Пётр Межурицкий

Пётр Межурицкий

Четвёртое измерение № 26 (410) от 11 сентября 2017 года

Быть человеком

Нон-стоп

 

1.

Нет, с Эйнштейном, конечно, не спорю я,

но скажу с прямотою прагматика:

относительность – не теория,

относительность – это практика.

 

2.

Есть в мире водка «Абсолют»,

и нету водки «Относительность»,

что возмущает пьющий люд

и вызывает подозрительность.

 

3.

Я в любой опьянения стадии

дохожу по прямой до Аркадии,

не вникая, чего это ради я,

но ты сам понимаешь – Аркадия!

 

4.

Если, скажем, некий Ян

не всегда бывает пьян,

то дружок его Торез

не всегда бывает трезв.

 

5.

Расцветают все цветы,

но, конечно, жрец верховный –

гений чистой красоты,

разумеется, духовной.

 

6.

Чтобы ни было там, а Спасителя

не всегда узнавали без кителя,

и не знал никогда фараон,

на фига так является он.

 

7.

– Вам не кажется, что гнозис

пуще прежнего занозист?

– Нет, но праведник усоп,

начинается нон-стоп.

 

Правда жизни

 

А, между прочим, «Гамильтон» – фигня –

агитка на дурную злобу дня,

по мере сил всей Библии левее,

но замирает сердце на Бродвее.

 

И прав был гений партии Ильич:

из всех искусств – важнейшее есть китч,

и лучше нет игры, чем revolution,

а после в сани, и айда на ужин.

 

И я вам говорю: искусство масс –

оно само собой для высших каст –

без дураков и прочих репродукций,

а массы правдой жизни обойдутся.

 

Местечко

 

Неважно, где зарыт был Ирод,

но важно, где и кем был вырыт,

а древнеримский акведук

здесь, как психический недуг,

зато не так уж, чтоб вдали

стоят изделия Дали

и успокаивают разум –

вот Путин из морских глубин

выходит, обнимая вазу –

везёт же некоторым, блин –

его встречает древний аспид,

и кто тут только не был распят…

 

А мне за то, что я хороший,

в аренду эту землю Ротшильд

сдал на полвека, нынче в хате

считаю дни свои – мне хватит.

 

Детство

 

Я накопил деньжат на компас –

мне это было по плечу –

передо мной зияла пропасть,

я до сих пор в нее лечу.

 

Слив

 

Он пересел в партер из ложи,

но к счастью нашему моложе

от перемены мест не стал –

в пути от ложи до партера,

кряхтя заканчивалась эра,

освобождался пьедестал.

От Колымы до Красной Пресни

страну спасали их болезни,

и воплощая Божью блажь,

по всенародному хотенью

небытие являлось тенью,

внося изрядный оживляж.

Пусть этого казалось мало,

теперь и этого не стало,

но до чего хорош был слив

и распрощаться с прошлым повод,

а лично мне был уготован

великий город Тель-Авив,

откуда сутки, если прямо,

пешком до Гроба Авраама,

в чем искупление моё,

хотя узнаем мы едва ли,

зачем нас и кому сдавали,

но точно – каждому своё.

 

Гурвиц

 

Жизнь настолько не проста,

что не знаешь, как не скурвиться:

есть евреи за Христа,

есть евреи против Гурвица.

 

Там, где шкаф, ищи скелет –

будут в той ли, в этой вере

через пару тысяч лет

и за Гурвица евреи.

 

И смешон мне твой вопрос:

«Что за Гурвиц, интересно?»,

словно кто такой Христос,

всем давно уже известно.

 

Сын  Человеческий

 

Камень я в него не брошу,

потому что он хороший,

а что было между нами –

во Втором осталось Храме,

во вселенской катастрофе

 и, конечно, на Гологофе.

 

Gnosis

 

Во время чумы – чума есть банальность –

такова обыденности реальность,

в которой мается естество,

но дух зато прозревает победно:

чума не появляется из ничего

и не исчезает бесследно.

Помех всевозможных сбивают шумы

с пути на голгофы и биеннале,

и если бы не было в мире чумы,

то мы бы о ней ничего не узнали –

и было бы знание наше бедней

во веки веков до скончания дней.

