Современная питерская поэзия от А до Б

Разговор на фоне двух книг

 

Речь пойдёт не о тех А и Б, которые сидели на трубе, упали и пропали. И даже не об Анне Ахматовой и Иосифе Бродском, до сих пор во многом определяющих ландшафт поэзии Северной столицы и в этом отношении являющихся нашими вечными современниками («Смерть – это только равнины. / Жизнь – холмы, холмы». – И.Б.) Я бы хотел представить читателям их продолжателей, в меру трудов и талантов возделывающих свои поэтические делянки и таким образом влияющих на культурный пейзаж города на Неве.

Итак, знакомьтесь: замечательные поэты Алексей Ахматов и Вера Бурдина. Прошу любить и жаловать. Мне довелось с ними встречаться и общаться, книги с их автографами украшают мою книжную полку. И я не хочу, как Кощей, чахнуть над поэтическим златом, а с чистым сердцем раздаю его охочим до изящной словесности читателям.

В качестве опорной точки для разговора я выбрал два поэтических сборника. На их фоне и поведу дальнейшее повествование. Но сначала познакомимся с моими героями чуть подробнее.

Алексей Ахматов – известный в Питере поэт, критик, культуртрегер. Руководитель литературного общества «Молодой Петербург», редактор одноимённого ежегодного альманаха, один из основателей и организаторов одноимённой премии, а также премии Григорьевской, всероссийской и постепенно набирающей обороты и вес. С его непосредственным участием в городе на Неве проводятся акции с устрашающим названием «Избиение поэтов» и фестиваль «Полилог». Ахматов был одним из редакторов моей книги «Жесткокрылое время», за которую в 2008 году я получил областную премию имени Александра Прокофьева «Ладога». Впоследствии не часто, но плодотворно встречались и общались с ним на совместном поэтическом вечере «Молодого Петербурга» и лито «Зарница» в Кингисеппской городской библиотеке (оттуда – один из снимков), на ежегодных посиделках в доме-музее писателя Алексея Даниловича Леонова в Малом Кузёмкине (оттуда – ещё одно фото). Ну, и в Интернете периодически общаемся.

С Верой Бурдиной знакомы ещё дольше, с начала 90-х, когда я работал ответственным секретарём в районной газете. Позже неоднократно пересекались то под одной обложкой областных альманахов, то на поэтических выступлениях. Последняя встреча случилась совсем недавно, когда кингисеппские литераторы читали свои произведения во время тройного летнего праздника: Дня города, Дня независимости России и Ганзейских дней. Вера Бурдина родом из Волгоградской области. Там начинающая поэтесса в самом начале литературного поприща удостоилась похвалы и напутствия самого Михаила Шолохова. Потом были Кингисепп, Питер, занятия в студии Леонида Агеева, учёба на психолога. Премии областные и всероссийские. Публикации в «толстых» журналах. В этом году её книга «Острова обетованные» вошла в лонг-лист премии имени Дельвига, учреждённой «Литературной газетой».

А теперь, для более предметного разговора, можно перейти непосредственно к книгам поэтов.

 

Алексей Ахматов. Воздушные коридоры. – СПб, 2011

 

Это книга прежде всего литературоцентричная, точнее, даже поэзоцентричная, полная саморефлексии и самоиронии, размышлений о месте поэта в окружающей действительности. Если Бродский в своей Нобелевской речи утверждает, что поэзия является высшей формой бытования языка: «Искусство поэтому, в частности литература – не побочный продукт видового развития, а наоборот. Если тем, что отличает нас от прочих представителей животного царства, является речь, то литература, и в частности, поэзия, будучи высшей формой словесности, представляет собою, грубо говоря, нашу видовую цель». В этом Ахматов с ним солидарен. Согласно его убеждениям, поэзия – смысл и оправдание человеческого существования, и не только для самого поэта: «Пока поэт не пишет – не живёт». Потомки будут судить нас, ныне живущих, прежде всего не по материальным артефактам, а по «обломанных рифм наконечникам да ржавым лезвиям строк». Здесь он перекликается и с Достоевским, который считал, что оправданием человечества перед Всевышним может стать «Дон Кихот» Сервантеса.

