Из первых рук № 34 (202) от 1 декабря 2011 года

 

Всё в подлунном мире циклично. И этому маху эволюционного маятника времени подчиняются все без исключения, даже критики, взявшие на себя непомерную ношу претендовать на прозорливость, быть судьями истории. Оттого и не могли они не поддаться общему апокалипсическому настроению, не могли не внести своей лепты в общий хор хулителей выпавшего на нашу жизнь периода перехода из одной формации в другую. И трудно с ними не согласиться, ежели видеть страну в границах московской кольцевой, а оценивать тот же литературный процесс по столичным издательствам.

Не буду спорить, маятник занял своё крайнее положение бездуховности, так, во всяком случае, воспринимает сегодняшний день наше поколение, знавшее, может быть, более застойные, но и более духовные годы. Благодаря массированному оболваниванию телевизионной ложью, мы ощущаем это даже в менее подверженной разложению провинции, каково же на переднем крае, в столице, там и просвета в рыночном разгуле серости не видно. Впрочем, это утверждение вполне подходит и к брежневским застойным временам: тогда также массово издавалась идеологическая (правда, более качественная, чем ныне, благодаря цензуре и грамотному институту редактуры) стряпня, а в дефиците было истинное, то, что является продолжением многовековой столбовой дороги общечеловеческой эволюции культуры. То есть эволюции души. И в самые аховые и смутные времена всегда находились творцы, которые создавали то, о чём не ведали даже авторитетные критики, старательно изучавшие наглое, нахрапистое, что лезло в глаза, что преподносил им издатель, служащий то режиму, то рынку, и, крайне редко (оттого имена таких провидцев и остались в истории), вечности.

Не в обиду достопочтимым критикам будь сказано: уж коль выдают они нынче, как и настоящий писатель, штучный товар, стоило бы им отвлечься от яркой мишуры да вспомнить своих предшественников более чем столетней давности с их умением находить истинное под наносным. Оттого и не могу согласиться с теми, кто торопится прошедшее десятилетие обозвать непродуктивным, выхолощенным. Именно в это десятилетие, пусть маленькими тиражами, но выходили – за счет автора или с помощью редкого филантропа – книги. И не только графомания. Продолжали удерживать плацдарм высокого мастерства, пусть и мизерными тиражами, не только старые известные толстые журналы, но и появившиеся, невзирая на их очевидную коммерческую невыгодность, новые. И функции у них остались прежними – связывать неразрывный литературный (духовный) процесс, предоставляя новым авторам возможность выходить к читателю, пусть нынче и немногочисленному.

Но я бы хотел присоединиться к пессимистам, отметить характерную черту публикаций минувшего десятилетия в толстых и не очень толстых журналах, в мало- или многотиражных книгах, долженствующую вроде бы поднять планку художественности и мастерства, но в действительности снизивших её. Я называю это «опьянением свободой». Когда было многое под запретом, Слово позволяло себя раскрыть настоящим мастерам, делясь тайной многозначностью многомерности, мощью, неподвластной даже времени. Снятие запретов, в том числе нравственных и профессиональных, породило вал словесных поделок, обманок, в которых преобладает смысл поверхностный, одномерный, а оттого практически не воздействующий на внутренний мир, душу человека. А зачастую и дезориентирующий, развращающий, лишающий той самой духовной силы, которая и делает человека человеком. Самыми многотиражными, востребованными издателями, которые утратили просветительский дар, стали поделки ремесленников строчкогонства, подражательства. Но нам надо было и это пережить в начале двадцать первого века, освоив эти негативные уроки. И, на мой взгляд, в это десятилетие литературный процесс прожил три жизни, три этапа.

 

Вот уже десять лет я читаю замечательную поэзию. Именно поэты первыми начали латать пробитое, прорванное матом, криминальным жаргоном и скудоумием поле русской словесности. Есть поэты, с которыми мы вместе прожили и пережили это десятилетие, осмысливая себя, время, страну, неустанно трудясь, противостоя разлагающей заразной деградации.

