Рахман Кусимов

Рахман Кусимов

Золотое сечение № 14 (398) от 11 мая 2017 года

И речь друг друга нам слышна

ошибка

 

иногда всё равно подкатывает, как ты ни отбивайся,
ни говори, что прошло, мол, дела забытые, всё такое,
память – это не то, что способно изящно и в ритме вальса
потанцевать немного с тобой, а после оставить в покое.

всё своим чередом, дом-работа, прохладно, минус пятнадцать,
родственники, как это порой бывает, не сидят на шее,
но часы показывают подходящее время признаться,
что соскучился по теплоте человеческих отношений.

итак, идёшь, ощущая себя сытым-одетым-обутым,
в темноте знакомых высматривая и не увидев оных,
зимним вечером сквозь пургу возвращаясь привычным маршрутом,
пролегающим через парк обездвиженных аттракционов.

повсюду массовая индустрия с этой её любовью,
тебя окружают лозунги, советующие, что делать,
и вдруг – вспышка – такая яркая, свет, от которого больно
(всё-таки память и вправду весьма своеобразная дева).

и казалось бы, да, всё прошло, всё прошло, ан нет, а поди ж ты,
всё иначе теперь, посмотри, всё иначе, и жизнь иная...
оттого-то настолько досадно, так много времени выждав,
думая, что вылечился, задыхаться от воспоминаний.

приходя, ты включаешь музыку, откидываешься в кресле,
делишься с зеркалом чувствами, какие весь день экономил;
тебя захватывают мысли на тему «что было бы, если», –
и ты совершаешь ошибку, например, набираешь номер.

 

снег над ленинградом

 

И если потом ничего не вспомнится, так даже проще,
Поскольку и прошлое тоже бывает невыносимо,
А нынче большой снегопад, посмотри, заметает площадь,
И это очень красиво, действительно очень красиво.

В такие моменты не надо времени, месяца мая,
Бесперебойного транспорта, рабочих звонков кому-то,
Когда так стоишь посреди этой площади, понимая:
Самое важное в жизни длится считанные минуты.

Решение перевернуть потрепавшуюся страницу;
Миг перед поцелуем, краткий взгляд, телефонная фраза;
Что-нибудь, от чего вправду может многое измениться,
Или даже, того гляди, переменится всё и сразу.

А нынче глядишь на снега, внимания не привлекая,
Не делая лишних движений, молчания не нарушив,
И тебя настигает огромная тишина, такая,
Что не можешь понять, это – внутри тебя или снаружи.

 

road movie
 

мы едем в автомобиле, и листья суицидально бросаются под колёса,
играет тихая музыка: осень звучит негромко, почти что совсем не слышно.
мажорное «до» превращается в минорное «после»; гаишники смотрят косо,
и в нашей дороге ничто не становится главным, но многое кажется лишним.

и кажется, будто нет всех этих бесчисленных общих знакомых, кафе, словечек,
мы смотрим осеннее road movie, но выключен звук, и нет никакого гвалта.
водитель закуривает сигарету, и мы обсуждаем  с ним разные вещи,
но вещь остаётся лишь тем, чем является, как бы при этом её ни назвал ты.

и можно ехать куда угодно, можно не ехать вовсе, разница небольшая,
не забывай про поворотники, впрочем,  да по пути придумывай небылицы.
перед тобою много дорог, но выбрать одну из них все время что-то мешает,
как будто жизнь тебе выдаёт карт-бланш, а ты не знаешь, как к этому относиться. 


правила связи

 

зыбко и хрупко, всё зыбко и хрупко,
пусть даже правила связи легки:
не говори в телефонную трубку,
если гудки.

позже под грудою слов похороним
важное что-нибудь, нам по плечу.
хочешь, я стану тебе посторонним?
я – не хочу.

воспоминания много не стоят,
пища бумаге и карандашу;
память, оставь золотым золотое,
очень прошу.

шарик воздушный, кораблик бумажный,
храм, фотография, рюмка с вином.
мы ещё сбудемся – где-то, однажды,
в жанре ином.

в новом, ещё не освоенном, стиле
нам нашаманит добряк-режиссёр,
что по сюжету друг друга простили
все – и за всё.

мы ещё сбудемся – где-то, когда-то,
не вопреки и не благодаря,
но в свой черёд, как сбывается дата
календаря.

 

последнее

 

я выйду под тёмно-синее
небо, один, в ночи
(прогуливаться всесильные
советуют врачи).

запахнет жасмином улица,
дуб шевельнёт листвой,
и в сумерках мне почудится
выцветший образ твой,

но нет ни тоски, ни жалости,
прошлое позади;
так стой, где стоишь, пожалуйста,
ближе не подходи.

 

* * *

 

как в том непостижимом октябре
стояли, ничего не говоря,
и падал снег, он падал о тебе –
на языке без слов и словаря;

как в небесах горела до зари
звезда, не становясь поводырём,
но в темноте светили фонари,
и свет их был про то, что не умрём.

мы были вслух, мы были смех и грех,
и остальное обратилось в речь,
что смерть, конечно, есть, она про всех,
но жизнь про всё, суметь бы уберечь.

