Все стихи Софьи Иосилевич
* * *
Ах, какая тоска в этом городе светлом,
Где весна подступает вплотную к груди.
И потянутся дни. Станут знойными ветры.
Но тебе не шепну я в надежде: «Приди».
Видно, зря я гадала по звёздному небу,
Видно, зря зажигала витую свечу.
Ты и в лёгком походе товарищем не был,
Что же нынче тебя я так видеть хочу?
Вряд ли стала мудрее – лишь старше да строже.
Только чей это оклик в толпе, на бегу?
Это ветер весенний, что боль мою множит:
Всё прощаюсь с тобой, всё забыть не могу…
В Прилуках пахнет медуница
Диптих
1.
В Прилуках пахнет медуница.
За монастырскою стеной
Совсем иначе время длится,
И свет иной...
Ограда на краю погоста.
Здесь упокоен или нет,
Но указует надпись просто:
Тут спит поэт*.
Вдали от городского шума,
В тени церквушки вековой,
Привольно и мечтать, и думать,
Вдыхать покой.
2.
В Прилуках пахнет медуница
Под белокаменной стеной.
Теперь зимой мне будут сниться
Июльский полдень, травостой.
Тропинка узкая с откоса
Ведёт вокруг монастыря,
И тают лишние вопросы –
Мы здесь не зря, не зря, не зря...
Глаза прикрою: сквозь ресницы
Фигура сына вдалеке,
Где поезд змейкой серебрится
И отражается в реке.
* В районе Вологды, который называется Прилуки,
находится Спасо-Прилуцкий мужской монастырь.
На территории монастыря после смерти в 1855 году
был захоронен поэт Константин Батюшков, уроженец
Вологды. После революции монастырское кладбище
было разорено, точное место могилы было утеряно.
Могила Батюшкова была восстановлена в 1955 году.
* * *
В делах «сердешных» по весне
Известно много осложнений:
От мыслей ‒ головокружений,
Ночей бессонных в тишине.
Хоть календарная весна
Совсем не радует погодой,
Мы ей простим сии невзгоды ‒
Нас много, а она одна.
В реанимации сестра
Так ловко капельницы ладит
И что-то чиркает в тетради,
Глаз не смыкая до утра.
А за окном то снег, то смог,
Сущёвский вал сиреной глушит,
И наши скомканные души
Теряют почву из-под ног.
Отсутствует одна стена.
В пределах этих декораций
Никем не надо притворяться.
Вся правда так оголена…
И этот инфернальный свет…
Всё ближе, ближе вой сирены…
Не властен ты уйти со сцены.
Лежишь себе, и дела нет.
Вердикт выносят доктора
О том, что ты не знал вчера.
Вот что тебя лишало сна:
У Вас пожизненный диагноз,
У Вас теперь всегда ‒ весна.
* * *
Весенний ветер постучал в окно,
Но где напевы ласковых свирелей?
Всё за окном и серо, и темно.
Весна? Под завывания метелей?
Когда апрель вступил в свои права?!
Но в это что-то верится едва…
Холодный ветер в нынешнем апреле.
Глаз полнолунный не даёт уснуть,
Взирая сверху грустно и тревожно.
Я друга провожаю в дальний путь
Туда, где мы увидимся, возможно,
Потом, когда-нибудь… Машу рукой
Вослед ему, в далёкий тот покой,
Который и представить очень сложно,
Где возгорится новая звезда
Его любви, ко мне вернувшись светом.
Безрадостное слово «никогда»
Я постигаю. Собственно, об этом
Мне снова преподносит жизнь урок
Намёком, не означив точный срок.
Но кто из нас всегда готов с ответом?
Пока ещё жужжит веретено
Судьбы моей и вьётся нить тугая,
Где счастье с болью так сопряжено,
Что давит грудь, дыханье прерывая,
Ещё стою… не то чтоб на краю,
Но кажется порой, что на пределе…
Ни ветра, что врывается в окно,
Ни холодов я не боюсь в апреле.
Ворожба кленовых листьев
Ворожба кленовых листьев
И рябин тревожный цвет.
Нет вернее этих истин,
И надёжней в жизни – нет.
