Софья Иосилевич

Софья Иосилевич

Четвёртое измерение № 34 (382) от 1 декабря 2016 года

Всё больше ангелов над нами

В Прилуках пахнет медуница

Диптих

 

1.

В Прилуках пахнет медуница.

За монастырскою стеной

Совсем иначе время длится,

И свет иной...

 

Ограда на краю погоста.

Здесь упокоен или нет,

Но указует надпись просто:

Тут спит поэт*.

 

Вдали от городского шума,

В тени церквушки вековой,

Привольно и мечтать, и думать,

Вдыхать покой.

 

2.

В Прилуках пахнет медуница

Под белокаменной стеной.

Теперь зимой мне будут сниться

Июльский полдень, травостой.

 

Тропинка узкая с откоса

Ведёт вокруг монастыря,

И тают лишние вопросы –

Мы здесь не зря, не зря, не зря...

 

Глаза прикрою: сквозь ресницы

Фигура сына вдалеке,

Где поезд змейкой серебрится

И отражается в реке.

 

* В районе Вологды, который называется Прилуки,

находится Спасо-Прилуцкий мужской монастырь.

На территории монастыря после смерти в 1855 году

был захоронен поэт Константин Батюшков, уроженец

Вологды. После революции монастырское кладбище

было разорено, точное место могилы было утеряно.

Могила Батюшкова была восстановлена в 1955 году.

 

Зачем вы так ленивы, поезда

 

Зачем вы так ленивы, поезда,

Когда к исходу близятся разлуки?

Шлагбаумы, заламывая руки,

Кричали вслед:

       – Куда же ты, куда?

Нелепым им казался мой побег,

Ведь возвращенья срок ещё не вышел,

Ведь осени узор ещё не вышит

На берегах оставленных мной рек.

И город мой совсем меня не ждал.

Он с поездом, наверно, сговорился.

Один не ждал –

       другой не торопился,

Но я уже вступила на вокзал.

О, беспокойный августовский сон –

Его тревогой был мой путь навеян.

Как этот август был самонадеян,

И как сегодня жалок и смешон.

Мой город мне как будто незнаком.

Твой голос так звучит чужо и странно.

И только осень рыжим языком,

Как верный пёс, зализывает раны.

 

Гроза

 

Чуть громыхнув, наверно для острастки,

И яркой вспышкой ослепив глаза,

Обрушилась на мир, смывая  краски,

Роскошная июньская гроза.

 

Прибила пух, презрев дела людские,

Прохожих провоцируя на бег,

Дороги  превратила  городские

Воды потоком в  русла новых рек.

 

Так  принялась за дело что есть силы:

Рукой  хозяйской пыль вокруг смела

И зелень на  деревьях освежила,

Отмыть успела храма купола

 

До золотого праздничного  цвета ...

Но, подустав и выдохнувшись,

                                                            вдруг,

Вернула нам все краски, радость лета,   

И неба цвет, и солнца жаркий круг.

 

Ворожба кленовых листьев

               

Ворожба кленовых листьев

И рябин тревожный цвет.

Нет вернее этих истин,

И надёжней в жизни – нет.

 

Как  бы лето ни  кружило,

Ни блажило, ни  лгало,

Осень высветит, что  мило,

И что  на сердце легло.

 

Отрезвит прозрачный воздух,

Остудит  горячность лба.

Ясность даст душе  и роздых

Пёстрых листьев ворожба.

 

И уже в разгаре  лета

Знаю,  мне вернут покой

Грусть осеннего букета, 

Гроздь рябины огневой.

 

Пока ласкает щёку осенняя прохлада

 

Пока ласкает щёку осенняя прохлада,

Пока шуршаньем листьев озвучены дворы...

От суеты московской сверну в аллею сада,

Где звонкий птичий щебет беспечной детворы

Напитывает воздух прозрачный, горьковатый.

Я пью его, смакуя, как терпкое вино,

И взглядом провожаю те облака из ваты,

Что длятся-длятся, словно в замедленном кино.

Ещё не опоздала украсть себя у буден.

Последним днём октябрьским наполнится душа.

А нужно так немного, и путь совсем не труден:

Пройти аллеей сада, и только – не спеша.

 

Сквозь толщину больничных стёкол

 

Отцу

 

Сквозь толщину больничных стёкол

Теперь всю жизнь яснее видно,

Как сладость детских слёз далёко,

И что обиды не обидны.

 

Слепых палат мужские стоны

Меня ожгли таким прозреньем.

За боль твоих ночей бессонных

Не искупается прощенье.