В 2001 году на страницах «Южной звезды» появилась подборка ставропольчанина Сергея Сутулова-Катеринича. И в ней –

 

Это стихотворение, вобравшее в себя и далёкое и близкое прошлое, личностный опыт и боль, понимается как ожидание... Мессии ли, возрождения силы Слова, мощи русского языка, а вместе с ним и общества... Неважно, чего, главное, оно, это явление, скажем так, истинного, уже ожидается, уже предсказано, как восход солнца в кромешной ночи, хотя ещё абсолютным большинством не прочувствовано. Это удел поэта.

Но как выстоять перед напором пошлости?

Как не потерять себя, ожидая?..

В 2002 году на страницах журнала опубликована подборка Владимира Шемшученко из Ленинградской области. Вот его рецепт спасения.

Поэт – это камертон общества и времени. Фальшь событий заставляет его, чтобы не сбиться с истинного ритма, не принять фальшивую ноту за настоящую, искать спасения в неподвластном человеку, в вечном, по мерилам человеческой жизни. А вечное в нашем мучительно изживающем безверие обществе – природа. И наша память о чём-то, объединяющем нас с нею, заставляет верить в её целебное всемогущество.

Но кто же мы?

Кем стали за минувшее к тому времени десятилетие перемен?

Владимир Потапов из Брянска в 2003 году отвечает на этот вопрос.

Слово не осознало ещё (или утратило) свою всесильность, могущество, оттого ещё не способно противостоять воинственному невежеству и духовному распаду, а лишь фиксирует реальность.

И передаёт робкую надежду на кратковременность лживых идеалов, пропагандирующих нечеловеческое бытие.

Три стихотворения, написанных в разных уголках России в начале нового века. В них выражено ощущение осознанной угрозы человеку, обществу, стране, хотя обыватель этого ещё не осознает.

 

Журнал «Южная звезда» не имеет жёсткого формата ни в отношении к знаменитости авторов, ни в ограничении жанров. Но всё же несомненно тяготеет к реализму. И якорем, который не позволяет ему унестись под напором рыночных течений в мутные воды эпигонства, издательского безвкусия и потакания низменным страстям, является раздел «мемуары». По сути, это документы времени, свидетельства современников. Это то, что можно назвать не инфляционным капиталом.

Этот раздел открывает каждый номер журнала. И каждая публикация в нём оригинальна и не может быть повторена даже самыми незаурядными виртуозами подделок.

В первом номере опубликованы удивительные по своей искренности исповедальные рассказы Галины Пухальской. Фактически они и задали тон последующему отбору произведений, размещаемых в этом разделе. Искренность, реальность происшедшего, документальная основа и... хороший русский язык. Порой, правда, требования к литературному мастерству снижались в угоду «правде жизни». Так, «Записки каменщика» Николая Радчука, бригадира строителей из Ставрополя (2002 г.), не отличающиеся изяществом стиля, тем не менее, стали событием, поведав об отношениях в рабочей среде созидаемого капиталистического общества.

Впрочем, новизна, невыдуманный жизненный сюжет присутствуют в каждой публикации этого раздела. И желание остановить мгновение, зафиксировать его пролетающую ценность и важность для других в начале века является главным. Наряду с небольшими произведениями, описывающими события непродолжительные, происшедшие в недалёком прошлом, в эпоху перемен или в только что минувшем настоящем, на страницах журнала публикуются и объемные труды, претендующие на анализ событий. Так, в 2006 году появилась публикация Гария Немченко «Вольный горец», в которой история России и Кавказа соединены важными для взаимососуществования нитями естественного, человеческого интереса. А 2007 год можно назвать годом Евгения Карпова. Девяностолетний писатель, живущий в Киеве, участник Великой отечественной войны, прошедший лагеря и немецкий, и советский, окончивший Литературный институт, учившийся у Константина Паустовского, знавший многих известных и великих и сам немало создавший в литературе, в своём предельно откровенном повествовании «Всё было, как было» высветил так, как никто прежде не делал, эпоху социализма во всех её гранях, приглядных и неприглядных.

Для публикаций этого раздела в начале века характерно именно пристальное внимание к уже оставшемуся в прошлом, но не обесценившемуся и на отдалении (большое видится на расстоянии) становящемуся жизненно важным. Его авторы, невзирая на азартное стремление новой власти разорвать исторический процесс, принизить прошлое (как новодел прикрывает современным недолговечным и зачастую вредным строительным материалом старые, пусть не столь блестящие, но зато крепкие и мощные стены), дабы не выглядеть на фоне предтечей менее великими, эти связи, наоборот, стараются укрепить, понимая, что в противном случае их дом-государство на спешно сооружаемых ходулях любой иной идеологии, а ещё хуже, её отсутствия, не устоит.

