* * *
Волга-река. И совсем по-домашнему: Истра-река.
Только что было поле с ромашками...
Быстро-то как!..
Радуют не журавли в небесах, а синицы в руках...
Быстро-то как!
Да за что ж это, Господи?!
Быстро-то как...
Только что, вроде, с судьбой расплатился, –
снова в долгах!
Вечер
в озябшую ночь превратился.
Быстро-то как...
Я озираюсь. Кого-то упрашиваю,
как на торгах...
Молча подходит Это.
Нестрашное...
Быстро-то как...
Может быть, может быть, что-то успею я
в самых последних строках!..
Быстро-то как!
Быстро-то как...
Быстро...
1994
Отдать тебе любовь?
– Отдать тебе любовь?
– Отдай!
– Она в грязи...
– Отдай в грязи!..
– Я погадать хочу...
– Гадай.
– Еще хочу спросить...
– Спроси!..
– Допустим, постучусь...
– Впущу!
– Допустим, позову...
– Пойду!
– А если там беда?
– В беду!
– А если обману?
– Прощу!
– «Спой!» – прикажу тебе…
– Спою!
– Запри для друга дверь...
– Запру!
– Скажу тебе: убей!..
– Убью!
– Скажу тебе: умри!..
– Умру!
– А если захлебнусь?
– Спасу!
– А если будет боль?
– Стерплю!
– А если вдруг – стена?
– Снесу!
– А если – узел?
– Разрублю!
– А если сто узлов?
– И сто!..
– Любовь тебе отдать?
– Любовь!..
– Не будет этого!
– За что?!
– За то, что
не люблю рабов.
1969
Молодые поэты
Не хотели,
не ждали таких двужильных.
Прорастают фамилии в имена.
Они,
оглушённые криком «Держи их!!!»,
не понимают,
в чём их вина.
А вина их большая,
вина изначальная
в том, что бездарям было спокойней без них.
Их ругают,
цитируя, а не печатая.
Четвертуют
до выхода первых книг...
Но они продираются,
пробиваются
сквозь улюлюканье,
злобу
и смех.
И – начинаются.
И – сбываются.
Не все, конечно.
И не для всех.
Заняты делом они. А в особенности
устройством не быта,
а бытия...
И гордятся
единственной личной собственностью –
упрямым
местоимением
Я.
[1992]
* * *
В государстве, где честные наперечёт,
всё куда-то уходит,
куда-то течёт:
силы,
деньги,
двадцатый троллейбус,
искорёженных судеб нелепость...
Всё куда-то уходит,
течёт не спеша:
воспалённое лето,
за летом – душа.
Облака в оглушительной сини.
Кран на кухне.
Умы из России.
[1994]
* * *
Вдруг на бегу остановиться,
Так,
будто пропасть на пути.
«Меня не будет..». –
удивиться.
И по слогам произнести:
«Ме-ня не бу-дет..».
Мне б хотелось
не огорчать родных людей.
Но я уйду.
Исчезну.
Денусь.
Меня не будет...
Будет день,
настоянный на птичьих криках.
И в окна, как весны глоток,
весь в золотых, сквозных пылинках,
ворвётся
солнечный поток!..
Просыплются дожди в траву
и новую траву разбудят.
Ау! – послышится –
Ау-уу!..
Не отзовусь.
Меня не будет.
[1992]
* * *
Бренный мир,
будто лодка, раскачивается.
Непонятно, – где низ, где верх...
Он заканчивается,
заканчивается –
долгий,
совесть продавший –
век.
Это в нём,
по ранжиру построясь,
волей жребия своего,
мы, забыв про душу, боролись,
надрывая пупки, боролись,
выбиваясь из сил, боролись
то – за это,
то – против того!..
Как ребёнок, из дома выгнанный,
мы в своей заплутались судьбе...
Жизнь заканчивается,
будто проигранный,
страшный
чемпионат по борьбе!
[1994]
* * *
В поисках счастья, работы, гражданства
странный обычай в России возник:
детям
уже надоело рождаться, –
верят,
что мы проживём
и без них.
[1994]
* * *
Алёне
Знаешь,
я хочу, чтоб каждое слово
этого утреннего стихотворенья
вдруг потянулось к рукам твоим,
словно
соскучившаяся ветка сирени.