 

Но вновь за горечь ран незримых

Твой голос, шёпотом, до дрожи

Прощает нас – непоправимо

С тобой характерами схожих.

 

Под Смоленском в июле...

 

Под Смоленском в июле малина с куста

И черничный ковёр под ногами.

Санаторная жизнь и скучна, и проста –

Только мерить дорожки шагами.

 

Сосны кронами так высоко от земли

Поднялись.  Долгим следуя  взглядом,

Ты  увидишь, как верхом идут корабли –

Облака, проплывая парадом.

 

Здесь   над миром уснувшим царят тишина

И покой, опускаясь на крыши.

Смолкли галки в ночи. Ты  постой у окна:

Дальний поезд за озером слышишь?

 

 

Две девочки, две младшие сестры

 

Катерине Канаки и Марии Марковой

                        

Две девочки, две младшие сестры…

(Родство всегда ли, только ли, по крови?)

Слежу,  как проявляются   миры

В глубинном и чистейшем вашем слове.

 

Доверюсь стрелке компаса, ведёт

Она туда, где светлы небосводы,

Связуя  меж собой Эвксинский Понт

И северные медленные воды.

 

Одним из славных греческих имён

Наречена  в стране Гиперборее,

Вам, посылая сестринский  поклон,

Замру пред   вашим словом я, немея.

 

За то, что Богом щедро вам дано,

За счастье быть сегодня рядом с вами

Я буду пить эгейское вино

И запивать тягучими медами.

 

Всё чаще хороню друзей

 

Всё чаще хороню друзей.

Они уже так близко к Богу,

Как будто мне торят  дорогу

И ждут меня в краю теней.

 

И я в рассветных небесах

Ловлю сквозь чудный свет Фавора

Уже созвучиями хора

Друзей ушедших голоса.

 

Хранят заботою своей,

Касаясь нежными крылами.

Всё чаще хороню друзей.

Всё больше ангелов над нами.

 

Дождь занавесит окно

 

Дождь занавесит окно

От равнодушных глаз.

То, что нам суждено,

Да не минует нас.

 

Всуе не обойдёт,

Не перепутает дверь.

Горечь наших забот.

Сладость наших потерь.

 

Лаской земных щедрот

Дарует, не пощадив.

Каждому свой полёт.

Каждому свой мотив.

      

Ни спесью, ни лестью та сила права

 

Ни спесью, ни лестью та сила права,

Что вверх от земли подняла дерева.

Заставила к самому небу взлететь,

Одела по осени в звонкую медь.

В снегу по колено, озябших со сна,

Учила их верить, что будет весна.

 

Художнику

поэма

 

*

Какую сегодня ты пишешь картину

Под грустный и нежный напев Айястана?

А я варю кашу, баюкаю сына.

И позже всех лягу, и раньше всех встану…

 

Что страстная кисть твоя нынче воспела,

Варпета ли мудрость, юнца ли отвагу?

Мой мальчик ступает ещё так несмело.

Вчера только сделал он два первых шага.

 

Что ж, каждый свои постигает вершины.

Снега Арагаца всем разно сверкают.

Ты пишешь картины, а я ращу сына,

Который отца никогда не узнает.

 

**

Я напишу тебе письмо.

Я напишу – и не отправлю.

Подушку малышу поправлю,

Случайно отражусь в трюмо.

 

Как хорошо: при ночнике

Не так видны седые пряди.

А боль схоронится в тетради

В размытой на листе строке.

 

***

Холст с абрисом души, свет заоконный,

А там, где сердце, на холсте провал.

Мне снится мой портрет незавершённый.

За что меня художник наказал?

 

Жила без страха, ни молвы, ни сглаза,

Не хоронясь, не прячась от огня.

Теперь я недосказанною фразой

Во тьме блуждаю среди бела дня.

 

Ищу по миру, где ему подобный,

Чтоб жизни не кончалось полотно.

Но кисти той, влюблённой и подробной,

В пути два раза встретить не дано.

 

Художник мой, откликнись, как же можно!

Верни мне свет, портрет мой допиши.

Но мне в ответ всё так же непреложно

Зияет чернотой провал души.

 

****

Я ни жестом, ни взглядом не предала.

Почему же мне так тяжело?

Я в полёте тебя уберечь не смогла,

Не успела подставить крыло.

 

Слишком крут был вираж или цель высока?

Не спасло напряжение жил.

Что ж из дальнего своего далека

Ты о помощи  не попросил?

 

Мне хватило бы сил дотянуть за двоих,

Чтоб иначе продолжился путь,

Если б здесь, у гнезда, вся в заботах земных

Догадалась на небо взглянуть.

