Светлана
Солдатова

Адам и Ева

то ли снова проснулся вулкан, то ли в храме пожар,

то ли древняя нэсси лениво плывёт из глубин,

но, ключами звеня, говорю я – привет, госпожа,

и она отвечает с улыбкой – привет, господин.

сколько сотен веков я смотрю долгий сон наяву?

как теперь я тебя назову?

над притихшей землей, не смолкая, кричат поезда,

будто имя твоё повторяют на сотни ладов.

госпожа моя ева?

я здесь, господин мой адам,

до последнего вздоха – но где бы нам взять этот вздох?

на краю континента блестит наползающий лёд.

и никто от любви не умрёт.

хэй, смурная звезда,

не сносить мне пустой головы.

на прибрежные скалы восходит седая волна.

господин мой адам? ева, ева, я в мире живых,

подними свой бокал за любовь до последнего дна,

выпей горечь уставшего города, слёзы земли –

и печали мои утоли.

Ариадна

Спит лабиринт, и заброшенный остров спит,

спят в паутинных коконах мотыльки,

где-то во тьме минотавр тяжело храпит,

царское золото дремлет на дне реки.

Тянется, длится полуденный жаркий час.

Мой полководец, узел руби сплеча.

В прежнее время я тоже была живой,

в прежнее время была я нежна, горька…

Сколько веков я лежу под белой травой,

сколько клубков истлело в моих руках?

Ближе ко мне, желанный. Приди. Приди.

Звоном железа ты ль меня разбудил?

Щерится радостно чёрный провал в земле.

Сыплются в руки рубины и янтари,

чудится золота тусклый холодный блеск.

Мой лабиринт просыпается, говорит –

связано нитью чудище в глубине,

о покоритель тысячи ойкумен.

Я ли ждала тебя, я ли не дождалась?

Шея скрипит. Мерзко ноет дыра в виске.

Ты – мой владыка, король, император, князь –

Станешь кольцом на костлявой сухой руке.

К войску слетается дохлое вороньё.

Золото, жемчуг, я –

все твоё, твоё.

Аудиенция

И вот я иду к дракону.

Ну как «иду»…

По лестницам, переходам меня ведут.

Прилично. Чисто. Охрана всегда на «Вы».

И так спокойно, что хочется просто взвыть.

И вот я иду к дракону.

Он бодр и рьян.

Он несомненно избавит нас от цыган

и прочей нечисти. Строгий его мундир

сулит победу и очень недобрый мир.

И вот я иду к дракону.

Ну что сказать?

На обстановку я пялюсь во все глаза

и думаю, как бы вырваться и сбежать,

крича – мол, смерть рептилии от ножа?

Пустить бы его на сумки и сапоги…

Но он так смотрит, что дёрнуться не моги.

Он прям и строен. В глазах ледяная жуть.

Иду к дракону.

Я всё ему расскажу.

Городская считалочка

в городе выжить просто – гляди вокруг,

бойся железных зверей, обходи мосты.

город оскалит зубы, начав игру,

и зашвырнёт тебя с площади – на пустырь,

после – с проспекта в старый заросший сквер,

с крыши высотки – на лавочку у пруда.

если играть по правилам – выйдешь, верь,

если нарушишь правила – никогда.

хэй, улыбнись, на зелёный свет поспеши

по переходу, ведущему в облака,

выпрямись, встань и спляши с городскими ши –

станет легка походка, тверда рука.

следуй за флейтой, смотри безмятежно вдаль,

мёртвых не бойся, не забывай про нож.

… если почуешь, как дрогнет седой асфальт –

не наступай на трещины.

пропадёшь.

Зелёная луна

Долгой ночью становится ясно одно –

что есть истинный бог.

Кто вернётся ко мне под зелёной луной,

кто шагнёт на порог?

Будет день. Повернётся к весне колесо.

Знаю. Верю с трудом.