 

Вполне закономерным было то, что отсутствие цензуры в первые годы капиталистического нашествия вызвало из небытия или забвения произведения, не востребованные прежде, многие годы писавшиеся «в стол», «для себя».

В трёх первых номерах журнала «Южная звезда» был опубликован исторический роман ставропольчанина Анатолия Лысенко «Быстрые волки». Это имя всероссийскому читателю ничего не говорит, но я берусь утверждать с безапелляционностью критика, что рано или поздно оно встанет в один ряд с известными писателями исторического жанра, дополнив это литературное направление неведомым и малоисследованным пластом художественного отображения истории Кавказа и юга Европы древних времен. Этот роман, как и другие произведения Лысенко, несомненно пробились бы к читателю, но его автор рано ушел из этого мира, а литературных агентов в нашей стране, во всяком случае, в провинции, как и издателей, ориентирующихся не на сиюминутную выгоду и способных конкурировать со столичными издательствами и прорваться в торговые сети, не появилось.

В пику раскрученным фантастам, нередко весьма посредственным, но сбившимся (как и в прочих жанрах) в свой замкнутый цех, фантастический боевик «Тень дракона» (2002 г.) написал Андрей Гатило, этому кругу посторонний. И даже стал победителем литературного конкурса, попал в планы одного из столичных издательств, но так и не был издан. Думаю, напугал тех, кто писал менее интересно, но зато был уже «раскручен».

На фоне взлёта женского детективного откровения мудрено оказалось пробиться к читателю с интеллектуальными мужскими детективами, где профессионально выписан и исторический антураж, и мастерски закручена интрига, и есть драматургия, хороший русский язык... Роман Николая Буянова из Пензы «Не бойся, только молчи» (2003 г.) на фоне стремительно упрощающейся и теряющей наработанное классиками этого жанра продукции, «чтива», также слишком бы выделялся, вот отчего смог увидеть свет не в столичном журнале...

И всё же вывод начала века таков: да, мы можем, как и все другие, клепать популярное чтиво. И во многом лучше их.

Примерно так можно охарактеризовать этот не очень длинный период в нашей литературе, давший немалое количество отечественных ремесленников слова и дезориентировавший читателя. Оттого и название «ужастика»-пародии Николая Переяслова «Стивен Кинг на русской почве» (2006 г.) воспринимается как декларация: «Да, мы можем как вы... Это, в общем-то, не сложно»...

Но в то же время этот период позволил самоутвердиться в новой среде псевдолитературе доморощенной, превратившей задиристое: «и мы могём...» в эталон, тем самым открыв дорогу к гонорарной разнарядке, без напряга и творчества, окололитературным бездарям, убедившим настроенного на получение прибыли любым путём издателя, что «пипл всё схавает»...

Но не только. Талантливым людям этот опыт (пусть и без публикаций и гонораров) позволил пойти дальше, оставив ремесленников позади, возле кормушек. И уже не так, как там «они», с которых брали пример и которым подражали и подражают временщики на вершине коммерческого спроса, а по-настоящему, в традициях русской литературы, написал своего «Последнего шамана» хабаровчанин Николай Семченко (2008 г.), роман оригинальный, претендующий на своё место на книжной полке подобной классической литературы.

К началу второй половины десятилетия это уничижительное для русской литературы желание подражать, освоить то, что умеют делать «там», начало иссякать.

Лёгкое чтиво заняло свое традиционное место в понимании истинного читателя. Ну а настоящая литература продолжала вызревать.

 

В 2003 году кисловодчанин Станислав Подольский на страницах журнала горько-бунтарски признаётся:

 

 

Прошлое ещё недалеко, ещё не забыты минувшие, но имевшие место обиды, неудовлетворенность, несогласие с существовавшим в СССР общественным укладом, но уже есть пока непроявленное, до конца неосознанное глубинное понимание чего-то ценного в прошлом, неоправданно отброшенного якобы за ненадобностью, утраченного...