Как бы лето ни кружило,
Ни блажило, ни лгало,
Осень высветит, что мило,
И что на сердце легло.
Отрезвит прозрачный воздух,
Остудит горячность лба.
Ясность даст душе и роздых
Пёстрых листьев ворожба.
И уже в разгаре лета
Знаю, мне вернут покой
Грусть осеннего букета,
Гроздь рябины огневой.
Восточная мелодия
Как тебе объяснить,
если ты не любил,
Отчего так пленителен юный рассвет?
Когда молод и полон восторженных сил,
Каждый миг ожиданья
любовью согрет.
Как тебе объяснить,
если ты не влюблён,
Отчего мне так грустно глядеть на закат?
В этот час мы простились… «до лучших времён».
Оказалось ‒ на жизнь…
Не вернётся назад
Он уже… Не войдёт в этот дом никогда…
Только где-то в горах
вдруг пробился ручей,
И, сладка и прозрачна, журчит в нём вода…
Ощути вкус любви на губах,
из кувшина отпей.
Всё чаще хороню друзей
Всё чаще хороню друзей.
Они уже так близко к Богу,
Как будто мне торят дорогу
И ждут меня в краю теней.
И я в рассветных небесах
Ловлю сквозь чудный свет Фавора
Уже созвучиями хора
Друзей ушедших голоса.
Хранят заботою своей,
Касаясь нежными крылами.
Всё чаще хороню друзей.
Всё больше ангелов над нами.
Гроза
Чуть громыхнув, наверно для острастки,
И яркой вспышкой ослепив глаза,
Обрушилась на мир, смывая краски,
Роскошная июньская гроза.
Прибила пух, презрев дела людские,
Прохожих провоцируя на бег,
Дороги превратила городские
Воды потоком в русла новых рек.
Так принялась за дело что есть силы:
Рукой хозяйской пыль вокруг смела
И зелень на деревьях освежила,
Отмыть успела храма купола
До золотого праздничного цвета...
Но, подустав и выдохнувшись, вдруг,
Вернула нам все краски, радость лета,
И неба цвет, и солнца жаркий круг.
Две девочки, две младшие сестры
Катерине Канаки и Марии Марковой
Две девочки, две младшие сестры…
(Родство всегда ли, только ли, по крови?)
Слежу, как проявляются миры
В глубинном и чистейшем вашем слове.
Доверюсь стрелке компаса, ведёт
Она туда, где светлы небосводы,
Связуя меж собой Эвксинский Понт
И северные медленные воды.
Одним из славных греческих имён
Наречена в стране Гиперборее,
Вам, посылая сестринский поклон,
Замру пред вашим словом я, немея.
За то, что Богом щедро вам дано,
За счастье быть сегодня рядом с вами
Я буду пить эгейское вино
И запивать тягучими медами.
Дождь занавесит окно
От равнодушных глаз.
То, что нам суждено,
Да не минует нас.
Всуе не обойдёт,
Не перепутает дверь.
Горечь наших забот.
Сладость наших потерь.
Лаской земных щедрот
Дарует, не пощадив.
Каждому свой полёт.
Каждому свой мотив.
Зачем вы так ленивы, поезда
Зачем вы так ленивы, поезда,
Когда к исходу близятся разлуки?
Шлагбаумы, заламывая руки,
Кричали вслед:
– Куда же ты, куда?
Нелепым им казался мой побег,
Ведь возвращенья срок ещё не вышел,
Ведь осени узор ещё не вышит
На берегах оставленных мной рек.
И город мой совсем меня не ждал.
Он с поездом, наверно, сговорился.
Один не ждал –
другой не торопился,
Но я уже вступила на вокзал.
О, беспокойный августовский сон –
Его тревогой был мой путь навеян.
Как этот август был самонадеян,
И как сегодня жалок и смешон.
Мой город мне как будто незнаком.
Твой голос так звучит чужо и странно.
И только осень рыжим языком,
Как верный пёс, зализывает раны.
* * *
Как из-под кисти Хокусая,
Стучится ветка мне в окно
И, жалуясь, напоминает,
Что нет тепла уже давно,
Что солнце, даже если светит,
Не согревает ей корней,
И кто-то должен быть в ответе
За то, что так тоскливо ей.
