Семён Ванетик

Семён Ванетик

Вольтеровское кресло № 4 (172) от 1 февраля 2011 года

Вопреки арифметике

 

«45»: В самом начале февраля-2010, от нас ушёл «дед Семён», казавшийся «вечным дедом». Семён Ефимович в этом измерении жил долго, жил достойно. А после своего ухода в мир иной оставил нам свои лирические и сатирические стихи, отмеченные мудрым и озорным даром. И, ей-ей, не о годовщине со дня смерти Ванетика хочется думать и говорить, а о жизни, столь любимой поэтом. Эта жизнь, жизнь его стихов, продолжается – и новой подборкой в нашем альманахе, и международным конкурсом «Акупунктура миниатюры» памяти Семёна Ванетика.  


* * *

 
Сиреневые сумерки
Располагают к лирике.
Стихам нужны изюминки,
Перчинки да имбиринки.
 
Им требуются специи
И ароматы пряные,
И что-то из Венеции,
И что-то из Испании,
 
Но можно из Тюмени и
Из Чухломы и Жмеринки,
Где пряного не менее,
Чем в Бирме и Америке. 
 

Внедрение

 
Внедряются в человечество
И волчество, и овечество. 
 

*  *  *

 
Иные версии, теории, иллюзии
Не принесут нам ничего, кроме конфузии.
Похерит время декларации и акты,
Но никуда оно девать не сможет факты. 
 

О, Боги!

 
Немалый мною прожит век,
Но до сих пор я не усёк:
Был создан богом человек
Иль человеком создан бог.
 
За мысль, бродившую не раз,
Прошу прощенья перед вами:
Один был бог, создавший нас,
Второго создали мы сами.
 
И он, как мы, славолюбив,
Жесток и милостив, как мы же,
Но в душах многих бог тот жив,
А первого совсем не вижу. 
 

Отец

 
Вот этот ковш Медведицы
Мне показал отец.
И видится, и бредится:
Совсем ещё малец,  
 
Иду с отцом по улице
В такой же поздний час,
И те же звёзды щурятся,
Разглядывая нас,    
 
И тот же ковш Медведицы
Мерцает без конца,
А нам с отцом не встретиться:
Давно уж нет отца.
 
В глухой степи затеряна
Могила на века,
Плывут над ней размеренно
Седые облака,
 
А ночью звёзды светятся.
Взамен венков и плит
Над нею ковш Медведицы
Навечно в небо вбит. 
 

Предпочитаю

 
Не упрекну себя в высокомерии
И жажде славы непреодолимой.
Чем быть владыкой мировой империи,
Предпочитаю обладать любимой.
 
Соперникам грозя военной силой,
Щетинятся штыками государства.
Но поцелуй, полученный от милой,
Дороже завоёванного царства. 
 

Пароход

 
Был тогда он молод, быстроходен,
И надстройки радовали глаз.
Выкрашен был по последней моде,
И гудок имел – густейший бас.
 
Он ходил до Омска, Усть-Ишима,
Зимовал в Тобольском он порту.
«Роберт Эйхе» буквами большими
Выведено было на борту.
 
Но пришла пора тридцать седьмого –
Года лютой стужи, злых ветров.
Пароход был переименован,
Он был назван «Николай Ежов».
 
Эту тоже стёрли надпись куцую,
Миновали только две зимы, – 
Сталинской назвали Конституцией,
Надпись шла от носа до кормы.
 
Год этапный – пятьдесят четвёртый,
Вешний ветер обещал тепло,
Новое название вдоль борта –
«Николай Булганин» – пролегло.
 
Вскоре вновь переименовали
И, хоть был он стар и неказист,
К лидерству причастен был едва ли,
Но его назвали «Коммунист».
 
За свою историю немало
Грузов перевёз наш пароход.
Радости и беды, всё бывало –
Прогрессивка, мели, ранний лёд.
 
