Сергей Гамаюнов-Черкесский

Сергей Гамаюнов-Черкесский

Все стихи Сергея Гамаюнова-Черкесского

Гостиница

 

Лежу в прокуренной гостинице –

Усталый дервиш под смоковницей.

Кровать натруженная выгнется

Под телом ласковым любовницы…

 

В жару экстазном руки сомкнуты,

Подушки скомканы и сброшены.

Есть ты и я, и снова только ты,

Моя запретная, хорошая!

 

Бегут, бегут часы с минутами –

Пускай, украденные, краткие.

Любовью связаны, опутаны,

Мы здесь встречаемся украдкою.

 

Фасад с неоновой кириллицей –

При встрече горькая пилюля нам.

Прими опять меня, гостиница,

Не дай остаться недолюбленным… 

 

Дорожная зарисовка

 

Поезд скорый едет споро. Полустанки, города...

На окне раздвину шторы: «Что там снова, господа?»

Проводницы – словно птицы, что гусыни на пруду…

В белых форменных рубашках, предлагают ерунду:

Сувениры, цацки-пецки, и конечно – кофе, чай.

Пристают ко всем по-детски: мол, «Купи, брат, выручай!»

По проходу ходят тяжко, вперевалку, не спеша.

Юбки серые внатяжку, груди пышные – душа!

Пассажирам не до жиру: всё подъели за три дня.

А вагон – почти квартира, коммуналка для меня!

Только тесно в этом мире, душно, шумно, как в толпе.

От титана  до сортира – девять заспанных купе…  

 

 

Кавказская рулетка

 

Боец из части Н-ской,

Как вальс танцуя Венский,

Шагал с войны чеченской

По шпалам в Гудермес.

Свинцом исполосован,

Вчистую комиссован,

А на груди с фасоном –

С гербом рифлёный крест.

 

Подброшена монета:

Что, решка?…

Важно-ль это?

Пока кружит планета –

Всё в жизни – суета.

В ауле с минарета

Давно молитва спета

Во славу Магомета

В день строгого поста…

 

Два рельса словно бритвы,

А жизнь – как поле битвы,

Лишь скажешь без молитвы 

Последнее «прости»…

А пуля – как награда,

Найдёт когда не надо,

И путь к воротам ада

В кровавом конфетти.

 

Лёг страх под сердцем змейкой.

Он держит, словно шлейка.

А жизнь – одноколейка:

Билет в один конец…

– В помин души, налей-ка!

Ведь нынче рубль – копейка,

И бьёт судьба-злодейка

То под дых, то в торец.

 

Кавказская рулетка –

На лбу прицела метка…

И солнце – не конфетка,

А жёлтенький патрон.

На шпалах рельсы – клетка,

А снайпер целит метко.

Потом найдёт разведка

В сплошной «зелёнке» схрон...

 

Ломая лёд и старые мосты

 

Ломая лёд и старые мосты,

я шёл через кордоны и посты,

кондовые кресты и пень-колоды.

Как лучик, преломляясь в гранях призм,

мой разум, отращённый атавизм,

искал самозабвенья и свободы.

 

Теряя клочья кожи на бегу,

свалился я на правом берегу,

оставив все сомнения на левом.

А льды ушли оранжевой весной,

мосты покрыли дубом, не сосной, 

и храмы вознеслись на месте хлевов.

 

Кордоны и посты сменили масть,

крестами же красна любая власть,

гораздая дурить умы и плющить.

Одна зола осталась от колод –

(шашлык-машлык так любит наш народ),

а ржа покрыла помыслы и души…

 

Шалашик я построил  у реки,

хоть  здесь лишь детвора, да старики,

что ждут своей последней переправы.

Крестьянин от пера и от сохи,

посеял чувства, мысли и стихи:

берите – не сочту я за потраву…

 


Поэтическая викторина

Ночной рок-н-ролл

 

Бесстыже пьяная луна

На небе крымском пляшет голой.

