бабочка
Бабочка думает, что она навсегда,
и сброс пыльцы закрывает тему,
и сладок нектар, и сегодня среда,
и всё выстраивается системно,
а завтра некий умелый мороз
придержит до неопределённого срока,
а там разбудят, а там вопрос:
как спалось тебе? не одиноко?
Бабочка в воздухе оставляет пыльцу,
с неё и этого дня довольно,
слегка рассеянна – даже к лицу –
и ей не больно, не больно, не больно.
2008
идиомы
I
tariffs
почём зря
почём оно зря
пустыни почём моря
тропы почём ледники
в очередь номерки
почём подтолкнуть плечом
и это плечо почём
ростомер колоколен
деревья
чей дольше корень
ковыли лебеда
мимо вода вода
мимо слова слова
незримо сова сова
пахнёт крутым калачом
калач-то калач почём
подскажи елизар
почём сегодня базар
где нам заночевать
на что рассчитывать
branching
одна нога здесь
другая ищет опору
фарс фас зевс
закатывай камень в гору
закладывай камень в стену
отвес полагается крену
портос удерживающий свод
на работе похоже умрёт
у горизонта размыто
парус иезуита
одна голова здесь
другая там
одна душа здесь
другая там
одно сердце здесь
другое там
там оно и пребудет
III
surface
вилами по воде
по облаку то есть нигде
скорым пером по огню
пока его не уроню
огонь поёт да не тот
чиста вода да не та
пчела не идёт из сот
пчела она непроста
смиряйся спеши спеши
сверяйся пиши пиши
пламенем по стене
вот и стена в огне
IV
painting
памяти Галактиона Табидзе
не страшен чёрт но его малюют
альтернативен ход преисподней
окрестные рыцари рогаты с полдня
едва ли споткнутся на кракелюре
врата распахнуты рёв вторженья
ландскнехты злобны прилежно ревнивы
в бездонных бочках идёт броженье
под колошеньем бушуют нивы
отряд прямокрылых ракообразных
чешуйчатых лапчатых преходящих
пирует в аллегорических чащах
от вожделения непролазных
косматы звёзды осанна спета
хмельного князя везут на комле
развить утончённый вкус эстета
над каждым порядочным алтарём ли
где облако с облаком соприкоснётся
миг-вдохновение миг-творенье
пусть искусительное паденье
к тебе беспомощному вернётся
2008
песенки ниоткуда
I
барабанщик
Для оркестра «Культуру – в массы»
Это выглядит, скажем, странно:
Барабанщик любил романсы
И ваянье из марципана.
Как придёт домой – так и лепит,
И под нос чего-то мурлычет –
Вот размашется, гусь-те-лебедь,
Вот разноется, чёт-те-вычет.
Декадент и адепт упадка,
Несомненно, являл угрозу
Для культуры и для порядка,
Так что, знаете, баба с возу.
Долго дело не задержалось,
Он в оркестре давно не в штате,
Кто жалеет – отставь-ка жалость,
Размышляй, трень-брень, о зарплате.
(Да, романс – это, стало быть, песня,
Марципан – это, стало быть, тесто.
Но – неважно, Рылеев-Пестель,
Ведь у нас здесь такое место.)
II
воздухоплаванье
Изобрети
воздушный шар,
на берегу
разведи жар,
воздух нагрей на быстром огне
и прилети ко мне.
Шар плывущий – в небе не част,
сверху сеется дождик-балласт,
по облакам скользни на виду,
ты прилетай, я жду.
Или придумай велосипед,
он на траве оставляет след,
след исчезнет в рыжей стерне
и приведёт ко мне.
Или придумай подводный костюм,
или ещё, что придёт на ум,
что-нибудь, что-нибудь изобрети –
но прилети.
III
мосты
Угловатый господин
шёл по городу один,
шапкой закрывая уши
от надзорных холодин.
А навстречу госпожа
угловатая, дрожа,
пробиралась мимо будок,
где закрылись сторожа.
Это я, а это ты,
друг до друга три версты,
невозможный мёрзлый город,
где не сводятся мосты.
IV
аппарат
В обитаемом аппарате
надо мчаться за облаками,
и земле сказать: вот-те на-те,
ты считаешь нас дураками.
То как будто лелеешь-холишь,
то, случится, глотаешь в раже.
По тебе так вот ходишь, ходишь,
а зачем – и не знаешь даже.