И когда я вижу – он идёт,
Зеркало реки дробя в осколки,
То снимаю шляпу я и долгим
Провожаю взглядом пароход. 
 

О враче и пациенте Кремлёвской больницы

 
К неведомой персоне отвезён
Был врач (за ним охрана заезжала).
Войдя, больного не увидел он,
И только на тахте нога лежала,
 
А пациента занавес укрыл.
Врач ногу осмотрел, ни хмур, ни весел,
Нарыв на пальце аккуратно вскрыл
И был таков, ноге поклон отвесив.
 
Когда со многих тайн был снят покров,
Узнал он, что с ногой вождя общался,
И, хоть немало минуло годков,
Час целый в онеменье оставался.
 
Но вождь каков? Неужто не велик –
Отец народов, корифей науки?
Яви врачу он свой пресветлый лик, –
Дрожать бы стали у хирурга руки! 
 

Кто за?

 
Кто за? Кто против? Кто воздержался?
Единогласно! Таков канон.
Хотя бы кто-то не удержался
И воздержался, где был бы он?
 
Кто за, кто против? И снова, снова
Звучит навязший в зубах мотив.
Единогласно все за Хрущёва
Единогласно же супротив.
 
– Где ваше мнение?
– Потерялось.
– Где ваши принципы?
– Не нашлись,
И вновь история повторялась,
И снова руки взлетали ввысь.
 
Быть может, в этом своя есть прелесть – 
В подъёме дланей синхронно ввысь?
Быть может, так мы удачно спелись,
Сыгрались так мы, переплелись?
 
Но, не рискуя прослыть крамольным,
Сам Сталин, помнится, говорил:
«Единодушье бывает полным
Лишь на погосте, среди могил». 
 

Жажда перемен

 
Желанное время,
Приди и настань,
Пролейся водой
На сухую гортань –
 
Холодной, фруктовой,
Насыщенной газом.
И, может, тогда
Всё изменится разом?
 
Однако такое
Бывало не раз –
Прохлада, и сладость,
И щиплющий газ.
 
Такое случалось
Уже не однажды,
Но мучили новые
Приступы жажды. 
 

Вера 

 

Новая религия

Внедрена в умах,
Новое Писанье на столе.
Прежде обещали нам
Рай на небесах,
Ныне обещают на Земле.
 
В остальном всё то же, –
С ликами святых
И гоненьем на еретиков,
Со жрецами сытыми
В храмах расписных,
Как ведётся испокон веков. 
 

Стариковский романс

 
Хвори разные участились.
Полагаю я, что всерьёз
Покатились дни, покатились,
Покатились дни под откос.
 
Сутки как-то укоротились,
Словно времени темп возрос;
Покатились дни, покатились,
Покатились дни под откос.
 
Завертелись, и закружились,
И пустились в последний кросс,
Покатились дни, покатились,
Покатились дни под откос. 
 

В итоге

 
Хоть помирать не миновать,
А всё же неохота:
Совпала божья благодать
Со случаями взлёта.
Почти всего, чего хотел,
Добился я. И что же?
Маячит горестный предел.
К чему всё это, Боже?
Вскарабкался на пик горы.
Какая же награда?
Небытие? Тартарары?
«Сосуды, – говорят, – стары.
Пора, брат, выйти из игры».
Зачем всё это надо?
Неужто в бездну разом
И жизнь, и дух, и разум? 
 

Трансформация

 
Мы намерены были бороться
За серьёзнейшие перемены.
Было слово у нас инородцы,
Трансформировалось в нацмены.
Полицейских терпели агентов,
Больше нет их у нас, земляки.
Есть сексоты, а бунтовщики
Трансформировались в диссидентов
(А до некоторого года
Были просто «враги народа»).
Управлял государством царь,
Так у нас повелось от века.
Трансформирован государь
Во всевластнейшего генсека. 
 

