь грохочет, как дрезина,
И не слышит что просили.
Остановки, мысли, встречи,
Время ревностно калечит.
А затем поспешно лечит...
Чтоб его превозносили...
* * *
Время кромсает будни,
Жалости не ищи.
Запечатлятся блудни
В камень его пращи.
Время приводит в праздник
Тех, кто осилил путь.
Время как будто дразнит:
Стоек и верен будь.
Время – судья третейский,
Молох и пьедестал...
Опыт эпикурейский,
Ты от него устал.
И от него спасая,
Слыша в ночи твой стон,
Время тебя кромсает,
Словно Пигмалион.
* * *
Второстепенные герои,
Талантливые примадонны...
Падут миры в глазах бездонных,
Я их прикрою...
Все смотрят почему-то в небо
И прославляют синеву.
Так отчего же мне потребно
Обнять траву?
Она, наверно, на погосте
Растёт янтарней и сочней,
Чтоб люди помнили: мы – гости
Своих же дней...
* * *
Деревушка стоит средь полей –
Возвышается храм над холмами.
И для сердца нет в мире милей –
Есть в ней что-то подобное маме:
И проста, но душой не пуста,
Так шершаво-нежна береста...
И важна, как огонь и вода,
И пронзительна, словно беда.
Деревушка живёт средь полей
В окруженье седых тополей –
Терпелива, устала, скромна
И священна, как будто жена.
* * *
Мелеет вечер, запахи раздав.
Луна в небесной мгле запропастилась.
И ночь, как обессиленный удав,
Глазами фонарей cо мной скрестилась.
Она блестит чешуйками росы,
Перерождаясь медленно в туманы...
Молю Тебя, переведи часы
И упраздни в иллюзию – обманы.
И пусть на свете меньше проживу,
Оставшись в ранге умниц и красавиц,
Давай в обнимку упадём в траву
И будем пить друг друга, не касаясь ...
Пусть этот мир то зелен, то лилов,
Ты будь, как прежде, пристален и нежен!
Позволь прочесть в твоих глазах тот зов,
Как приговор, который неизбежен:
Что не отпустишь из любимых рук
В пронзительные признаки рассвета,
Покуда не сомкнётся тёплый круг
Над головой счастливого поэта.
Покуда души, крылья распластав,
Условившись любить на этом свете,
Беспрекословно выполнив устав,
В архив не скинут матрицу о лете...
И будут падать яблоки на нас,
Раскалывая тишину на звуки,
И это будет наш медовый спас,
Навеки отлучивший от разлуки...
И будут пчёлы рады поутру
Лететь за новым и прекрасным взятком.
И ангел, разбирая мишуру,
Доволен будет миром и порядком.
* * *
Метель желта и листья квёлы,
Но в этом не моя вина.
Я рифмами, как частоколом,
обречена...
Пусть листья жаждут недолёта,
Я преимуществом горда,
Что недоступна для кого-то
как глыба льда...
Но я вольна любить, а значит –
Всё, что угодно натворить:
Что не утонет в речке мячик –
наговорить...
И снова пить вино с мужчиной,
И взглядом весело косить,
И жить и смыслом, и причиной
кольцо носить...
* * *
Мостки прокрались в камыши
И пахнут мокрой древесиной.
А солнце в утренней глуши,
Просачиваясь сквозь осины,
Попало в сети-кружева,
Что паутинками простёрлись.
Лежит вода, едва жива,
Меж ней и небом грани стёрлись!
Лишь капли веские росы
Неслышно катятся по травам,
Что в эти ранние часы
Подобны молодым дубравам.
Впитало облако туман,
Затон, как зеркало, недвижим...
И всё похоже на обман,
А я – каким-то чудом – вижу...
На кладбище
Здесь равны: заслуживший уснуть
И умерший, того не желая...
А надавит землица на грудь,
Оживляет ли важность былая?
Здесь прощают, кто им не простил,
В горсть земли умещая обиды...
Здесь и каждого Бог упростил,
Уравнял и этажность, и виды.