В 2004 году Виктор Брюховецкий из Ленинградской области с неменьшим отчаянием и с безысходностью вторит:

 

 

Духовный маятник в это время понимается как раз в точке зависания. Ещё не очевидно, в какую сторону он качнётся, но поэтическое предчувствие уже подсказывает истинное направление.

В 2006 году Валерий Черкесов из Белгорода итожит:

И вот уже обретена уверенность, вектор движения очевиден, тьму прорезал луч света. Причём луч, идущий не снизу, от земной тщеты, а с вечного и безмерного божественного космического величия.

Связь времен востановлена.

 

Осмысление современной истории и места в ней человека пусть не знаменитого, но живущего рядом с тобой, – вот главная суть публикаций, которые появлялись в этом десятилетии в разделе «мемуары». Перемены принесли новый опыт. Самый пронзительный по силе воздействия – опыт личностный. В коллективном затушёвываются страдания отдельного человека, его метания между светлым и тёмным, добром и злом. В личностном – обостряются. Впрочем, коллективный опыт уже и не ставится в пример, превалируют рецепты индивидуального выживания, и возникает потребность поддержки извне. Коллективный опыт позволяет верить в грандиозность свершений, невозможных для отдельного человека. Сложение сил усиливает возможности человека, разделение делает его беззащитным и слабым. Обществу потребления нужен именно слабый и жующий, не способный к сложению усилий без указки сверху.

В 2002 году на страницах журнала появилась публикация Александра Громова из Саратова «Слава Богу за всё», рассказывающая о крестном ходе, может быть, впервые в советской и постсоветской России. Незатейливое повествование о сокровенном.

О сделанном выборе.

Фактически этой публикацией была открыта непреходящая и так долго находившаяся в забвении тема.

В 2004 году публикуется дневник Валерия Ганичева «По городам и весям». Он об этом же, о возвращении к Богу.

Это новый опыт и новое осмысление того, что уже входит в каждодневную жизнь некогда атеистической страны.

Это светлый опыт.

Но есть ещё один опыт, тёмный.

Опыт войны.

В 2005 году в журнале публикуются записки беженки из Чечни Галины Третьяковой «Смертельный танец».

В 2009 году Олег Воропаев, бывший офицер милиции, участник чеченских кампаний, осмеливается рассказать всю неприглядную правду о своей долгой командировке в Грозный в документальной повести «Записки “контрабаса”».

Эти публикации претендуют на предельную достоверность очевидцев. В них нет желания ничего ретушировать в угоду той или другой стороне. В них индивидуальный опыт, которым авторы предостерегают других и которого так не хватает и бывшим коллективистам, выросшим в Советском Союзе, и уже сформировавшимся индивидуалистам импортируемого капитализма.

 

Практически всё это десятилетие русская проза переживает кризис. Или, что более отвечает ситуации, ломку. Признанная, обласканная (а порой и заласканная) – или зажимаемая, но обязательно замечаемая в советское время (я имею в виду истинную прозу, а не чтиво), она вдруг оказалась не нужна никому: ни власти, которая вместе с идеологией попыталась выбросить на свалку истории и литературу, ни деградирующему, уже привыкшему к жвачному бездумному чтению читателю.

Это было настоящей ломкой для признанных мастеров Слова, не утративших знание о его силе. Что же касается авторов молодых, то для тех, кто не смог или не поддался соблазну превратиться в проект или стать литературным негром, начался период мучительного плутания в утратившем чёткие ориентиры, размеченном лжемаяками море современной псевдолитературы.

В 2006 году на страницах «Южной звезды» дебютировал врач из Буденновска Олег Мельниченко с повестью «Копай, Петрович». Это балансирующее на грани реальности и иллюзии произведение явило читателю пока ещё смутный, но уже угадываемой образ молодого героя-современника, мучительно ищущего опору во вдруг изломавшемся бытие, нащупывающего твердь в возникшей вокруг и уже осознанной духовной трясине. Он ещё не готов к действию, он ещё колеблется назвать чёрное чёрным, но уже не мчится сломя голову на ложный блеск...

В стране набирает силу идеология гламура, пропагандируемая сторонниками распада, но в литературе, пока недоступной широкому читателю, звучат спасительные нотки осознания тупика, завершающего движения в эту гламурную слащаво-гибельную сторону.