Теория

 
Теорию не изучают,
Её, обычно, внушают,
Вдалбливают её –
Истину и враньё.
Теорию не изучают,
Ею «овладевают»,
А затем уж она сама
Овладевшего сводит с ума,
Овладевшего-обалдевшего,
Гимнастёрку, мундир ли надевшего,
Шашку взявшего иль ракету,
Вызов бросившего всему свету. 
 

Три кита

 
Всё чаще в лексиконе междометия,
Всё чаще в нашей речи восклицания:
Исследуем семидесятилетие –
Преобладает разочарование.
 
И всё же что-то есть в системе цепкое,
Устойчивое, прочное, стабильное,
При всех её пороках – что-то крепкое,
При всех её изъянах – нечто сильное.
 
Яви опоры, непоколебимая!
А ну-ка отойдите и не застите!
На трех китах стоит она, родимая:
На страхе, жажде власти и на зависти.
 
Верней, так было, больше нету первого.
Слабей теперь опора под державою.
Свободы воздух ощущаем нервами.
Но два других кита еще во здравии.
                                                     

1987 

 

И всё-таки!

 
Все мы стали судьями,
Все мы обвинители,
Но не деться, всё же, нам
Братцы, никуды:
Преуспели больше мы,
Нежели родители,
Преуспели больше мы,
Нежели деды.
 
Те, кого не тронули
Злые запретители,
«Ереси» гонители,
Челядь той беды,
Мы достигли большего,
Нежели родители,
Мы достигли большего,
Нежели деды.
 
О цене толкуем мы
Ныне, обличители,
О потерях горестных
Битвы и страды,
Но добились большего,
Нежели родители,
Но добились большего,
Нежели деды. 
 

* * *

 
Удивительный открылся процесс,
В нем смешались и трагизм, и комизм:
Сняли лозунг «Слава КПСС!»,
Сняли лозунг «Наша цель – коммунизм!»
 
Плохо спится-отдыхается нам:
Нарушает заповедную тишь
Торопливый демонтаж по ночам
Букв аршинных по-над кромками крыш.
 
Лишь под утро забываешься сном,
А будильник будит в шесть или в семь…
Но пропажи этих лозунгов – днём
Большинство не замечает совсем. 
 

Переплетение

 
 – Говорят, идёт борьба за власть,
Рвут соперники друг другу пасть,
И родной страны покой и счастье –
Всё ничто в сравненье с жаждой власти.
– С одержимостью марксистской верою,
С опасеньем развалить империю.
– С верой в западную демократию.
– В русскую идею, в партократию.
– Стало быть, идёт борьба идей
Или же идёт борьба людей?
–Всё между собою сплетено,
Спуталось, завязано в одно,
И непросто отделить позиции
От привычек, выгоды, амбиции. 
 

Не указывая пальцем

 
Неуёмные старики…
Их не выгонишь на покой:
Изощряются вопреки
Арифметике возрастной.
И стремится смотреться хватом
Кое-кто на десятке девятом. 
 

Пережитки

 
Пережитки капитализма
Изживали ещё вчера,
Пережитки социализма
Изживать нам пришла пора.
 
Эко дело! Не привыкать
Пережитки нам изживать.
 
Но боюсь: расшибая лбы
В отрицаньях и неприятии,
Не дойти бы нам до борьбы
С пережитками демократии! 
 

* * *

 
– Двум системам сойтись пробил час.
Надо лучшее взять, вывод ясен.
 – Я работать хочу, как у нас.
Получать, как у них, я согласен. 
 

Новые слова

 
– Чем нас обволакивает новь?
Жуткой смесью иностранных слов:
Бартер, брокер, спикер, путч, инфляция,
Ваучеры и сепаратизм,
Шоковая либерализация;
Есть и полурусское: нашизм!
– О годах былых ещё жива
Память – неуёмная чертовка.
Тоже были новые слова:
Показуха и перестраховка,
Долгострой, парадность, выводиловка,
Несуны, шарага, уравниловка,
Дефицит, космополит и блат,
Штурмовщина, кумовство, приписки…
– Старину приятно вспомнить, брат!
Всё родней, чем «Сникерсы» и «Вискас». 
 