Знаешь,
я хочу, чтоб каждая строчка,
неожиданно вырвавшись из размера
и всю строфу
разрывая в клочья,
отозваться в сердце твоем сумела.
Знаешь,
я хочу, чтоб каждая буква
глядела бы на тебя влюбленно.
И была бы заполнена солнцем,
будто
капля росы на ладони клена.
Знаешь,
я хочу, чтоб февральская вьюга
покорно у ног твоих распласталась.
И хочу,
чтобы мы любили друг друга
столько,
сколько нам жить осталось.
1973
Аббревиатуры
«Наша доля прекрасна, а воля – крепка!»
РВС, ГОЭЛРО, ВЧК...
Наши марши взлетают до самых небес!
ЧТЗ, ГТО, МТС...
Кровь течёт на бетон из разорванных вен.
КПЗ, ЧСШ, ВМН...
Обожжённой, обугленной станет душа.
ПВО, РГК, ППШ...
Снова музыка в небе. Пора перемен.
АПК, ЭВМ, КВН...
«Наша доля прекрасна, а воля – крепка!»
SOS.
Тчк
* * *
Филологов не понимает физтех, –
Молчит в темноте.
Эти
не понимают тех.
А этих –
те.
Не понимает дочки своей
нервная мать.
Не знает, как и ответить ей
и что понимать.
Отец считает, что сыну к лицу
вовсе не то.
А сын не может сказать отцу:
«Выкинь пальто!.».
Не понимает внуков своих
заслуженный дед...
Для разговора глухонемых
нужен свет.
[1992]
* * *
Ах, как мы привыкли шагать от несчастья к несчастью...
Мои дорогие, мои бесконечно родные,
прощайте!
Родные мои, дорогие мои, золотые,
останьтесь, прошу вас,
побудьте опять молодыми!
Не каньте беззвучно в бездонной российской общаге.
Живите. Прощайте...
Тот край, где я нехотя скроюсь, отсюда невиден.
Простите меня, если я хоть кого-то обидел!
Целую глаза ваши.
Тихо молю о пощаде.
Мои дорогие. Мои золотые.
Прощайте!..
Постичь я пытался безумных событий причинность.
В душе угадал...
Да не всё на бумаге случилось.
[1994]
* * *
Е. Евтушенко
Такая жизненная полоса,
а может быть,
предначертанье свыше:
других
я различаю голоса,
а собственного голоса
не слышу.
И все же он, как близкая
родня,
единственный,
кто согревает в стужу.
До смерти будет он
внутри меня.
Да и потом
не вырвется наружу.
[1994]
* * *
Дружище, поспеши.
Пока округа спит,
сними
нагар с души,
нагар пустых обид.
Страшась никчемных фраз,
на мотылёк свечи,
как будто в первый раз,
взгляни
и промолчи...
Придёт заря,
шепча.
Но –
что ни говори –
бывает, что свеча
горит
светлей зари.
[1994]
* * *
Для человека национальность –
и не заслуга,
и не вина.
Если в стране
утверждают иначе,
значит,
несчастна эта страна!
[1992]
* * *
Может быть, всё-таки
мне повезло,
если я видел время
запутанное,
время запуганное,
время беспутное,
которое то мчалось,
то шло.
А люди шагали за ним
по пятам.
Поэтому я его хаять
не буду...
Все мы –
гарнир к основному
блюду,
которое жарится где-то
Там.
* * *
Я верующим был.
Почти с рожденья
я верил с удивлённым наслажденьем
в счастливый свет
домов многооконных...
Весь город был в портретах,
как в иконах.
И крестные ходы –
по-районно –
несли
свои хоругви и знамёна...
А я писал, от радости шалея,
о том, как мудро смотрят с Мавзолея
на нас вожди «особого закала»
(Я мало знал.
И это помогало.)
Я усомниться в вере
не пытался.
Стихи прошли.
А стыд за них
остался.
[1994]
* * *
Тихо летят паутинные
нити.
Солнце горит на оконном
стекле...
Что-то я делал не так?
Извините:
жил я впервые
на этой Земле.
Я её только теперь
ощущаю.
К ней припадаю.