Вот так, вписанный в культурологический контекст, Ахматов ведёт свободный диалог со своими современниками и предшественниками: Ахматовой, Маяковским, Заболоцким, Есениным, Бродским, Цоем, Пастернаком, Мандельштамом, Пушкиным, Державиным, свободно оперируя цитатами и жонглируя реминисценциями, вступая в спор и соглашаясь, чувствуя себя в потоке поэзии, как рыба в воде: «Мои стихи из сора не растут...», «Голос лучших поэтов слабей комариного писка...», «Я умирал четыре раза / И в пятый раз живорождён...», «Не был я скандалистом, шарлатаном и хулиганом... Загнал на смерть трёх “жигулей” и написал четыре книжки... Я не входил вместо дикого зверя в клетку... Моя ладонь не превращалась в кулак...» и т. д.

В его стихах то слышны отголоски обэриутов, то видны постмодернистские построения. Стихотворение, открывающее книгу, начинается так: «Мы говорим отверстиями ртов, / Мы слышим дырочками малыми ушей». Чистой воды обэриутство, с детским, непосредственным, незашоренным мировосприятием! А одно из последних в книге стихотворение построено по всем лекалам постмодернизма, являя собой этюд из психологии творчества, приоткрывая перед читателем дверь в творческую лабораторию поэта:

 

 

Далее поэт начинает терзаться сомнениями: сам ли он эти строки придумал, позаимствовал ли в народной поэзии, у классика или у современника? В итоге так ничего и не написал. А написал стихотворение о том, как не написал стихотворение.

Вообще Ахматов – перфекционист, требовательный к себе и другим, безжалостный и бескомпромиссный, мастер радикальных решений и парадоксальных выводов, ярый поборник силлабо-тоники, редактуры, корректуры и цензуры(!). Он считает, что давление внешних обстоятельств на поэта идёт только на благо творчеству как таковому, закаляет и укрепляет поэта.

 

Обращаясь к молодым стихотворцам (чувствуется, чувствуется опыт руководителя литературного общества!), Ахматов призывает их к вдумчивому, серьёзному, кропотливому труду на стихотворной ниве:

 

 

Он же предостерегает их от гибельного пути самосожжения, самоуничтожения:

 

 

Но не только к своим подопечным поэт обращает эти слова и поучения. Прежде всего, к себе самому. И всем своим многотрудным поэтическим и жизненным путём доказывает верность сказанного. Так, «сердце сокрушившая беда», расставание с любимой, породило к жизни пронзительный, исповедальный цикл «Одиннадцать прощальных стихов Е. Ж.», который, по мнению многих читателей, критиков и литераторов, представляет собой одно из вершинных достижений современной любовной лирики. Евгений Лукин, петербургский поэт, переводчик и издатель, в предисловии к книге пишет: «Надо сказать, что тема крушения настоящего проходит лейтмотивом в творчестве поэта. Вот и любовь, сделавшая выбор в пользу мнимых ценностей, перестаёт в действительности существовать – она остаётся в рамках старой фотографии, которая только и свидетельствует о подлинности ушедшей любви. Прощальные стихи к любимой являются одними из лучших в представленном сборнике. В них сквозит реальная, не выдуманная боль, которую не изобразит ни один перформанс».

Ещё одну составляющую книги Ахматова я бы, вслед за Гесиодом, назвал «Труды и дни». Стихотворения названы по датам написания, «1 апреля», «7 мая» и т. д. и представляют собой лирический дневник поэта-землепашца, замечающего за дачными трудами едва уловимые движения природы, претворяющего их в вещество поэзии.

 

 

Недаром последний по времени сборник избранных произведений поэта называется «Работа с любовью».