Попадёт ли по блату душа,
Высший Суд ли зачислит заслуги:
В новом мире пожить, не греша,
Быть волом при Божественном плуге?
И на стеблях застывших кресты
Как цветы между книжных страниц...
Здесь гордыни как прах суеты
Во смирении падают ниц.
* * *
Не губерния, не волость,
То в душе такая полость:
Там провал твоей души
Обживают камыши.
(Твои мысли, как секвойя,
А слова – как команчи).
Что-то всё-таки живое,
Шелестящее в ночи.
Твоё время бесконечно
(Кто не любит – не живёт),
Кто в тебя войдёт далече –
Будет луговой койот.
Но никто тебя не знает –
Много тайны в диком свете.
Лишь в зрачке луны рыдает
Кислый разъярённый ветер.
* * *
Нет обречённости в живущих.
Всё ложь – про грубость чёрных рук.
В терновнике – двоих поющих –
Кровав досуг...
Противники себя же сами,
Помяв цветы,
И, восхитившись чудесами,
На них же стоя, жгут мосты.
И падают с испугом в Лету
Притоком рек...
Неужто видно лишь поэту:
Слаб человек...
Осенний пруд
Я чувствую, как пахнет старый пруд...
Усталый запах равносилен крику!
Пожертвовала осень чёрным бликам
Всё золото, а воды – не берут!
Пруд ненавидит тщетность бытия –
Осенних дней напрасную мятежность:
Жестокая седая неизбежность
Вновь покорит, останется скамья
Над ним – делить остаточную нежность воды,
Пока застекленелый лёд не поглотит собой и этот мёд...
* * *
Почему так мало радуги?
Чтоб рассеялся туман, –
Люди слава-виноградари
Бьют в тревожный барабан.
Чтоб плоды, налившись свежестью,
Сизый выделив налёт,
И, презрев труды невежества,
Наполняли счастьем рот.
Почему так мало радости,
Есть печали и обман?
Люди, добиваясь сладости,
Сеют в радугу туман...
* * *
Прости своё утро за то, что придёт не спросясь,
Когда ты ещё не уснул, пригвождённый к кровати.
Прости, что оно, беспощадно в уме примостясь,
Предложит штрафные коктейли эмоций на вате...
Прости, что безлико пройдя сквозь тебя напролом,
Оно тебе мстит за отсутствие страха и лести,
И тем ненавидит тебя, словно Авессалом,
Что снова отсутствием сна эту ночь обесчестил...
Прости, своё утро за то, что в бессилье горит,
Себя истязая, что стал ты тупее и глуше...
Тебя оно тоже назавтра спонтанно простит ,
Как кот загулявший, покаясь, лизнёт твою душу.
* * *
Расколи эту полночь звонком,
Отними у традиций занятье
Возвращаться босым и пешком,
И в потрёпанном бурями платье...
Можно бурю вдвоём переждать,
Даже можно прижаться друг к другу,
И в любви ощутить благодать,
Замерзая в колючую вьюгу.
И вдвоём упадать в глубину
Этих звёзд и жестокого неба.
И губами врастать в тишину
Наших тел, как насущного хлеба.
И, растаяв, вернуться опять,
По зерну собирать наши годы.
И, смеясь, на цветах увядать,
И кончаться в законах природы.
Всех разбуженных встретит приют,
Где берут отпечатки души.
Там за ужином ложь не дают.
Я люблю тебя, спи и дыши...
* * *
Родину и мать – не выбирают,
Чистоту её простую любим.
Пусть враги её гнобят и хают,
Не залепишь рот никчёмным людям...
Только жертвенность свою и знает,
Своего величия не ценит:
На кресте святую распинают,
Вешают на праведную ценник!
Кто сулит неслыханную радость,
Хищно лапы запуская в недра,
Ну а нам – берёзовая сладость,
Да и то весною и не щедро...
Романс
Надменный взгляд, как будто вы у края...
И, в чёрные перчатки пряча руки,
Вы, нежный подбородок подпирая,
Так презираете невыносимость муки!