И ею клянусь.
И по-другому прожить
обещаю,
если вернусь...
Но ведь я
не вернусь.
Фотография поэта
Мгновенье
остановлено нечётко.
Видны глаза
и больше ничего...
Круги забвенья
и круги почёта
не слишком-то влияли на него.
Он, выступая,
тряс седою прядкой,
насмешек над собой
не замечал.
Был одиноким,
как прыгун над планкой.
И в дружеских компаниях
скучал.
Лишь перед смертью
показал характер.
В свои болезни уходить не стал,
и время,
то, что он когда-то тратил,
в конце концов
почти что наверстал.
Спешил он так безудержно и горько,
такой живою
стала вдруг строка!..
Жаль,
не хватило малости какой-то.
Минут каких-то.
Мига.
Пустяка.
* * *
Вошь ползёт по России.
Вошь.
Вождь встаёт над Россией.
Вождь.
Буревестник последней войны,
привлекательный, будто смерть…
Россияне,
снимайте штаны!
Вождь
желает вас поиметь!
Не убий!
Не убий! –
в полумраке
грошовые свечи горят...
Из глубин
возникают слова
и становятся в ряд.
Если боль
и набухли кровавые кисти рябин,
если бой, –
кто услышит твоё:
«Не убий…»?
Мы слышны
только самым ближайшим
друзьям и врагам.
Мы смешны,
если вечность
пытаемся бросить к ногам.
Есть предел
у цветка,
у зари
и у сердца в груди.
Мир людей.
И над каждым библейское:
«Не укради!..»
Мир
дрожит,
будто он искупался
в январской воде...
Надо
жить!
У последней черты.
На последней черте.
Думать всласть.
Колесить, как товарный вагон
И не красть.
Разве что –
У богов.
Огонь.
Позапрошлая песня
Старенькие ходики.
Молодые ноченьки…
Полстраны – угодники.
Полстраны – доносчики.
На полях проталинки,
дышит воля вольная…
Полстраны – этапники.
Полстраны – конвойные.
Лаковые туфельки.
Бабушкины пряники…
Полстраны – преступники.
Полстраны – охранники.
Лейтенант в окно глядит.
Пьёт – не остановится…
Полстраны уже сидит.
Полстраны готовится.
Баллада о таланте, боге и чёрте
Все говорят:
«Его талант – от бога!»
А ежели – от чёрта?
Что тогда?..
Выстраиваясь медленно в эпоху,
ни шатко и ни валко
шли года.
И жил талант.
Больной.
Нелепый.
Хмурый.
Всего Гомера знавший назубок,
Его считал
своею креатурой
тогда ещё существовавший
бог.
Бог находил, что слог его прекрасен,
что на земле таких –
наперечёт!..
Но с богом был, конечно, не согласен
тогда ещё не отменённый
чёрт.
Таланту чёрт шептал:
«Опомнись,
бездарь!
Кому теперь стихи твои нужны?!
Ведь ты, как все,
погибнешь в адской бездне.
Расслабься!
Не отягощай вины».
И шёл талант в кабак.
И –
расслаблялся.
Он пил всерьёз!
Он вдохновенно
пил!
Так пил,
что чёрт глядел и умилялся.
талант
себя талантливо
губил!..
Бог
тоже не дремал!
В каморке утлой,
где – стол,
перо
и пузырёк чернил,
бог возникал
раскаяньем наутро,
загадочными строчками
дразнил...
Вставал талант,
почёсываясь сонно.
Утерянную личность
обретал.
И банка
огуречного рассола
была ему нужнее,
чем нектар...
Небритый.
С пересохшими губами.
Упрямо ждал он
часа своего...
И строки
на бумаге
проступали,
как письмена, –
отдельно от него.
И было столько гнева и напора
в самом возникновенье
этих строк!..
Талант, как на медведя,
шёл
на бога!
И чёрта
скручивал
в бараний рог!..
Талант работал.
Зло.
Ожесточённо.
Перо макая
в собственную боль.
Теперь он богом был!
И был он чёртом!
А это значит:
был
самим собой.
И восходило солнце
над строкою!..
Крестился чёрт.
И чертыхался бог.
«Да как же смог он
написать
такое?!»