 

Я не знала, какая мне выпадет роль,

Но её доведу до конца.

Продолжается жизнь. Простирается боль.

На крыло вывожу я птенца.

 

*****

Взрежу память осколками дня.

Я тебя не задела, не больно?

Скольких я обижала невольно…

Сколько раз предавали меня.

 

Я старалась опять и опять

Вырываться из чёрного плена.

Я почти научилась – прощать,

Не бояться ни жизни, ни тлена.

 

Верю, нас не случайной волной

На мгновенье друг к другу прибило.

Знаешь, я в этой спешке земной

Главных слов у тебя не спросила…

 

В этом мире, где всё на крови,

Сами храмы возводим и рушим.

В том краю, где соседствуют души,

Докричись до меня, позови.

 

******

Нет времени:

                      писать черновики.

Оно так плотно, что смогу, наверно,

Его, ножом  разрезав  на куски,

Дарить   тому,  кому сегодня скверно

И не хватает нескольких минут:

Сказать два слова, попросить прощенья,

Успеть вернуться в дом, где очень ждут,

Поздравить дочь-подростка с днём рожденья…

 

Нет времени:       

                     обиде потакать,

И  зло,  и зависть в сердце тайно множить.

А высоко в горах течёт   река,

Смывая боль с твоей усталой кожи.

Сегодня я читаю между строк,

Недаром так искала книгу эту,…

И нахожу любви твоей росток,

Ведь знаю только я одна примету.

 

Нет времени:

                     о прошлом  горевать.

Никто былое не переиначит.

Но, горечь слов и на холстах печать…

О, как я знаю, что всё это значит.

И может быть, пока ещё  не поздно,

Приеду в край, не ставший мне судьбой,

Где над Мадиной небо в полночь звёздно,

Не  видевшее рядом нас с тобой.

 

Я эту землю сыну подарила.

Весь твой талант и вся любовь моя

Сроднятся в нём. Такая будет сила –

Вести его сквозь  тяжесть бытия.

 

Кто там решает, глядя сверху вниз,

И роли нам расписывает строго,

Чтоб  каждый, в пьесе под названьем – жизнь,

Успел пройти одной, своей дорогой.

 

*******

Урождённый в горах, близко «горних пределов»,

В сердце память народа храня, всё страданья да мука –

Абрикосовой ветви рукою касаясь умело,

Воплотил мастер память в таинственный голос дудука.

 

И запел он – наперсник любви и печали.

Без него здесь ни свадьбы не может случиться, ни тризны.

Песнь дудука летит, проникая в нездешние дали,

Достигает любого, кто ныне вдали от отчизны.

 

В этом звуке Гегарда мне слышится эхо.

Омывают мне душу холодные воды Севана.

И влюблённым в пути не страшна никакая помеха,

Ведь огонь, что несёт Ахтамар, светит им неустанно.

 

Пой, дудук, про базальтовый дом под чинарой,

Про того, кто цветок манушак подарил мне весною.

Тот, кто был мной любим, никогда не окажется старым.

Никогда...

                      Никогда.     

Но ведь память осталась со мною.

 

Пой, дудук!...

 

Примечания:

Айястан – Армения

Варпет (арм.) – мастер, специалист в своём деле (обращение, подчёркивающее уважение)

Арагац – горный массив в Армении, высшая точка Армении и всего Закавказского нагорья

Мадина – высокогорное село в Армении, расположенное выше Севана, в 150 км от Еревана.

Гегард Айриванк (арм. «пещерный монастырь»), древний монастырь в Армении, в ущелье р. Гарни, три церкви, высеченные прямо в скале в 40 км от Еревана.

Ахтамар – На берегу озера Севан рассказывают древнюю легенду. Царевну Тамар разлучили с возлюбленным и поселили в башне на одном из небольших островов озера Ван. Каждую ночь смелый юноша вплавь добирался до этого острова, чтобы встретиться с Тамар. Но над озером ночью туманно и темно, и чтобы парень не заблудился, Тамар выходила на берег с зажжённой лампадой, и парень плыл на свет. Отец Тамар, узнав о ночных прогулках дочери, запер её. Она не смогла выйти. Её возлюбленный заблудился во тьме и утонул. Последними его словами были: Ах Тамар, Ах Тамар. Тамар бросилась в озеро, как только её выпустили. Озеро Ван сейчас за пределами Армении, поэтому очень красивый памятник Ахтамар стоит на берегу озера Севан. Свет, который несёт Ахтамар в своих ладонях, стал символом вечной любви.

Манушак – цветок, горная фиалка, которую дарят в знак любви.