Да просто, глупая, забыла,
Что через несколько недель
Её разбудит ночью стылой,
Тихонько тренькая, капель.
И поутру под звон капели
Она услышит в сердце вдруг
Те песни, что ещё не пелись, ‒
Весёлой новой жизни стук.
И в общем гимне воскрешенья
Дойдёт и до неё черёд.
Она свой лист, как флаг весенний,
Навстречу солнцу понесёт.
* * *
Ты душу радугой отмой!
Рута Марьяш
Какая радуга взошла
над нашим бестолковым миром!
Какая радуга ‒ мостом,
сквозь дождь и серый небосклон,
От бесконечных «нужных» дел,
проблем и радиоэфира
Оторвала (таким теплом он стал в минуту озарён).
Вот где лекарство для души.
Вот чудодейственное средство.
Я снова ‒ младшая сестра
и безответственна вполне.
И жизнь ещё не началась,
и пахнет пирогом из детства…
Какая радуга цветёт в моём распахнутом окне…
* * *
Мальчик, играющий на песке, ‒
Боль и отрада.
Жизнь мою крепко зажал в кулачке.
Мальчик, играющий на песке,
Ты мне ‒ награда?
Под опрокинутой чашей небес,
Словно под сводами храма,
В жизни, в которой так мало чудес,
Как я могла обходиться без
Оклика: «Мама!»
Сколько напрасно утраченных дней
В поисках сути,
Споров бессмысленных, ложных идей.
Вот она – в каждой улыбке твоей,
В каждой минуте.
Мальчик и море. Красок искус.
Лучшая в мире картина.
Мой непомерный, мой сладостный груз.
Вдруг никогда не узнала бы вкус
Имени сына.
* * *
На только выросшей траве в ночи белело
Распластанное на земле большое тело.
(Одежда сорвана ‒ в клочки, валялась рядом).
Молило: «Дальше проходи, болит от взгляда».
Во тьме светился крест ключиц, в изломе руки.
Как облегчить, чем излечить немую муку?
И не помогут тут ни суд, ни прокуроры,
Лежало, рассекая ночь немым укором,
Весенний мир весь пропитав тоскою зверевой.
В моём дворе позавчера убили дерево.
Ни спесью, ни лестью та сила права
Ни спесью, ни лестью та сила права,
Что вверх от земли подняла дерева.
Заставила к самому небу взлететь,
Одела по осени в звонкую медь.
В снегу по колено, озябших со сна,
Учила их верить, что будет весна.
* * *
Откуда вдруг уверенность во мне,
Что мир своей рукой переиначу,
Что я на этом свете, в этом дне
Не просто так, а что-нибудь да значу?
Быть может, в том виновны облака
Высокие над головой моею
Да мальчика озябшая рука,
Которую своим дыханьем грею.
Под Смоленском в июле...
Под Смоленском в июле малина с куста
И черничный ковёр под ногами.
Санаторная жизнь и скучна, и проста –
Только мерить дорожки шагами.
Сосны кронами так высоко от земли
Поднялись. Долгим следуя взглядом,
Ты увидишь, как верхом идут корабли –
Облака, проплывая парадом.
Здесь над миром уснувшим царят тишина
И покой, опускаясь на крыши.
Смолкли галки в ночи. Ты постой у окна:
Дальний поезд за озером слышишь?
Пока ласкает щёку осенняя прохлада
Пока ласкает щёку осенняя прохлада,
Пока шуршаньем листьев озвучены дворы...
От суеты московской сверну в аллею сада,
Где звонкий птичий щебет беспечной детворы
Напитывает воздух прозрачный, горьковатый.
Я пью его, смакуя, как терпкое вино,
И взглядом провожаю те облака из ваты,
Что длятся-длятся, словно в замедленном кино.
Ещё не опоздала украсть себя у буден.
Последним днём октябрьским наполнится душа.
А нужно так немного, и путь совсем не труден:
Пройти аллеей сада, и только – не спеша.