 

Срок

 

Из двух миллиардов лет

прошло уже пару десятков,

оставивших письменный след

и массу других отпечатков,

 

пастух подключает плеть

во славу амбиций стада –

конечно, всего не успеть,

но, в сущности, и не надо.

 

Памяти беженца

 

Известный автор Лев Толстой

бежал из клетки золотой,

в которой прожил весь свой век –

какой Толстой, таков побег.

 

И отойдя от прочих дел,

весь мир за беженца болел,

но как писателя ни жаль,

он далеко не убежал –

от силы километров сто –

и это сам граф Лев Толстой.

 

И спросит лев, и спросит мышь:

«От жизни разве убежишь,

на грани сущего скользя?»,

но ведь и не бежать нельзя.

 

Нет, оклемался – и в бега,

где тут родные берега?

 

Кесарь и мухи

 

Так не бывает, но было бы дельно –

кесарь отдельно, котлеты отдельно,

чтоб за обед у себя на столе

тенью живой не болтаться в петле.

 

Мало ли что не умеет смотрящий –

космос и этак и так настоящий –

кто, господа, на какой из планет

любит котлеты, а кесаря нет?

 

Время хорошее или плохое,

разве нельзя обозначиться в хоре,

где опасаясь за голоса медь,

можно в конце концов вовсе не петь?

 

Наши дела обязательно глухи –

кажутся данностью кесарь и мухи,

что пробиваются в частную жизнь,

как за нее иногда не держись.

 

Нам не понять, как не канули в леты

кухни, где мамы готовят котлеты.

 

Космонацизм и неополярная ночь

 

Космонацисты и космополиты

кровушкой, а не водою разлиты,

хоть их водою и не разольешь:

нация – правда, и космос не ложь.

И на войне, и в тюрьме, и в столовой

нет ничего кроме честного слова,

и хоть до Лондона вырежь Париж,

только себя одного и казнишь,

будучи крайним в любой нумерации –

но до чего хороши декорации,

смена которых не кажется сном,

ночь или всё ещё день за окном.

 

Быть человеком

 

Счёт дням потерян окончательно,

что безусловно замечательно,

жизнь улыбнулась мне, даря

свободу от календаря,

пусть ангелы идут в охранники

небесной всяческой механики,

в ту бездну, где за все плати,

пока ещё ты во плоти,

в каком бы ни крутился ранге –

пускай идут, а я – не ангел.

 

Ну очень доброе

 

1.

В порту Одесском, ещё том,

при атеизме развитом

я лично видел, как в Пирей

отплывал архиерей –

 

вот он плывёт, а мы глядим:

то был Владыка Никодим.

 

2.

Через десятки тысяч дней

при жизни всё ещё моей

на пароходе небольшом

я лично сам в Пирей пришёл –

 

и тут какая на фиг злость,

раз невозможное сбылось.

 

О сакральном

 

Помазанник, конечно, не профессия,

и это знает каждая конфессия.

 

Единство мира

 

Говорят, что мир един,

отчего же, дорогой,

скажем, в Гугле я один,

а на Яндексе другой?

 

Объяснит любой мосье –

или как назвать его –

всё зависит от досье,

а досье ни от чего.

 

Что такого, если явь

 плод сизифовой работы?

Как подлунный текст ни правь,

не изменишь даже йоты.

 

Доживаешь до седин,

не всегда бывая в духе –

говорят, что мир един?

А ещё какие слухи?

 

Науки и религии

 

В математической природе

почти что всё понятно вроде,

а от физических природ

почти что оторопь берёт –

короче, дух яснее плоти,

что в саддукее, что в зелоте.

 

Разница

 

Нет, не по-королевски

однажды как-то раз

скончался Достоевский,

чем мира не потряс,

а вот его коллега –

прозаик Лев Толстой –

как Альфа и Омега,

как князь одной шестой

не худшей части суши,

однако не нахал,

так умирал, что уши

имеющий, слыхал –

давай без рассуждений,

коль данный выпал фант,

кто в смерти, скажем, гений,

а кто большой талант.

 

Честные выборы

 

О, люди, люди... Небеса,

пересчитайте голоса!

 

* * *

 

Как на вождей, приятель, ни гони,

парадами командуют они,

 

а мы, какую жвачку ни жуём,

у них, прошу прощенья, под ружьём,

 

и всякий раз душа впадает в раж,

когда до слов доходит: «Шагом марш!».