Письмо в Париж
Самарии Нуруловой
Самария, Вы – ангел, без пафоса, просто.
Белой птицей с рожденья кружились над бездной
беспорядочной, суетной жизни, в холодной
и голодной, но Вами любимой стране…
А теперь Вы в раю. Наяву и – в раю.
Не бывает? Ну, что Вы, мой ангел, бывает!
Не со всеми, но избранных в общем строю
замечательно видно, и Бог Вас оставит,
я надеюсь, в Париже. Побудете там,
поживёте, покуда терпения хватит.
А потом, унесётесь к другим берегам.
Я слыхал, существует Америка... Платит
каждый сам за себя. Вы – уже не в долгу.
Потому, что Искусство – Ваш козырь и спонсор.
В крайнем случае, я, чем смогу – помогу.
А пока, напитайтесь монмартровским солнцем!
Растворитесь в Париже, растайте в любви,
став крупицей пейзажа и каплей фонтана.
Надышитесь за нас, mon amour, визави!
C’est la vie, ma chérie, чтоб и сыто, и пьяно.
Потому, что наступит волнительный март
и пора возвращаться к дипломной работе.
А в России, по-прежнему, сплин или хард,
девять месяцев – мрак, и мечты о свободе.
Пятый элемент
Самарии Нуруловой
Молитва светоносных рук,
с восторгом, но без вожделения.
Фотоискусство – это трюк
воображения.
Снимают все, кому не лень,
снимают всё, что попадётся.
Теплохолодность, светотень –
не удаётся!
В чужих руках не прозвучит,
в пустых глазах не заиграет –
ни «Полароид», ни «Зенит».
Так не бывает.
Команда «top», бригада «vip»:
Мария – на вечерних классах,
В монументалочке – Филипп,
«графиня» Ева – на заказах.
Зеленоградская мадам,
мадемуазель, играет сольно.
Девиз Отряда: «Сделай сам –
прикольно!»
Но есть и Пятый элемент.
Она немножечко в сторонке,
и отражает свой контент
на фотоплёнке.
Татарский гибкий стебелёк –
неуязвимый, прочный стержень –
академический цветок
надёжно держит.
Пока «зашторено» Окно
Петра, и позволяет время,
она ушла в «фотокино»,
по полной схеме.
Учиться и преподавать?
Аспирантура, профессура...
Оно – конечно. Но опять –
не та натура.
Самария́, как саморез
в массив от артпросвет эксперта.
То с камерой наперевес,
то у мольберта.
Мода
Дарье Лебедевой
Вам пышность шла, телесна нега.
Зачем же Вы, куда телега
европофэшн экшн стайл?
Неужто Вам себя не жаль?
Сгорело то, что было мило.
Не в худобе, а в чувстве сила!
Вне поля зрения страстей.
Когда душа видней костей.
Зовут на подиумный глянец.
Стал бодиартовым румянец.
У индустрии нет лица.
Там образ хуже образца.
Телега моды мчит по топям,
галопом по европотопам.
И фаворитками её
всегда становится «новьё».
Синдром Адели
Марие Бельц
1.
Вы – циркачка Суок
и прелестница Мона.
И цветочный венок
Вам к лицу, а корона,
как ни странно, напротив,
и даже не кстати.
Если что, вы сверкнёте,
как звезда на закате.
Если что, не удержат
ни связи, ни узы.
Но едва ли утешат
иные союзы.
Никого никогда
ни о чём не просите.
Роковая звезда
ярче всех на орбите.
2.
Почему она? Потому, что её окружает
темно-синяя глубина.
Потому, что могла бы давно уехать
навсегда, получив шенген.
Потому, что ей нравятся Томас Элиот
и Фредерик Шопен.
Украинская страсть, обаяние неземное.
Лучше с нею пропасть,
чем не знать без неё покоя.
Святая
Наталье Витковской
Она живёт. Она не спит.
Она поёт. Она парит.
Играет в хаосе с огнём.
Сгорает со стыда в одном
исподнем,
танцующая под крылом
Господним –
её открытая душа
за каждого из нас держа
обетование.
Особой верности Ему,
по сути, тоже одному.
За здравие.
Она живёт. Она не спит.
Она поёт. Она творит –
свою палитру,
свою молитву.
Художник
Ремесло – это мастерство.
Творчество – это пророчество.
Художник имеет право
на одиночество.
Кто сказал – изоляция?
Я такого не говорил.
У художника – мотивация.
Размах крыл.
Он приземлён временно.
Искусственно заземлён.
Всё, что ему доверено –
это он.
Это ловкость ремесленника
и провидческий дар.
Гарантия выживания,
надежда на гонорар.
Страсть и упорство практика,
лёгкость и опыт творца.
И всё же – оковы пленника
золотого тельца.
Золото – это золото.
Прочный авторитет.
А что есть плоды художества?
Можно купить обед?
Сколько за них выручишь?
Надолго хватает средств?
Творчество – это пророчество.
Милостыня в ответ.
* * *
Сангина, сепия, пастель...
Нет смысла делать «многоцветку»,
когда рисуешь не кокетку,
и всё же – мисс, мадмуазель.
Асфальт, стена или забор...
Смешение угля и масла
на ватмане – небезопасно,
а на холсте – как приговор.
Но почему? Не почему.
Художник борется с рисунком,
как философ живёт рассудком
и все же вопреки ему.
* * *
Когда я останусь совсем один,
заведу, в утешение, рыбок и птиц.
Теперь их некому покормить,
пока я в отъезде.
За ними некому присмотреть
с конца июля до сентября.
Время и место на каждый день
не угадаешь.
* * *
Алине Хоняк (Ивановой)
Её конёк – портреты и пейзажи.
Она живописует, как поёт:
высокие и низкие пассажи,
а средний тон – как чистый небосвод.
Какой-нибудь неукротимый критик
не разглядит её автопортрет.
Она не самый яркий аналитик.
Она – живописует, как поэт.
Какой-нибудь первостатейный умник
решит, что «не живёт» её пейзаж.
Осудит практик, высмеет надомник,
издатель сильно сократит тираж.
За что? За то, что не фигачит с фотки,
предпочитая тоновый разбор.
Что героини не «простикрасотки»,
а самобытны, как родной фольклор.
Откуда, бишь, она, и что за диво?
Какая песня рвётся из груди?
И есть ли песне той альтернатива?
Поди пойми, а раньше – не суди.
«Топить» за «хайп» ей хочется едва ли.
Минута славы кончилась давно.
Как небосвод, легки её скрижали,
и тяжелы, как терпкое вино.
© Олег Ващаев, 2021–2023.
© 45-я параллель, 2023.