Сквозь толщину больничных стёкол
Отцу
Сквозь толщину больничных стёкол
Теперь всю жизнь яснее видно,
Как сладость детских слёз далёко,
И что обиды не обидны.
Слепых палат мужские стоны
Меня ожгли таким прозреньем.
За боль твоих ночей бессонных
Не искупается прощенье.
Но вновь за горечь ран незримых
Твой голос, шёпотом, до дрожи
Прощает нас – непоправимо
С тобой характерами схожих.
* * *
Сын взрослеет, я старею ‒
Всё идёт своим путём,
Поживаю, как умею,
Не жалею ни о чём.
Ну а если вдруг несмело
Что-то где-то засвербит…
Да кому какое дело,
Отчего душа болит?
И куда она стремится,
Отряхнув житейский хлам,
Словно в детстве, вольной птицей
Улетая по ночам?
Художнику
поэма
*
Какую сегодня ты пишешь картину
Под грустный и нежный напев Айястана?
А я варю кашу, баюкаю сына.
И позже всех лягу, и раньше всех встану…
Что страстная кисть твоя нынче воспела,
Варпета ли мудрость, юнца ли отвагу?
Мой мальчик ступает ещё так несмело.
Вчера только сделал он два первых шага.
Что ж, каждый свои постигает вершины.
Снега Арагаца всем разно сверкают.
Ты пишешь картины, а я ращу сына,
Который отца никогда не узнает.
**
Я напишу тебе письмо.
Я напишу – и не отправлю.
Подушку малышу поправлю,
Случайно отражусь в трюмо.
Как хорошо: при ночнике
Не так видны седые пряди.
А боль схоронится в тетради
В размытой на листе строке.
***
Холст с абрисом души, свет заоконный,
А там, где сердце, на холсте провал.
Мне снится мой портрет незавершённый.
За что меня художник наказал?
Жила без страха, ни молвы, ни сглаза,
Не хоронясь, не прячась от огня.
Теперь я недосказанною фразой
Во тьме блуждаю среди бела дня.
Ищу по миру, где ему подобный,
Чтоб жизни не кончалось полотно.
Но кисти той, влюблённой и подробной,
В пути два раза встретить не дано.
Художник мой, откликнись, как же можно!
Верни мне свет, портрет мой допиши.
Но мне в ответ всё так же непреложно
Зияет чернотой провал души.
****
Я ни жестом, ни взглядом не предала.
Почему же мне так тяжело?
Я в полёте тебя уберечь не смогла,
Не успела подставить крыло.
Слишком крут был вираж или цель высока?
Не спасло напряжение жил.
Что ж из дальнего своего далека
Ты о помощи не попросил?
Мне хватило бы сил дотянуть за двоих,
Чтоб иначе продолжился путь,
Если б здесь, у гнезда, вся в заботах земных
Догадалась на небо взглянуть.
Я не знала, какая мне выпадет роль,
Но её доведу до конца.
Продолжается жизнь. Простирается боль.
На крыло вывожу я птенца.
*****
Взрежу память осколками дня.
Я тебя не задела, не больно?
Скольких я обижала невольно…
Сколько раз предавали меня.
Я старалась опять и опять
Вырываться из чёрного плена.
Я почти научилась – прощать,
Не бояться ни жизни, ни тлена.
Верю, нас не случайной волной
На мгновенье друг к другу прибило.
Знаешь, я в этой спешке земной
Главных слов у тебя не спросила…
В этом мире, где всё на крови,
Сами храмы возводим и рушим.
В том краю, где соседствуют души,
Докричись до меня, позови.
******
Нет времени:
писать черновики.
Оно так плотно, что смогу, наверно,
Его, ножом разрезав на куски,
Дарить тому, кому сегодня скверно
И не хватает нескольких минут:
Сказать два слова, попросить прощенья,
Успеть вернуться в дом, где очень ждут,
Поздравить дочь-подростка с днём рожденья…
Нет времени:
обиде потакать,
И зло, и зависть в сердце тайно множить.
А высоко в горах течёт река,
Смывая боль с твоей усталой кожи.
Сегодня я читаю между строк,
Недаром так искала книгу эту,…
И нахожу любви твоей росток,
Ведь знаю только я одна примету.