И шумно вторит ей волна

Под рёв и грохот рок-н-ролла.

А я под терпкий рок-н-ролл

Пью тёмный ром карибских мачо 

И ветер, крепкий как рассол...

Уснувших шхун проткнули мачты

Тугой как парус небосклон.

А по душе волнами дрожи

Течёт тепло.

Под рок-н-ролл

Луна шалунья корчит рожи.

Гуляй, весёлый Коктебель! –

Ударник лихо врезал соло.

Я нынче крепко сел на мель

Под рёв и грохот рок-н-ролла.

Согрели кровь кубинский ром

И кофе мелкого помола.

Идём с луною вчетвером

Домой под грохот рок-н-ролла…

 

Осенний сплин

 

Есть лист сухой, горит как порох –

Лишь только спичку поднеси

И жаркой топкой вспыхнет ворох,

И отразится этот всполох

Аж где-то там, на небеси…

 

Деревья в парке пахнут мёдом

И терпкой горечью утрат.

А под печальным небосводом

Кружат прощальным хороводом

Две стаи птичьи, и кричат,

 

Кричат, зовут меня сорваться

С креста, на коем я распят…

Зовут крылатые собратья,

Встать на крыло. Но плен распятья

Сильней их зова во сто крат!

 

А крест – семья, дела, квартира,

Где нет тепла который год…

Осенний сплин царит над миром.

И липнут листья старым сыром

К подошвам. 

Вот так бутерброд… 

 

Прости, помилуй и избавь...

 

Какая ж сука ты, война –

слепая, мерзостная сука.

Ты смерть, ты боль, ты грязь, ты мука

и пасть твоя обагрена

огнём пожарищ, что слюной

стекает с морды, вея смрадом.

И на земле ты стала адом, 

что погребает рай земной.

А в чреве чёрном зреет плод

другой войны.

И век от века

приходит сука к человеку –

убьёшь одну, а зло – грядёт…

Зачем, Господь, такая тварь

тобою создана на свете?

За суку эту ты в ответе…

Прости, помилуй и избавь!

 

Я однажды уже умирал...

 

Я однажды уже умирал

В сорок три

Безвозвратно,

Фатально.

И останется, видимо, тайной –

Почему меня

Чёрт

Не забрал…

 

Почему, всем смертям вопреки,

Я воскрес

В безнадёге

Больничной,

Побывав самозванно и лично

У хароновой

Мёртвой

Реки.

 

Возвращалась по капельке жизнь

Покатетерно

И подключично.

Потолок белизны необычной

Кинолентой

Крутил

Миражи. 

 

Обновлённую плоть взволновал

Санитарки

Короткий

Халатик...

Я в постылой больничной палате

Вкус желаний

Былых

Познавал.

 

От уверенных рук медсестры

Исходило тепло.

И реальность

Возвращалась, тесня инфернальность,

За предел,

В забытьё, 

За костры.

 

Отогрелась бродяга-душа,

И под сердцем

Растаяли

Льдинки.

Был апрель. Залетали дождинки

В приоткрытые

Окна,

Шурша…

 

Я подводная лодка...

 

Я лежу. 

Леера напряглись вдоль спины. 

Я – подводная лодка минувшей войны. 

Все задраены люки и слеп перископ, 

И надстройка угрюмо нахмурила лоб… 

Жаль, всего только раз на коротком веку 

Мне сразиться пришлось. 

Я с дырою в боку… 

Но поодаль, в тени под клыкастой скалой, 

Распластался в песке мой противник былой. 

Он уйти не успел от торпедной стрелы, 

В нём изорванный шрам от кормы до скулы. 

На постах боевых вечно мой экипаж, 

Занесённый в реестры безвестных пропаж. 

Широты с долготой в ваших лоциях нет: 

Я в режиме молчания семьдесят лет. 

Стаи рыб, да песок – злая стынь глубины. 

Я подводная лодка ушедшей страны…