Долгое время я считал, что молодых талантливых прозаиков у нас нет.

В поэзии не так часто, но всё же являлись настоящие стихотворцы, а вот проза шла сплошь «интернеткитчевая», которую-то и к графомании отнести сложно, так, бездарные пересказы увиденного в голливудском кино или на телеэкране, реже прочитанного. Сигналом о том, что не стоит валить всех в одну кучу, стало совместное с интернет-порталом «Звездные копи» проведение конкурса рассказа молодых авторов в 2006 году. Итогом его стала публикация в журнале в 2007 году рассказов Светланы Паниной из Симферополя, Варвары Болондаевой из Москвы и автора, скрывшегося под псевдонимом Джинжер из Таганрога. Кстати, рассказ Джинжер «Хруст кокона» о подростках нового века художественно точно отобразил процесс, происходящий и в обществе, и в литературе. И этот хруст кокона, из которого начала освобождаться литература будущего, русская литература двадцать первого века, становился всё громче.

 

(Из тупика)

Минуло десятилетие, а надежды не оправдались. Мы – общество, государство, мир – стали другими. Для тех, кто давно живет, условия жизни стали хуже. Для тех, кто иного не знает, – такими, как есть: жестокими, лживыми, полными опасностей, но и неизмеримо расширившими возможности человека, практически до пределов планеты. И поэзия стала другой, отражающей откровения авторов, обретших и новый опыт, и новые знания.

2010 год. Сутулов-Катеринич.

 

 

Разве это не характеристика и времени и общества не в узком, а в планетарном масштабе?.. Раздвинулась личная география каждого, умножились связи. Да и какие границы могут сдержать революционное воздействие Слова через тот же интернет?.. И в этом уже безграничном (без границ), пусть и виртуальном мире, формируются свои полюса. И за каждым – позиция. Слово обрело жёсткость, порой хлёсткость, казалось, утраченную, выхолощенную периодом растерянности и отступления перед низменными вкусами, гламурным обманом бескомпромиссную силу. Дорога уже определена (просто осознана извечная магистраль духовного прогресса), сомнения позади. И в этом можно признаться, как и в столь не модной нынче любви к обыденному.

2007 год. Владимир Шемшученко.

 

Да уже нет никаких сомнений в том, что важнее всего в этом мире.

Уже искушение вседозволенностью и соблазн служить золотому тельцу преодолены.

Уже Слово в силах противостоять, оно не спасается теперь в иллюзорном мире, не отстраняется от действительноти. Зачерпнув силы в вечном, оно вернулось в реалии.

И вернулось, как и должно быть, хозяином положения. Вот отчего Владимир Потапов в 2008 году называет вещи своими именами.

 

Тут уже даже сомнений не допускается. Истина одна, она неизменна и очевидна. И отношение к тому, давнему теперь, люду начала двадцать первого века тоже очевидно: праведникам – праведное, а грешникам – своё... Вновь обретена твердь, которую так старательно вышибали все эти годы неудачные лжепророки.

 

К концу десятилетия в мемуарах все чётче стали проявляться сравнительные сюжеты, охватывающие период перелома. В отличие от описаний жизни в неизменном социалистическом строе, от удивления и даже испуга перед переменами, нестабильностью, разобщенностью, обесцениванием человеческой жизни, войнами, теперь сравнивалось «до» и «после». Сравнивалось не глобально, не через призму сталинского культа или брежневского застоя, а с тем, что сохранила память из того субъективного советского прошлого и что уже пройдено, освоено в нынешнем капитализме. Эти сравнения делались и с жизнью в других странах, ревниво разглядываемой не только из туристических автобусов, но и апробированной в роли эмигранта, гастарбайтера..

Но постепенно Индия и Сингапур, Англия и Германия все меньше и меньше поражали, обнажая собственные язвы, которые теперь, уже из опыта доморощенного капитализма, стали видимы и зримо выпуклы даже восторженно-раболепному взгляду. Началась концентрация на собственной истории.

Личный драматизм перехода из одной формации в другую хорошо показал Владимир Жуков в исповедальной повести «На златом крыльце сидели» (2009 г.) о собственной семье, в которой от любви к ненависти, в угоду капиталистическому равнению на деньги, был сделан разрушительный шаг...