И тихий свет от лампы замирает,
Он имитирует возвышенную скуку...
Наверно так с улыбкой умирают,
Постигнув неземной любви науку...
Но плечи ваши не взметнула гордость
Хотя пронзила боль под тонким шёлком,
Из глаз струится нежность, но не горесть,
И только прядь волос спадает колко...
А ваше декольте – как вызов свету,
А ваши брови – крылья вольной птицы...
И образ ваш – не требует ответа
И осуждений чьих-то не боится...
Сказки уходят
Ты дослушай сказку, милый мальчик,
А потом – свою мне расскажи!
Да смотри в глаза, держись за пальчик,
И словами страхи вороши.
Мы допили чай, пирог доели,
Со стола смахнули крошки в рот
И пошли гулять: большие ели
Веселились, как лесной народ.
Я тебе повязывала шарфик,
Поправляла на носу очки:
В них плескался золотистый карпик
И светились-гасли светлячки.
Видишь: птицы не допили лужиц
И намок мой левый башмачок.
Мальчик, правда в листопаде ужас:
Лист упал – как год, потом ещё?..
Мальчик, мы как два дрозда на пашне.
Дребезжит от холода звезда.
Понимаешь: гаснет день вчерашний?!
Что-то с ним уходит навсегда...
Славянская готическая новелла
Вся наша жизнь – игра...
У. Шекспир
В прихожей из обуви – только его ботинки:
Жильцы разлетелись как разнопёрые птицы,
Скрылись тихими рыбами в поисках смысла...
Дух медведя рыдает по тёмным комнатам,
Дух хозяина места: затихшего гама,
Мрачных шкафов, убитых ветхой одеждой,
Пропахших капризной старостью и едой,
И новой одеждой без права на разнообразие,
С эмблемами стресса и не линяющей лжи...
Рыдает над фото, где счастливы двое в обнимку;
Над чемоданом, что помнит дорогу к любимой...
...Рыдает над неухоженной тощей медведихой,
В своей летаргии не зрящей ни в корень, ни в небо...
...Рыдает над сквозняком и черствеющем пряником,
Что в липкой усладе свыкся с бренность быта,
Эхом грубого кашля и запахом курева,
Кружкой с синим цветком, роком и матом...
Дух его в буйном бессилии мечется в кухне,
Там, где сопливится кран и тупеет ножик,
Отвыкший от женской умелой и бодрой руки,
Где пахнет прогорклым маслом под шёпот молитвы,
Экзотикой кофе и бредом прожитых лет...
Всё дело в ботинках: их срок пребывания в доме
Истёк лет двадцать назад, до любимого фото,
До книги стихов на полке, до чемодана...
Жил-был пьяный хронически добрый медведь,
Что, болен бессильем исправить хоть что-нибудь в доме...
Тогда он играл на гармошке под шум унитаза,
Не веря слезе конденсата на ржавом бачке:
Играл и плакал, играл и плакал, играл и плакал...
Старик
Был любим и кажется влюблён,
Жизнь транжирил в поисках ответа...
И заледенел опавший клён,
Но не дал толкового совета.
Как дожди хлестали вкривь и вкось,
Распинали треснувшую душу...
Он ржавел по жизни, словно гвоздь:
Не скрепил, но что-то в ней нарушил.
Стыдно признаваться самому,
Что года не сделали мудрее.
И терпеть досталось одному:
У окошка, подле батареи
Греться и ловить в смятенье жизнь,
Ту, что через форточку прорвётся...
Если б предложили: откажись!
Кажется: дыхание прервётся.
Боязно, что память, словно конь
В панике ударит в лоб копытом!
Сожалений копотный огонь
Всё чадит под сердцем позабытым.
И волна предчувствий, не щадя
Расщепит виски и стужит вены.
И старик взрыдает, как дитя –
Все подсудны и прикосновенны!
Все грешны, и, умоляя день
О последней скомканной странице,
Странный взгляд переползает тень –
К преданным истокам устремиться.