 

* * *

 

я бы мог и взахлёб, навзрыд, мне нашлось бы, о чём навзрыд,
чтобы строчка дала эффект пресловутого кома в горле,
потому что и впрямь – болит, ведь у всех что-нибудь болит,
но, сдержавшись в который раз, я зачем-то пишу другое.

нет бы выглянуть из-за штор; нет бы, выглянув из-за штор,
заявить, что неважно – как, что могу хоть глагол с глаголом;
ведь и вправду неважно – как, но гораздо важнее – что
(эй, трубите во все концы, что король оказался голым).

мир печален, но он красив, улыбнись, он же так красив,
ничего не хочу писать, я тобой хочу любоваться,
потому что люблю тебя, разрешения не спросив;
потому что уходят дни, и не двадцать уже, не двадцать.

я в словесной тону воде, но когда не тону в воде -
я стою. подо мной земля. неизбежное небо – выше.
так стоят поезда порой на пустых полустанках, где
никогда б не вошёл никто,
и никто не вышел.

 

ч/б

 

говорила
мне пора
мне пора
собиралась
не дождавшись утра
оставляла непогашенным свет
в коридоре
и вослед
и вослед

стали третьим друг для друга плечом
рассуждали ни о чём
ни о чём
наизусть запоминали слова
в коих смысла набиралось едва

были счастливы ловили такси
от удельной колесили к лиси
пахло
свежестью
сиренью
весной
приблизительно в районе лесной

выезжали на пленэр иногда
успокаивали лес и вода
возвращались в темп столичный с трудом
сколько улиц в петербурге
дурдом

у знакомого
что редко звонит
неожиданно нашёлся зенит
и застыли эти два чудака
с фотографии смотря в облака


пассажир

 

…и когда ни забав, ни затей, жизнь – по швам, и друзья ненадёжные, человек из возможных путей выбирает железнодорожные – и в задаче предельно просты и условия все, и решение: вот твой поезд, вот, собственно, ты, ощущающий вкус поражения. потому что отнюдь не герой ни другого, ни этого времени, уезжай – предночною порой в семафорно-шлагбаумной темени… на столе абрикосовый сок, за окном - снегопадное крошево, стук колёс ударяет в висок, вышибая из памяти прошлое. сочетание рельсов и шпал – судьбоносное, хоть и неброское. забывай, в чьих ты жизнях играл роли, явно достойные «Оскара». забывай, забывай навсегда то, что больше уже не получится, ты ещё возвратишься сюда – и никто не успеет соскучиться. и ещё, по прошествии лет, у моста, в темноте, поздним вечером, бросишь в Чижика горстку монет - а загадывать, в общем-то, нечего…

 

туда

 

туда, где нет рабочего режима,
и всё потом, пожалуйста, потом;
туда, где лето неопровержимо, незыблем дом, 
ещё все живы.

где в школьном своевременном трамвае
забрезжит контролер, того гляди;
где первый снег, приставка игровая, жизнь впереди
как таковая.

где чайник со свистком монументален
и чуть расплывчат гость к шести часам;
где сладки шоколадные медали (виновен сам –
других не дали).

там диск на телефонном аппарате
вращается, и ждёшь, и ждёшь ответ,
но дозвониться времени не хватит за столько лет.
(за сколько, кcтати?).

там лес, река, и солнце к ним в придачу,
там лишнее творим и говорим,
там бабушкин пирог на светлой даче неповторим.
теперь – тем паче.

теперь, когда все те, кто стали светом,
отчалив к неизбежным берегам,
назад не приплывут (по всем приметам), – что делать нам?
жалеть об этом.
 

музыка жизнь свет

 

ты говоришь музыка жизнь свет травы и горы
времени ты говоришь нет музыка жизнь свет
я говорю нет времени дайте ближайший билет
в самый далёкий город
как это нет

я говорю свет газ телефон оплатить до тридцать первого мая
будьте добры с имбирём и корицей петербург москва
ты говоришь карма абсолют недеяние майя
вечность любовь жизнь
музыка
(ты права)

ты говоришь вечность любовь смерть стихотворный размер прокрустово ложе
текст не нуждается в тщательном выискивании блох
ты говоришь бог и я говорю бог но одно и то же
никто не имеет в виду говоря бог

это ли мы прощаемся на неодинаковом русском
это ли просто беседа завершена
но я говорю жизнь и ты говоришь музыка
но я говорю смерть и ты говоришь тишина

 

чай

 

давай пить чай, пока над городом
бесперебойный снег рябой,
пока бессмысленные голуби
на подоконниках гурьбой.

пока зима летит безжалостно,
январь недолог, вечер мал;
ещё – на паузу, пожалуйста,
поставь бурчащий сериал.

а чтобы в наше настоящее
не лез кто нам не по нутру, –
я буду сбрасывать входящие,
я сообщения сотру.

и нет врага, и нет союзника,
и речь друг друга нам слышна, –
о тех, кто весь огонь и музыка,
о тех, кто – свет и тишина.

как будто – меньше девятнадцати,
как будто – есть на всё ответ,
как будто – смерти не боятся те,
кто говорит, что смерти нет.

так, словно прошлым не обросшие,
мы поприветствуем зарю.
о чём задумалась, хорошая?
пей чай, остынет, говорю.