Вообще, поэтическое зрение Ахматова разнообразно оптически вооружено. Он в равной степени уверенно владеет и микроскопом, и телескопом, позволяющими чётко разглядеть явления микро- и макромира. В его стихах на равных сосуществуют, говоря словами другого поэта, «и бензовоз, и мушка дрозофила» (Александр Ерёменко). Внимание к «малым сим» роднит поэтику Ахматова с натурфилософией раннего Заболоцкого. Здесь и жаба в аквариуме, ждущая корма, которая в воображении поэта предстаёт то коварным политиком, то «вселенским безжалостным разумом»; и наблюдения за суетой муравейника с неожиданным выводом о том «как труд из личинок создал муравьёв»; и процесс превращения личинки в стрекозу, уподобленный духовному преображению человека:

 

 

Ахматов смело сводит в пространстве одного текста, казалось бы, несопоставимые по масштабам объекты и явления. И от этого сведения, столкновения, высекается искра, высвобождается поэтическая энергия. Героиня второй части диптиха «Немного о любви» рассказывает о смертельной болезни матери, сидя «в модном салоне на педикюрном кресле». В стихотворении «Причины смерти», строки из которого дали название книге, в воздухе на середине пути между Архангельском и Москвой сталкиваются сны столичного нувориша и провинциального бомжа, и происходит социальная аннигиляция, взаимоуничтожение. Спящие не проснулись.

Между тем, оценивая «Воздушные коридоры» в контексте общего творчества поэта, заметно, что «года к суровой прозе клонят»: поэзия стала более сухой, рационалистичной, менее живописной, метафоричной. Но, безусловно, более зрелой и весомой.

 

Вера Бурдина. Горнее эхо. – СПб, 2012

 

Если главные герои книги Ахматова – Поэзия и Поэт, то у Бурдиной в этой роли выступают Время и Вера. Причём оба автора весьма негативно относятся ко времени нынешнему, ищут свои идеалы в прошедшем: кто в советском периоде, кто ещё глубже – в России дореволюционной. Если при анализе книги Ахматова уместно отыскивание и распознавание многочисленных отсылок, аллюзий и реминисценций, то книга Бурдиной располагает к оперированию понятиями иного масштаба – архетипам, мифам и сказаниям.

Название подборки поэтессы тоже подсказывает именно такой подход: «Пыльца тысячелетий на губах». И в лучших стихотворениях книги вдумчивый читатель наверняка ощутит вкус этой пыльцы – терпкий, горьковатый, щемящий. Поэтический невод, заброшенный в океан прошлого, приносит обильный улов живого серебряного слова: то из библейских преданий, то из русских сказаний, то из исторических хроник, то из воспоминаний детства. И эта последняя составляющая, на мой взгляд, представляется самой ценной, самой важной.

Само имя поэтессы позволяет предположить наличие в книге размышлений о вере. И мы не ошибёмся в своём предположении. Наблюдая за творческим генезисом Бурдиной, я не раз убеждался, что тема религиозная занимает в её поэзии одно из основополагающих мест. Мне было интересно проследить, как меняется со временем мироощущение автора. Но вот странное дело, поэт, обретший веру и в этой вере утвердившийся, мне, как читателю и почитателю поэзии, всё-таки менее интересен, чем человек ищущий, мятущийся. Поэтому богоискательские и даже богоборческие стихи обладают гораздо большей внутренней энергетикой и поэтическим потенциалом.

Из произведений данной тематики, приведённых в книге, мне более всего запомнилось стихотворение «На заре пахнет дымом, багульником...» Ранее оно имело посвящение, но потом автор решила его снять. Так, пожалуй, текст обрёл более глубокий смысл, более обобщающий масштаб. Поразительна история звонаря, разочаровавшегося в своём ремесле и «богохульствующего, льющего свою обиду в благовест»:

 

 

Вот путь человека творческого, путь вдохновений и разочарований, восторгов и поражений.

Лучшие, парадоксальные и пронзительные, пропущенные через сердце и душу автора стихи и составляют смысловой каркас книги, заслуживают более подробного, предметного разговора. О них и поговорим.