Для кого подниму я тяжёлый засов,

кто войдёт ко мне в дом?

Над бездонным котлом ведьмы чары плетут,

только зелье осты…

Закрываю глаза. Говорю в темноту –

это ты. Это ты.

Золотые яблоки

яблоки на ветвях. паданцы под ногой.

сорт «золотой налив» – редкость в земных краях.

спи, говорю, глазок, спи, говорю, другой,

спи-засыпай, мой страж, огненная змея.

ах, золотой бочок, солнце под кожурой –

сладко тебя срывать, сладко в ладонях греть.

жди, мой осенний сад – скоро придёт герой

в шкуре степного льва, в стали и серебре.

сколько веков прошло? вспомнит ли он меня?

руки мои – кора, косы мои – метель.

сёстры смеются вслед. я до заката дня

яблоки в дом ношу да собираю хмель.

слышу звенящий смех бледных речных наяд,

чую далёкий гром гневных небесных сил.

молодость с веток рву. мёд она или яд?

что, если, осмелев, чуточку надкусить?..

молча держу в руках и уронить боюсь

яблочко гесперид – молодость не мою…

И дикие гуси

Обесславь, убей, но гори, гори

злым осколком солнца в моей горсти.

Каждый галл желает разрушить Рим,

каждый гусь желает его спасти.

Под камнями – прах, меж камней – трава,

нет ни галльских палиц, ни птичьих крыл.

Дребезжит будильник.

Звенит трамвай,

что сейчас покатится сквозь миры,

мимо гуннов, галлов и диких стай,

мимо скифий, греций, гиперборей…

Дорогая Акка, не улетай –

нет слабее Города на заре.

…На обломках храма пьёт пиво галл

и рисует граффити на стене.

Я тебе смолчал и себе солгал –

никакого Рима на свете нет.

Медуза

я люблю тебя,

я тебя не выдам.

я имён не вижу, не слышу лиц.

с высоты полёта небесных птиц

в глубину, к морским лупоглазым рыбам,

слишком больно падать. лететь – легко,

но насквозь промокли седые перья.

как тебя увидеть смогу теперь я

сквозь завесу дыма и облаков?

в колыбели моря малютка-остров

спит и дышит ровно, не видя снов.

если камнем лечь на морское дно,

всё, конечно, станет легко и просто.

золотится крыша чьего-то храма.

гонит стадо пастырь, ленив и тих.

я не смог тебя и себя спасти.

обрати меня в молчаливый мрамор.

Метро 2012

… в метро уснуть – так чего уж проще-то, вагон качается и поёт. А снится – ветер свистит над площадью, и солнце льёт золотистый мёд. На мостовую да прямо под ноги летят лиловые лепестки… Молчи и жди за былые подвиги одной награды – её руки. Вам быть бы – вместе, и не расстаться бы, делить бы вечность, суму, тюрьму…

Мигнёт огнями ночная станция, и поезд дальше уйдёт – во тьму.

Заснуть в метро – не к добру, хороший мой.

Чего уж доброго под землёй!

Прости, незваный, прости, непрошеный, совьются рельсы тебе петлёй.

Он спит так сладко и так отчаянно, не размыкая тяжёлых век…

С кривой ухмылкой – мол, вот не чаяли! – его разбудит плечистый цверг.

А цверги, знаешь, росточка малого, но крепче стали и чёрта злей. Он скажет – есть для тебя, усталого, работа лучше, чем на земле. И ваши тайны, и ваши горести – сравнить бы с нею! – такая блажь…

Всю эту глупость забудешь вскорости.

Да, ты, дружище, отныне наш.

И плюнь, что жизнь тебя исковеркала, сломала, смяла и нам сдала.

Ты только глянь – шестерёнки вертятся, кипит работа, идут дела… а труд от вечности и до вечности – почище ордена на груди!

Ещё мы часто танцуем вечером, ты непременно к нам приходи.

