Стояла ночь – зелёная вода.
Я слушала невнятный шёпот крови.
И неотступно, словно невода,
Метанье звёзд преследовали кроны.
Струилась кровь, и речь её звучала,
Как будто бы стекавшая на дно,
В магическое, зыбкое начало.
Что никакою силой не связать
5 мая 1997 года
В глухом предчувствии беды
Душа у Бога просит снега,
Чтоб он засыпал все следы.
Как хорошо, что есть приют,
А там, за ветхими дверями,
Слепые ангелы поют.
И замирает, трепеща,
И на серебряной иконе
Подхвачен ветром край плаща,
Душа пирует налегке,
И лишь свеча всё время гаснет
У самых нежных хризантем,
И капли голубого воска
Стекали вдоль стеклянных стен.
И ты сказал: «Душа болит...»
Цветам, как будто странным рыбам,
Был свет до краешка налит.
И вглядывались в полумглу,
Растрёпанными лепестками
Распластываясь по стеклу.
На низком стуле у окна
Цветочница читала что-то,
23 марта 1999 года
Ты пробегаешь налегке
В плаще, безудержно парящем
На флорентийском сквозняке,
Прильнувшей иглами к груди...
Ворота каменного лета
Тебе распахнуты: входи!
В твоём туманном сне расцвёл,
И вот его сквозь время гонит
Царей жестокий произвол.
Плывёт, пока ещё в тени,
И режут нестерпимым блеском
Витрины, зеркала, огни...
И смуту сеете в умах,
Ведь всей дворцовой позолоте
Не отразить небрежный взмах
И молнию в случайном взгляде,
И спящей розы сладкий вздох...
Точимый стылою волной,
Иль ты, неслышными шажками
Покинувшая мир иной,
Бегущая вдоль тёмных стен –
Всегда одна, со всеми рядом,
30 декабря 2000 года
На берег оттепели вынесен,
Останется прекрасный вымысел
О гулком времени, когда,
Россия падала, как колокол,
И мы тепла искали зря,
Облиты насмерть медным холодом:
На перепутье обозначены.
А что поделаешь – зима
Всегда по снегу чертит начерно.
Звезда ли там, или пожарище –
Живи, прошу! Люби, пожалуйста!
10 декабря 2002 года
И мотыльками слетается в ласковый свет малышня,
И запоздалое, горькое чувство обиды и мести
Медленно-медленно, но покидает меня.
Зеленью, золотом, нежностью или сырой пустотой:
Он в октябре осторожно летучее пламя снимает,
Чтобы себя не обжечь и её не нарушить покой.
Всё бы огонь им разглядывать, смуглые лапки тянуть...
Он иногда раздвигает ветвистую крону руками,
Чтобы на них беспокойно и нежно поближе взглянуть.
В слабые жилы вонзающая пыточную иглу, –
Плачь, но живи, если Бог полагает, что стоило
29 июля 2002 года
В неумолимый плен,
Не хлеб, но лёгкий тополиный пух
Даря взамен!
Замрёшь – и вот,
Наивный страх пытаясь превозмочь,
Он льстит и льнёт.
А не принять?..
Боишься крылышки ему примять –
Учись пленять,
Одной тоской.
Как этот пух, которого легло
30 июня 2003 года
Где низок потолок, но всюду ариэли,
Летая по столам вперегонки,
Устраивали в сердце сквозняки...
Кафешка, закуток под боком шумной стройки,
Где окна в жалюзи линованы под строки:
Пиши что хочешь, благо, не видна
По синеве чернил голубизна...
Кафешка сломана. Её хрустальный воздух
Блестит в пыли, змеится в острых звёздах
Рассыпанного по земле стекла...
Я плакала бы, если бы могла.
Но ариэлям, беспрестанно вьющим нити
Для невесомой голубой канвы событий,
Нужна свобода. Воздух между строк
Бывает так же радостно жесток:
Погибшие слова лежат в столетнем хламе,
То, что не названо, в восторге бьёт крылами,
И ты стоишь в изнеможенье сил
Пред тем, что сам на волю отпустил...
23 июля 2003 года
И жажда струится по их филигранным клыкам.
Прижаты к земле невесомым столбом высоты.
Холодными искрами чёрная ночь пролилась.
Сухие века пролегли от воды до воды,
7-8 ноября 2003 года
Показалось: жизнь прошла…
Мандариновая смолка
Между пальцев потекла.
Нынче бабочки без платьиц
Спят, закутанные в свет.
Время бродит – что ты плачешь? –
Там, где нас с тобою нет.
У него в лугах сугробы,
У него в сугробах – сны…
Ткани времени суровы,
Нити времени тесны.
Разве только недомолвка,
Да она почти не в счёт –
Мандариновая смолка
Плывёт слеза свечой сосновой…
Умри от нежности – тогда
Тебе придётся жить по новой.
Мы обитаем у истока:
Чем дальше в нежность, тем страшней
Волна высокого восторга!
Весь этот мир лучами выткан:
Здесь нас зовут по именам
Твой гарнизон в осаде, но над ним
Горит звезда – сквозного света узел,
Горит звезда расплавом ледяным.
Направив копья в сторону земли,
Твой гарнизон стоит, гремя щитами,
И тайный мрак с горящими чертами –
Что есть любовь, и что её закон? –
Огонь идёт по улицам селений,
4.
А мы на огненный вдох похожи.
И рядом с нами – пустыня жажды,
И эта жажда – мороз по коже.
(А с виду вроде одно и то же…)
Когда мы в гневе, когда мы в небе,
Но нашей воле и нашей силе
В темницах ваших и жить-то негде!
Особенно если он не отсюда.
И нас опасно винить за это –
В гололёд асфальт становится глаже.
На морозе машины впадают в кому.
Бастион иллюзий меняет стражу.
Мы герои спецназа. Мы суперпрофи.
(Лично я люблю в это время суток
Перелистывать книгу за чашкой кофе.
Ненавижу себя – тоже мне, подснежник!)
Бастион иллюзий меняет стражу.
Эти парни, пожалуй, покруче прежних.
А вокруг него на сто вёрст – могилы.
Бросить эту бодягу да выйти замуж!
Как сказал Маяковский: «А вы могли бы?»
Бастион иллюзий возносит башни,
Остаётся надеяться лишь на чудо –
Уплывает мандариновая смолка.
Это сказано не нами: «Всё проходит».
Буквы мая распускаются сиренью,
А в июле расплетаются косою…
Вот и холод застывает зеркалами:
14-15 января 2004 года