Реквием по державе

 
Нет, я не заблуждался,
Знал, что опоры ржавы,
Режима знал пружины
И подлинную суть,
 
И всё-таки мне грустно,
Что нет уже державы,
С которой, худо-бедно,
Немалый пройден путь.
 
И были ведь надежды,
И были ведь удачи,
И в грозную годину
Нас не спасла ль страна?
 
Но рано или поздно,
И так или иначе
Прийти она к распаду
Была обречена. 
 

Старики и рынок

 
– Да, рынок – это то, что надо.
Умом я это понимаю,
Но сердцем… нет, не принимаю:
Ведь я другой системы чадо,
Я – сын совсем другой эпохи,
Живу я в ритме, ею заданном.
Да, рынок – это то, что надо нам,
Дела мои, однако, плохи.
И будет худо нам, доколе
За дело не возьмутся внуки,
Все превзошедшие науки
В иной принципиально школе. 
 

Отпустили

 
Мы были весь свой век окружены
Надсмотрщиками от идеологии,
И вдруг они от дел отстранены!
Растеряны в итоге, смущены
Раздольем мы таким. Не все, но многие.
 
Хоть и намяли губы нам бразды,
И о свободе всяк мечту вынашивал,
А все же непривычно без узды,
И без поводьев как-то не по-нашему. 
 

Играйте марш!

 
Медные трубы славы,
Играйте бравурный марш:
У Рогожской заставы
Купил я дешёвый фарш!
 
И, не выходя из сметы,
С музою мы вдвоём
Котлеты творим и куплеты
С перцем и чесночком. 
 

Насущная тема

 
Бояться нужно в нашем возрасте
Мучительной какой-то хворости.
Но смерти? Так судил уж Бог:
Она – естественный итог.
 
Безвременной смог избежать
И Бога славить остаётся.
Но своевременной назвать
Её – язык не повернётся. 
 

Космос

 
Запуская в космос аппараты,
Необыкновенно были рады.
Думалось: теперь уж полетаем
Где-то возле Бога, рядом с раем.
Но, войдя в изрядные затраты,
Скромные имеем результаты:
Ничего-то в небе не нашли
Лучше нашей матушки-Земли,
И с невероятной высоты
Всматриваемся в её черты. 
 

Закон

 
Есть природы закон, был всегда он и будет
В бытии удивительном нашем земном:
Если в месте каком-нибудь что-то прибудет,
Ровно столько уменьшится в месте другом.
 
Это нравится нам или, может, не нравится,
Но явленьями быт наш такими богат:
С возрастаньем свободы теряется равенство,
Рост богатства ущербом для братства чреват. 
 

Коллизия

 
Рухнули иллюзии,
Новая коллизия:
Вследствие конфузии
Предстоит ревизия.
 
Присмирели бравые,
Притупились лезвия,
Полевели правые
Поправели левые. 
 

*  *  * 

 

Интеллигент. От слова интеллект

Когда-то был сей термин образован.
Но сколь угодно пусть умён субъект,
И пусть он превосходно образован,
Нужны ещё другие аргументы,
Чтоб зачислять его в интеллигенты. 
 

*  *  *

 
Иные версии, теории, иллюзии
Не принесут нам ничего, кроме конфузии.
Похерит время декларации и акты,
Но никуда оно девать не сможет факты. 
 

Зубное протезирование

 
Вот зубной протез, и мне
Очень весело, поскольку
Я могу теперь вполне
Зубы положить на полку.  
 

Причина неудач

 
Улучшить общество мечтает,
Желает человек от века,
Но это совершить мешает
Несовершенство человека. 
 

О Боге

 
Звали мы его Спасителем,
Нам казалось, он молчал,
И, однако, был носителем
Главных нравственных начал. 
 
Подборку подготовили Вита Пшеничная (Псков) и Сергей Сутулов-Катеринич (Ставрополь)