Нет времени:
о прошлом горевать.
Никто былое не переиначит.
Но, горечь слов и на холстах печать…
О, как я знаю, что всё это значит.
И может быть, пока ещё не поздно,
Приеду в край, не ставший мне судьбой,
Где над Мадиной небо в полночь звёздно,
Не видевшее рядом нас с тобой.
Я эту землю сыну подарила.
Весь твой талант и вся любовь моя
Сроднятся в нём. Такая будет сила –
Вести его сквозь тяжесть бытия.
Кто там решает, глядя сверху вниз,
И роли нам расписывает строго,
Чтоб каждый, в пьесе под названьем – жизнь,
Успел пройти одной, своей дорогой.
*******
Урождённый в горах, близко «горних пределов»,
В сердце память народа храня, всё страданья да мука –
Абрикосовой ветви рукою касаясь умело,
Воплотил мастер память в таинственный голос дудука.
И запел он – наперсник любви и печали.
Без него здесь ни свадьбы не может случиться, ни тризны.
Песнь дудука летит, проникая в нездешние дали,
Достигает любого, кто ныне вдали от отчизны.
В этом звуке Гегарда мне слышится эхо.
Омывают мне душу холодные воды Севана.
И влюблённым в пути не страшна никакая помеха,
Ведь огонь, что несёт Ахтамар, светит им неустанно.
Пой, дудук, про базальтовый дом под чинарой,
Про того, кто цветок манушак подарил мне весною.
Тот, кто был мной любим, никогда не окажется старым.
Никогда...
Никогда.
Но ведь память осталась со мною.
Пой, дудук!...
Примечания:
Айястан – Армения
Варпет (арм.) – мастер, специалист в своём деле (обращение, подчёркивающее уважение)
Арагац – горный массив в Армении, высшая точка Армении и всего Закавказского нагорья
Мадина – высокогорное село в Армении, расположенное выше Севана, в 150 км от Еревана.
Гегард Айриванк (арм. «пещерный монастырь»), древний монастырь в Армении, в ущелье р. Гарни, три церкви, высеченные прямо в скале в 40 км от Еревана.
Ахтамар – На берегу озера Севан рассказывают древнюю легенду. Царевну Тамар разлучили с возлюбленным и поселили в башне на одном из небольших островов озера Ван. Каждую ночь смелый юноша вплавь добирался до этого острова, чтобы встретиться с Тамар. Но над озером ночью туманно и темно, и чтобы парень не заблудился, Тамар выходила на берег с зажжённой лампадой, и парень плыл на свет. Отец Тамар, узнав о ночных прогулках дочери, запер её. Она не смогла выйти. Её возлюбленный заблудился во тьме и утонул. Последними его словами были: Ах Тамар, Ах Тамар. Тамар бросилась в озеро, как только её выпустили. Озеро Ван сейчас за пределами Армении, поэтому очень красивый памятник Ахтамар стоит на берегу озера Севан. Свет, который несёт Ахтамар в своих ладонях, стал символом вечной любви.
Манушак – цветок, горная фиалка, которую дарят в знак любви.
* * *
Я б так хотела научиться
(Да где набраться мастерства?)
Под стать искусным кружевницам
Плести тугие кружева.
Исконно женская работа ‒
Так нить обдуманно вести,
Чтоб ей лихие повороты
не повстречались на пути.
Что налицо, что наизнанку,
Здесь не отыщешь узелка.
Своей судьбы не самозванка ‒
Такая лёгкая рука.
А я сама и виновата,
Что так неправильно живу,
Там, где другая ‒ раз ‒заплату,
Беру и рву.
* * *
Я в тамбуре осенней электрички
Глотаю терпкий дым ночных костров.
Летят навстречу дачных мест таблички,
Мелькая, как обрывки детских снов.
Я столько пропустила, не заметив,
И столько пропущу, чтобы потом
Какой-нибудь другой осенний ветер
Меня заставил загрустить о том
Несбывшемся, утерянном, прошедшем,
Что не вернуть и не остановить.
Ну, а пока ‒ дуть ветру,
рельсам виться,
мне спешить…