...А он
ещё и не такое
мог.
Юноша на площади
Он стоит перед Кремлём.
А потом,
вздохнув глубоко,
шепчет он Отцу и Богу:
«Прикажи...
И мы умрём!.».
Бдительный,
полуголодный,
молодой,
знакомый мне, –
он живёт в стране свободной,
самой радостной стране!
Любит детство вспоминать.
Каждый день ему –
награда.
Знает то, что надо знать.
Ровно столько,
сколько надо.
С ходу он вступает в спор.
как-то сразу сатанея.
Даже
собственным сомненьям
он готов давать отпор.
Жить он хочет не напрасно,
он поклялся
жить в борьбе.
Всё ему предельно ясно.
В этом мире
и в себе.
Проклял он
врагов народа.
Верит, что вокруг друзья.
Счастлив!..
...А ведь это я –
пятьдесят второго года.
[1992]
Мероприятие
Над толпой откуда-то сбоку
бабий визг взлетел и пропал.
Образ многострадального Бога
тащит непротрезвевший амбал.
Я не слышал, о чём говорили…
…Только плыл над сопеньем рядов
лик еврейки Девы Марии
рядом с лозунгом:
«Бей жидов!»
Помогите мне, стихи!
Помогите мне, стихи!
Так случилось почему-то:
на душе
темно и смутно.
Помогите мне,
стихи.
Слышать больно.
Думать больно.
В этот день и в этот час
я –
не верующий в Бога –
помощи прошу у вас.
Помогите мне,
стихи,
в это самое мгновенье
выдержать,
не впасть в неверье.
Помогите мне,
стихи.
Вы не уходите прочь,
помогите, заклинаю!
Чем?
А я и сам не знаю,
чем вы можете
помочь.
Разделите эту боль,
научите с ней расстаться.
Помогите мне
остаться
до конца
самим собой.
Выплыть.
Встать на берегу,
снова
голос
обретая.
Помогите...
И тогда я
сам
кому-то помогу.
Стенограмма по памяти
«…Мы идём, несмотря на любые
наветы!..»
(аплодисменты.)
«…всё заметнее будущего приметы!..»
(аплодисменты.)
«…огромнейшая экономия сметы!..»
(аплодисменты.)
«…А врагов народа – к собачьей смерти!..»
(аплодисменты.)
«…как городские, так и сельские жители!..»
(бурные, продолжительные.)
«…приняв указания руководящие!..»
(бурные, переходящие.)
«…что весь наш народ в едином
порыве!..»
(аплодисменты.)
Чай в перерыве…
«…от души поздравляем Родного-
Родимого!..».
(овации.)
Помню, как сам аплодировал.
«…что счастливы и народы, и нации!..»
(овации.)
«…и в колоннах праздничной
демонстрации!..»
(овации.)
«…что построено общество новой
формации!..»
(овации.)
«…и сегодня жизнь веселей, чем вчера!..»
(овации, крики: «Ура!»)
«…нашим прадедам это не снилось даже!!!»
(все встают.)
…И не знают, что делать дальше.
* * *
А нам откапывать живых,
по стуку сердца находя,
из-под гранитно-вековых
обломков
статуи Вождя.
Из-под обрушившихся фраз,
не означавших ничего.
И слышать:
– Не спасайте нас!
Умрём мы
с именем Его!..
Откапывать из-под вранья.
И плакать.
И кричать во тьму:
– Дай руку!..
– Вам не верю я!
А верю
одному Ему!..
– Вот факты!..
– Я плюю на них
от имени всего полка!!!
А нам
откапывать живых.
Ещё живых.
Живых пока.
А нам
детей недармовых
своею болью убеждать.
И вновь
откапывать живых.
Чтобы самим живыми
стать.
* * *
О стену разбивая лбы,
летя в межзвёздное пространство,
мы всё-таки рабы.
Рабы!
Невытравимо наше рабство.
И ощущение стыда
живёт почти что в каждом споре…
Чем ниже кланялись тогда,
тем громче проклинаем после!
© Роберт Рожественский, 1969–1994.
© 45-я параллель, 2015.
Подборку составил Сергей Сутулов-Катеринич (Ставрополь) – на основе открытых/доступных интернет-источников.