В 2011 году москвич Михаил Лившиц в «Хронике пикирующего шестидесятника» признает свое поражение в битве с Мамоной, о чем, собственно, и сообщает в названии.

В 2011 году выходит также неожиданный очерк Али Сафарова «Москва 2010». Пожалуй, увидеть Москву так, как увидел её автор, дано лишь острому, не замыленному взгляду со стороны.

Раздел «Мемуары» все более делает крен в сторону прошлого как образца, если не для подражания, то для использования имевшего тогда место опыта. С одной стороны, это объяснимо возрастом авторов: чтобы рассказать в этом жанре что-то интересное и другим, надо самому многое пережить и осмыслить, тут не спаразитируешь на расхожем сюжете. Для поколений, родившихся и живших в советский период, откуда и вышли современные авторы, своей войной с её разрушающими последствиями стало именно время перемен. И именно им выпала доля описать эти годы, передав собственный опыт следующим поколениям. Что они и начали делать.

Думаю, что на этом этапе возвращения к фундаментальным традициям документальная проза находится сейчас в начале, вытаскивая из запасников старые проверенные инструменты, необходимые для хирургии времени и общества, и осваивая новые.

Есть много ликов у истории, которую мы проживаем. Учёные считают, что истинное прошлое ведомо только им. Но вот усваивается обществом история, как правило, не по научным трудам, а по литературным произведениям. Так было, и так будет...

По романам томича Бориса Климычева будущие поколения будут судить об эпохе социализма и огромной, на отдалении становящейся всё более мифической и заманчивой, империи под названием СССР. Правда, если эти романы наконец-то выйдут к широкому читателю. В «Южной звезде» Климычев один из постоянных авторов, начиная с публикации авантюрного романа «Корона скифа» (2004 г.) и заканчивая вышедшим в 2010 году семейным романом «Треугольное письмо».

Но Климычев – представитель старшего поколения, тех самых шестидесятников, чья жизнь, с одной стороны, была положена во имя лучшего будущего, а с другой, привела совсем к другому, не радующему их же будущему.

Но как же хруст кокона?

Неужели так и не увидит свет то, что так настойчиво рвалось наружу?..

...В 2010 году в «Южной звезде» были опубликованы два крупных произведения молодых авторов: «Обитаемая Гора» Сергея Новосёлова из Екатеринбурга и «В поисках испанской любви» Алима Балкарова из Кабардино-Балкарии.

Это уже литература нового поколения, представляющего постсоветское общество. Авторов можно смело отнести к молодым: первому чуть за тридцать. второй только перешел сорокалетний рубеж. У одного – утративший ориентиры герой поднимается на Гору, которая оказывается обитаемой без суеты, неустроенности, тоски, наркотиков, надоевших отношений того мира, откуда он бежит. В другом – молодой человек, решивший, что важнее всего в этом мире деньги, приходит к своей духовной смерти и к убийству любимого и любящего человека, к собственному опустошению и осознанию этого...

Кокон раскрылся.

Новое поколение творцов русской литературы обрело свои ориентиры, перестав обращать внимание на ложные маяки.

 

Десять лет я наблюдаю, как продвигается по главной магистрали общечеловеческой культуры русская литература. И никак не привыкну, что в огромных книжных супермаркетах я не вижу книг тех современников, кто продолжает традиции, а вижу лишь вереницы апробированных сочинений классиков (хорошее противоядие безвкусию, но ведь это запасы прошлого и авторы когда-то не носили этого звания) и изобилие откровеннно далёких от литературы поделок явно не очень талатливых подмастерьев и откровенных халтурщиков и бездарей.

Вершины и подножье.

То, что между ними, не столько видится нынешнему читателю, сколько угадывается по необходимости быть. И, отмечая это, ощущаю себя скупым рыцарем, сидящим на сундуках с истинным богатством. Но ведь, честное слово, готов делиться, если кто настроен разглядеть; нет, не бесплодным было это десятилетие в нашей литературе, есть очень талантливые писатели.

Нет талантливых издателей.

И, может быть, непредвзятых и незашоренных критиков, которые могли бы помочь издателям обрести талант открытия будущих классиков...