Там ему привидится трава,
Зеленей которой не бывает.
Не произнесённые слова
Падший Ангел по губам считает.
* * *
Стихи – вне времени, религий и политик,
Они – то царский трон, то нищего сума...
И пусть сойдёт с ума нетрезвый аналитик,
Писав об этом умные тома...
Стихи – души поэта панорама,
Бальзам, что возместит бесплодье лет.
И этот Божий дар – поэта драма,
И боль, что через жизнь несёт поэт:
Так мало тех, кто времени внимает,
Так много тех, кто время отнимает...
Чем больше и значительней поэт,
Тем больше надобно для пониманья лет.
Тебе
И мы как свет и тень совсем раздельны,
И мы как свет и тень совмещены...
Софья Серебрякова
Разве кто-то из нас пренебрёг искушением счастья?
Повезло с новогодним дождём и на добрую память:
Проводник проверяет билеты, ворчит о ненастье,
Предлагает горячего чая для розы с шипами...
Ты постель расстилаешь неспешно в купейном раю,
Словно поле ромашек до самой глуши горизонта,
Прирастают две жизни друг к другу и в этом бою
От любви недоверие гнать словно стадо бизонов,
Или стадо овец, каменистым плато своенравий,
Как волков избегая сомнений, до радости мира...
Мы агенты материй и духа его оснащённого тира,
И от службы своей устаём, и прерваться не вправе...
Собирая плоды из прекрасного сада, закончим скитаться.
Кто хоть раз присягал одиночеству, больше не хочет сражаться,
А спастись от бессмыслицы мутной реки быстротечной -
Всем достаточно общей свободы и веры друг другу.
Буду петь, вышивая себе золотую пирогу,
И готовить еду из отмеренных будней, и снова по кругу,
Одержима единым желаньем последним и вечным -
Вить гнездо, где стихия твоя и стихи мои слышатся Богу.
* * *
Только что открою двери –
Из подъезда хлынет вьюга.
Тополя роняют перья
В уверение друг друга,
Что под ними пух лебяжий,
Их, отбившихся от стаи...
Колдуном обезображен –
Тополь лебедем летает...
Тополь лебедем не станет...
Лишь немного не хватает –
Крыльев – тополиной стае.
* * *
Туман и влажен, и прохладен,
И без огня похож на дым...
И, как по льду, по водной глади
Ползёт он призраком седым,
И по земле, через былинки,
Чуждаясь запаха цветов,
Он ускользает вдоль тропинки
Ещё до первых петухов.
Как страж планетного парада,
До самого земного дна,
Над всем господствует монада –
Богорождённая луна.
Кто видел это – трогал вечность,
Душою время ощутив,
И слышал хлынувшую млечность,
Как мироздания мотив...
* * *
Ты закомплексован, милый гений,
Нервничаешь, плачешь и дрожишь.
Страх в тебе преодолел ступени,
По которым от себя бежишь.
Впрочем, есть на свете осторожных
Это нечто чёрствых сухарей,
Что, презрев экзотику, вельможно
Анапестом заменив хорей,
Вызволит откуда-то из сердца
Чахленькое семечко любви,
Превратив его в единоверца,
И посеет, наказав: «Живи!».
Только жизнь – совсем не наказанье,
И не в каждой женщине – Лилит,
Свойственное страхам истязанье
Так противно воет и скулит.
Косвенные признаки элегий
Обобщают посвящений тени...
Одиноко на пустынном бреге
Обитает уцелевший гений.
* * *
Что же нашим старикам не спится?
Их судьба, по сути, – лебеда...
Не у каждого в руке синица,
Но у всех за пазухой беда!
По привычке плотно сжаты губы –
Есть ли их терпению предел?!
Где-то ангел начищает трубы
Возвестить: к концу земной удел.
Их глаза слезятся не от солнца,
Не от ветра лица как стена:
Больно, что просвечивает донце
Чаши под названием страна.
Чем страна достойная гордится,
Непонятно только дуракам:
Тем, что голубь на руку садится,
Детям хорошо и старикам!