… Ох, песни, пляски, огни подземные, с чего бы чудится всякий бред. Ни цвергов, ни завалящих гремлинов – пустой вагон да неяркий свет, а глухо буркнет – мол, всё, конечная – всего лишь сумрачный машинист.

Вздохнёт. Поднимется. Делать нечего.

А мог остаться, дурак, –

у них.

Мифологическое

полумрак, бесснежные холода,

вроде как живёшь, а на деле – спишь.

замерзают гарпии в городах –

вон, гляди, взлетают с соседних крыш

и орут, и носятся в вышине,

мечут перья в белую пустоту.

им грозится палкой старик финей

и бурчит под нос – разлетались тут.

отгремел салют. завершился год –

будет новый, золото, шкуры, мёд.

на югах зимует стальной арго.

загуляв, орфей в кабаке поёт.

не видать в тумане сирен и сцилл,

у харибды праздничный выходной.

стынет лета. в трубах журчит коцит –

уходи на дно, уходи со мной.

в семивратных фивах – режим, завод,

семерым никак не начать войны.

гидра спит под гладью зеркальных вод.

спи и ты, дружок, до хмельной весны.

Музыка

Что говорили – к утру забуду. Тонко и тихо звенит бокал. Нет в этом мире ни крошки чуда. Есть только музыка,

му-зы-ка.

К вечеру холодно, безучастно в окна заглядывает закат. Нет в этом мире ни капли счастья. Есть только музыка,

му-зы-ка.

Старой считалочкой – взял да вышел – кровь беспокойно стучит в висках. Нет ничего. Ты меня не слышишь. Есть только музыка,

му-зы-ка.

Кто говорил про огонь и воду, кто обещал – я иду искать? Детская сказочка про свободу… Пусто и гулко.

И му-зы-ка.

Мёртвое море

Застывает игла под рёбрами. Выдох. Вдох.

Не расправить крылья, не вырастить чешуи.

Далеко-далеко дремлет море с мёртвой водой,

окунись в него – исцелятся раны твои.

Поезжай к нему, пока кровь ещё горяча,

пока жизнь тебя не оставила,

и скажи –

укачай меня, соль земли моей, укачай,

обрати меня в камень, узлом морским завяжи.

Отчего-то весь вечер слегка дребезжит стекло.

Выключаешь свет.

За окном течёт темнота.

..просыпаешься утром – а море уже пришло

и накрыло собою вокзал, телеграф, почтамт…

Вот и весь материк превратился в морское дно.

Вот и город твой исцелён во веки веков.

Только мёртвые волны плещутся под окном.

Выходи. Плыви.

Далеко плыви.

Далеко.

Симплегады

Видишь? Бездны рая и кущи ада

распахнули створки стальных ворот.

В чистом поле сходятся Симплегады,

и скала скалу, разогнавшись, бьёт.

Лето будет долгим, кровавым, душным.

Поплывёт над миром людская ложь.

… там, где было море, сейчас ракушку

или аммонита с трудом найдёшь.

У судьбы для нас наготове ступка,

хоть плыви в моря, хоть взмывай до звёзд.

Вон хохочут скалы.

Летит голубка –

ох, не суйся, детка, прищемят хвост.

Всходит солнце в царском седом уборе,

небеса полны проливным дождём.

Чу! – летит голубка над бывшим морем.

Если вдруг проскочит – и мы пройдём.

Фильм ужасов

Блондинку обязательно сожрут –

По всем законам жанра выйдет так.

Но, вздрагивая на ночном ветру,

Она пойдёт туда, где темнота.

Скользят по битой плитке каблуки,

В подвалах гулко плещется вода.

Кто выйдет к ней из городской реки?

Кто прохрипит: «Тащи её сюда»?

И станет тьма.

И смолкнет саундтрэк.

… Конечно же, герой её спасёт,

Вот он идёт, сжимая оберег…

Но в целом – очень страшно это всё.