«На тысячелетие третье...» Казалось бы, модная ныне, особенно в фэнтезийной литературе, тема «попаданчества». Но как изящно, оригинально, парадоксально она автором обыграна. Здесь социально-критический аспект – неустройство и неуют зимних российских городов, отвратительная работа наших коммунальщиков – благодаря ударной концовке обретает большую обобщающую силу.

 

 

По этому поводу уместно вспомнить особую стилистическую фигуру, которую ввёл в литературоведческий обиход Анатолий Якобсон и широко использовали исследователи творчества Юрия Кузнецова Кирилл Анкудинов и Виктор Бараков. Это «метаморфоза» в противовес «метафоре». «Вообще же говоря, принципиальную связь между этими явлениями (метафоры и метаморфозы) вряд ли следует искать, потому что природа этих явлений различна. Метафора как таковая выходит (происходит) из семантики и по существу всегда остаётся явлением семантическим. Метаморфоза же сама по себе (не говоря о способах её реализации) – это явление событийное, сюжетное. Но роднит метафору с метаморфозой некая общая тенденция; вернее, заложенная в метафоре тенденция подражания метаморфозе: метафорическое (т.е. основанное на переносном смысле, иносказании) уподобление стремится к эффекту превращения (или тождества), будучи иллюзией этого эффекта». (А. Якобсон, «”Вакханалия” в контексте позднего Пастернака»). Проще говоря, метафора – это сравнения, а метаморфоза – событие во внутренней реальности поэтического текста, происходящее по законам этой самой внутренней реальности и её меняющее. Именно это и случается в этом и в некоторых других стихотворениях Бурдиной.

Пример мощной овеществлённой метафоры мы находим в произведении поэтессы «Боялась в детстве темноты...» Здесь верёвка, которой через коридор были связаны мать и дочь, боящаяся засыпать в одиночестве, предстаёт символом кровной родственной связи, этакой незримой пуповины, соединяющую мать и ребёнка на жизненном пути. Но однажды происходит неизбежное:

 

 

И распадается связь времён. А она для поэтессы очень важна, о чём Бурдина не устаёт упоминать в своём творчестве. Воплощением русского всеединства, укоренённости в традициях предстаёт стихотворение «Утром на почте станичной...» Начинающееся как бытовая зарисовка о страданиях ходоков по присутственным местам, о ветеранах, ждущих пенсии у почтового окошка, наполненная яркими и узнаваемыми типажами, оно заканчивается ментальным ударом:

 

 

Как тут не вспомнить тютчевское:

 

 

Богородица, стоящая вместе с униженными и обездоленными стариками в очереди к почтовому окошку – безусловная находка поэтессы, образ сильный и глубокий. Чувство истории, времени – жизненно необходимая субстанция лирических героев Бурдиной. Когда это условие непротиворечиво реализовано, и возникает библейская Агарь в образе маленькой пастушки с волгоградских казачьих Отрубов. Общая история человечества отражается в частной истории человека.

Почти наверняка, для читателей, впервые знакомящихся с творчеством таких ярких, самобытных и непохожих друг на друга поэтов, как Алексей Ахматов и Вера Бурдина, их стихи станут интересным поэтическим открытием. Для меня вышеназванные книги явились скорее очередным подтверждением высокого поэтического класса авторов.

 

Сергей Смирнов

 

Июль 2014 года

Кингисепп

 

«45»: Подборки поэтов А и Б можно прочитать на авторских страницах Алексея Ахматова и Веры Бурдиной на нашем сайте.

 

Иллюстрации:

совместное заседание «Молодого Петербурга» и «Зарницы»

в Кингисеппской центральной городской библиотеке;

А. Ахматов в доме-музее А. Леонова на ежегодных творческих встречах;

В. Бурдина на презентации очередной книги стихов;

обложки книг и автографы питерских поэтов.

 

Фото с сайта Кингисеппской центральной городской библиотеки –

и из личного архива автора.