Кишинёв
Двенадцать лет – и лето нараспашку.
Вспотевший двор хрущёвской трёхэтажки,
рукастые каштаны
в балконные карманы –
без спроса.
Чу! Из казанов –
вишнёвое стаккато: Ки_ши_нёв.
Вирджѝл Васильевич выносит мусор –
румянец и послеинсультный шаг,
фанат Вертинского и женских бюстов;
как выпьет – плачет, кроет Сибирлаг
и русских: тех, что увели корову
и папу – ни за что и навсегда.
Опять бушует рэбе со второго!
Поёт, кричит ли, молится?..
Седа
в его окне колючая джидà*.
За гаражами тень, и три девицы
гадают на сыпучих лепестках:
останемся, уедем, что случится?..
Всё будет хорошо.
А будет так:
вот этой, с левантийскими глазами,
цвести, толстеть и соблюдать шаббат;
вот этой, длинноногой, в Алабаме
рожать разнокалиберных ребят;
а этой вот, молчунье близорукой,
ходить за словом, за вишнёвым звуком:
неузнанной маруськой,
по памяти по узкой,
оттуда,
где был русский мир
натянут между «доàмне**» и «вэй’з мир**».
---
*джидà – листопадный или вечнозелёный
кустарник или дерево, часто колючий; дикий маслин.
**доàмне [ˈdo̯am-ne] – боже мой! (с румынского)
**вэй’з мир – боже мой! (идиш)
Выписка
Личный анамнез:
анабиоз,
симптоматичный холод нательный.
Рекомендовано:
метаморфоз
со следующего понедельника.
Буйный фарфор, финтифлюшка-финифть,
узкоколейный романчик смертельный,
далее – витый смирительный шрифт
для рукоделия.
Гаревой гласной в глухое ушко —
где-то по водам, а где-то по броду.
Гладью – согласную Ж.
– Как «жаркое»?
– Вроде бы...
После, глаза напролёт –
ай да ну –
прекраснодушные струны на выбор.
А в эпикризе – обратно в луну,
по вою собаки,
наружу вывернутому.
О ловчих и певчих
Шум человечий, чешуйчатый снег.
Выключи звук.
Боже, как вычурно машут руками актёры.
видишь – стоит, смотрит на всех,
будто бы хочет нащупать – который.
Снег превращается в свет, если молчать, –
в солнечный брют.
Это для порченных нежностью,
а уцелевшим –
чай /брокен/
и сказку о ловчих и певчих:
как собирались и ночь demi-sec
пили из рук.
Пот над губой, распашные колени актрисы,
музыка рыбья, чешуйчатый свет.
Антониони –
от века и присно.
Антониони
и снег.
Апрельские зарисовки
а у меня всего лишь карандашик
в моём чехле
Константин Кроитор
* * *
прилетал перепончатый гнев
иерихонский
горланил и выкал
полугусь-полулев-полублеф
полный хоботов на мотоцикле
ах, савранский, – славянский авось
по весне так роскошно и хлябко
и так надо, чтоб громко жилось
мятый фантик – гусиные лапки
* * *
лестничный такт и фермата двери,
целая нота глазка,
тридцатьвторыми: до_ре_ до_ре_ми,
пауза.
издалека:
– кто там? – тарелки, железная дрожь.
– я! – оборвётся струна.
так поиграешь, и снова живёшь.
родина, что ли, весна?..
* * *
У заправочной, по весне
лёг на лавочку
и запел
непотребный, осоловелый
на ветровке – «Walt Disney».
Шла чужая
да обошла
видно выплакана до дна
но хватилась его
родная
ухватила
за обшлага
* * *
сыр и киндзмараули
яблоки
переулок
в дождике набекрень
хрумкает сны
апрель
в ящике из-под света
тесно
собака, детка
чур меня
тишина
сборчата и длинна
* * *
где нет звонков, и писем нет
ты гладишь трещину на чашке
она причудливо причастна
к моей вине, к моей весне
потом придумываешь быть
и про безбашенность апрелей
и ставишь чашку на тарелку
чтоб не разбить
* * *
ни гром не грянул, ни славянка
во облацех светла вода
и одноногий оловянный
стоит, влюблённый, у пруда
летают хищные стрекозы
обмякла на весу сирень
и хлещет востроногий воздух
ручных людей и дикий день
мужчины сходят на галеры
а женщины вершат супы
их спины потные от веры
их плечи на покат судьбы
их солнцу солоно и вкусно
крыло ребячьего утра
в котором лебеди и гуси
и оловянный у пруда
День-одолень
*
день, день, день, день
плещется слово в строчке
словно и не был апрель, апрель
вымолчанный в рассрочку
тенькает где-то: разлей, разлей
легче нести пустое
день-одолень, день-одолень
на посошок и стоя
**
где упала ничком перекатная дрожь
неоплатная ложь
/отвернись и не трожь/
я живу и не верю ладонным
и в трясучих держу перочинный стальной
/завиток золотной
да слеза над скулой/
а в упрямых негромкое слово
ничего тяжелей перевитых корней
перебитых стеблей
/всё о ней да о ней/
ничего ненадёжней заслонов
и святых не отместь, и земных не отвесть
и весенняя взвесь
как дочерняя месть
вперекор, вперехлёст, по ладонным
***
как сойти с убегающей улочки
и не встать соляным в перекрёстке,
если речь не по месту получена
и места небесам не по росту?..
перемелется ли, перебродится,
я вернусь ничего не забывшей,
приложить подорожником родину
к этой незаживающей жизни.
© Регина Мариц, 2013.
© 45-я параллель, 2013.