Оксана Медяник

Оксана Медяник

Золотое сечение № 31 (343) от 1 ноября 2015 года

Апостолы разлуки на посту

* * *

 

Я – скопище рефлексов

реакция на холод

скажи «собака Павлова»

уже бежит слюна

И сколько

дрессировщиков умелых

тот щёлкает кнутом

другой готовит пряник

Их главный козырь –

беспристрастность

Хвала

механикам искусным

безглазых масок

ждущих покаянья

как прорубь ждёт

когда в неё ты рухнешь

ведь главное – названье

с него пошли

рефлексы

 

* * *

 

люблю конфеты книги помидоры

так просто лишь перечисляй

«люблю тебя»

всегда с полувопросом

и постоянно

требует проверки

программа с сурдопереводом

где говорят одно

а видишь ты

другое

и переводчик

вечно пьян

и лжёт как перевозчик

и плот

расшатан весь и страшно наступать

река растёт

и знаки громоздятся

приставки корни – всё отдельно

и перепутан смысл который

был когда-то ясен

теперь же

только оболочка

пустотелых слов

под гулкое «люблю»

 

* * *

 

снежинки

путешествуют по свету

покуда хватает ветра

а зим

их уже немного

в заплечной котомке

у времени моего

под номером личным

нашитым для прачечной

кому он достанется после

похожий на Кая

писавшего слово «вечность»

кристаллами льда

 

* * *

 

1

у любви моей – пост

у молитв – всенощное бдение

и отдыха себе я не прошу

и не прощу забвения

хотя бы в снах

тобой искрошена

испрошено

как падшим – милость

право призывать

тебя и Бога

когда – не прошен – страх

как пёс блудливый

мнётся у порога

и знают оба – снилась

Адаму Ева

схватками в ребре

а может и напротив

не стану спорить –

я не против

тебя

как крик в ладонях

выносить в себе

 

2

у любви моей – пост

у губ – всенощное бдение

апостолы разлуки на посту

у соляных столпов

дороги выевших

под столбняками-веками

смотрю в себя

все стены ощетинились огнём

на частоколе свеч

и лижут

языки друг друга

всё вверх и вверх и в стороны

и запах приторный

уносит вожделение

к задворкам памяти

 

вот так

благословляют самоистязание

во веки веков

аминь

 

* * *

 

бумажным циркулем

раздвинуто сознанье

как ножницы

что притупляет камень

и в тридцать лет

жестокая игра

а впрочем

категории морали

здесь вне игры

бессмысленно искать

в чернильнице чернильных пятен

но

не глупее

чем писать стихи

на ощупь

 

* * *

 

как новый дом со множеством углов

я старость обживаю

по комнатам пустым

брести не устаю пытаясь обрести

над телом собственным

потерянную власть

и спотыкаюсь вдруг

об остовы былого

что смысла нет хранить

а выбросить нет сил –

флаконы от духов

коробки от конфет

и письма

от любимых

 

* * *

 

Знак призрачной удачи

мой детский обруч

лопнувший на части

предатель-отступник

Сомненье

трусость

просто нежеланье

со мною быть

А впрочем

хорошо

что никого

держать не надо

на поводке коротком или длинном

«К ноге» «сидеть» намордник

утомляют

владельцев больше

чем собак

 

* * *

 

Последнее плаванье –

не брассом, не кролем –

подушками плавлено

рядом с тобою.

Мягкие вмятины

рёбрами вдавлены,

сердца раскатами

голос исправлю я.

Правлю губами,

руками, мольбою

последнее плаванье

рядом с бедою.

 

* * *

 

Без шутовского колпака

дворцов и карликов потешных

жили

На белый снег дорожки

не ступить

И в опустелом доме

все вечера подряд

сверчок неутомимый

пророчил стенам счастье

 

Homo stulus

 

Вся жизнь моя –

приговорённость к стулу

болваном заводным – «алё» –

снимаю трубку

и чувствую себя китайцем

согласно инструкции

обер-унтер-генерал-комиссар-сержант-козлоног

Перебираю бумажки

и думаю иногда

в заданном – кем – направлении

Иерархия заводных болванчиков

на лестнице трёх «ка»

Пусть Бог ушёл

но кухня неизменна

и киндер представьте мелькает

и вечно чего-нибудь хочет

но стул – он превыше

он будет всегда

а значит – и я

как сидящий на стуле

сам принцип священен

обер-унтер-генерал-комиссар…

Словом согласно инструкции

 

* * *

 

коньячные герои

бутылочное море

штурмуют вплавь

не соблюдая стиль

и море

плещет

бликами на сколах

бутылок разумеется зелёных

 

бросая

соль в лицо

смеётся

и мокрым пегим псом

плетётся следом

 

вендетта йода

навязчива

как всякая другая

а море

спокойнее не видеть никогда

ведь истина проста –

не пей

ну разве что коньяк

 

* * *

 

Ошмётки вечера

у тополя в руках

Больничный коридор

всегда к луне привязан

По лабиринтам окон и дверей – сквозняк

И жизнь сквозит

улыбкой Моны Лизы

 

Озёрная долина

 

На острых иглах сосен,

внутри опавших листьев

озёрная долина

пророчит между линий

пожизненную осень.

Блуждание без солнца

по мокрым коридорам

деревьев – как колодцев

глубинные просторы…

Блуждание и разность

времён, имён, падений…

Обещанная сразу

игра в несовпаденье.

 

* * *

 

Сыростью тянет сквозь окна

в мокрую ночь

ласкою спрута –

во влагу шумливых листьев

Сцежена кровь

тёмный туман

пульсирует в венах жизни

Лист оберни

шорохом вниз  –

ночь

обернётся хмуро

Утра боится дрожь

волчьих огней

в многоэтажных квартирах

Цепь перемен

встроена в гены будней

В смене привычных рож

знакомо и хорошо

оборотнями будем

 

* * *

 

Дерево мёртвое

кажется вздрогнуло

пальцы подагрика тянет

чуть отвернись –

вцепится

В реках лесных

бормотанием сонным

утопленницы

с прозрачными лицами

и длинными волосами

заговорят затянут

Брошенный дом –

территория сталкера

чьи-то следы

чётко ведут по снегу

и манят

пуститься следом

Мы

на крючке литературы

романтики

виновнее чем реалисты

штампуют нас

на околобалладную колодку

Вечная Библия

вечный сценарий

меняются лишь имена

главных и прочих героев

по сути всё тех же

с той же родинкой

о которой

толком не помнишь

где и когда

 

* * *

 

В ночном саду костёр

зелёные ладони

сложил в молитве

и лёгких светляков

спокойно отпускал

И пальцы протянув

хотелось долго

смотреть в тепло

зовущее как море