Обитателями без быта,
обывателями без боя,
не бывает здесь шито-крыто,
ни за чем толковать с тобою.
V
бицефал
Профессор обычного права,
влюблённый в предмет занятий,
решил, что толпа двуглава,
особенно в дни распятий.
Считая пульсы тела,
он смиряется с ощущением,
что нельзя ожидать единого
для распинаемых прощения,
ибо каждая из двух голов
выкликает своих орлов
из несытой птицы-толпы,
не сбивая толпу с тропы.
На концерте скрипки с оркестром
он видит, как упомянутые головы
разворачиваются за партиями
и сольного и поддерживающего инструмента
с тем же огнём в глазах,
с тем же откликом на оклик,
считаясь с особенностями момента.
VI
застольная
Ганимед Ганимедович, наливайте – время,
недостаток средств восполним займом.
Чистота наших помыслов подвергается сомнениям,
точнее – никого не интересует.
Похоже, очнёмся от последней попойки,
какими бы ни были интровертами,
где-то на задворках, скорей – на помойке,
все ещё ощущая себя бессмертными.
Спрос на этот соблазн проходит,
тренд – куда-то выстраиваться в очередь,
ибо незамеченное бессмертие – фикция,
требуется сертификат, хотя бы на тленность.
2009
четыре этюда
I
заказ
В мастерскую пришёл долгожданный заказ:
Святая Тереза и её экстаз.
У художника совести нет,
Он пишет автопортрет.
Заказчику не показывают половину труда,
Пускай и заглядывает иногда,
Пускай он в бешенстве; совести нет,
Здесь пишут автопортрет.
Тереза заброшена. Сливы грудей,
Лица ошеломлённых людей,
Пламя волос и задник звёзд,
На ветке поющий дрозд,
Пастухи ли, прачки, разбойники,
Паломники, попрошайки, поклонники...
У художника совести нет,
Он пишет автопортрет.
II
черешня
Спуститься в сад к ночным черешням,
Пленительным черешням здешним,
И так стоять – случайный гость –
Нагую взвешивая гроздь.
Черешня, ягода любовей,
Ты в темноте ещё багровей.
Что сторожа, что стража – вздор.
Случайный вор – случайный вор,
Нас двое. И густа ограда
Вокруг черешневого сада.
III
кошелёк
Помнится, поручик Телянин обокрал весь полк,
Завёл экипаж, одел любовницу в шёлк,
Выехал в Баден-Баден на воды –
Прихлебнуть немного свободы.
Помнится, перед ним распахивались перспективы,
И какие бы ни озвучивали инвективы
Щелкопёры, бумагомараки, зоилы –
В Телянине необыкновенные силы.
Он в этом мире навечно в буфер обмена
Записан. Какие бы ни выкидывались колена
Исторической необходимостью,
Есть ещё звёзды с постоянной светимостью.
Сочти, голубчик, да сунь кошелёк под подушку,
Пускай хоть какую ставят на нас прослушку,
Но по эту сторону Леты
Лишь мы прилично обуты, прилично одеты.
Так что обращайся, когда несчастен, недужен,
И, давай, заплачу за ужин.
IV
синий квадрат
Ты, наконец проявляя стервозность,
разравниваешь достигнутую пастозность,
не заботясь о списании затрат –
и появляется синий квадрат.
Здесь было лицо, и профиль, и лоб,
и было видно, что мизантроп,
и выпуклые зеленоватые глаза,
и за спиной пробиралась лоза.
И портрет был сам себе не рад,
и рад, что превратился в синий квадрат,
что проходит блажь,
что вышел в тираж,
что ты его никому не отдашь.
2009
здесь, сейчас
Официантка, маленькая Береника,
из-под ресниц, не смущайся, взгляни-ка,
затерявшись здесь, меж стеклянных панелей,
в отдалении от незрячих шрапнелей.
Хороша, как бывает только брюнетка,
тот, кто целил в тебя – он выстрелил метко,
он коснулся кисточкой глаз, румянца,
не утаивая замысла непрерывного танца,
курса по разбиванию сердец любопытных,
и особенно грубых, особенно скрытных.
Ты мелькаешь от пальмовой кадки к кадке,
разъясняешь сегодняшней кухни порядки,
и в блокнотик ложатся рядком закорючки
от удачно вынырнувшей ручки.
Рыжий кот сюда приходит за данью.
Оделённый нещедрой случайной дланью,
под столом приляжет – и наблюдает
за пространством, за временем. Холодает.
2009