Exit
Шли на сцене разборки и споры,
Маски-ангелы, маски-бестии,
Неестественный хохот актёров
Надоел уже в первом действии.
Деньги, сплетни, карьерные выгоды,
А о чувствах – самая малость.
И от надписи красной «Нет выхода»
Обречённо сердце сжималось.
И уже не следя за сюжетом,
Я утюжила взглядом колонны:
Выход, выход, где же ты, где ты?
Но пропал огонёк зелёный.
Побрела я по залу отыскивать,
По портьерам тяжёлым шарить,
Словно будет единственной истиной
Электрический этот фонарик.
Вот он.
Свет из-за двери брызнул.
Закружили меня указатели.
И казалось, они обязательно
Приведут меня к новой жизни.
«Выход…» «Выход…» Что выходом станет?
Чую, будет подсказка свыше,
Мне откроет судьба свою тайну.
Я на дождик осенний вышла…
Надо ж здесь нам столкнуться
случайно,
Я уж думала и не увижу…
Ты стоял, зажигалкою пыхал,
Но она не давала огня,
Для кого-то ты, может быть, выход,
К сожалению, не для меня.
Старый художник
Всё. Грозовая канонада
Ушла за лес, ругаясь яростно.
А над обломанным горсадом
Взметнулась радуга в три яруса.
Как странно этот мир устроен!
Когда вот так гроза минует,
К нему летели светлым строем
Сверхпродуктивные минуты.
Добавив в краски умбры с сажей
И разбросав по полу тубы,
Он в заготовленных пейзажах
Монтировал бои и трупы.
И добавлял он крови в воды,
Пожарный дым туманил дали –
Что диктовала непогода,
Всё худсоветы утверждали.
…Парит в саду мольберт забытый,
Крепчает яблоневый запах,
И пудель ходит следопытом
В калошах грязевых на лапах.
Он пальцы в рот и свистнет лихо,
Потом, подняв вперёд ногами,
Кряхтя потащит пуделиху,
Чтоб отмывать ей лапы в ванне.
Умаясь, сядет на крылечке
Среди намокших старых шлепанцев,
И снова дымные колечки
В роскошном небе будут лопаться
Сидит и курит. Делать нечего.
Во тьму годов уходят лица
Войны, что детство искалечила,
Но чем потом всю жизнь кормился
А южный ветер листья сушит
И облаков чересполосицу
Гроза ему омыла душу,
Но на холсты уже не просится.
Пьяного сердца молитвы
Ю. Белову
Ветер промозглый простуду.
Завтра пойдёшь с утра ты
Снова сдавать посуду.
Пару бутылок сомнительных
Сунешь в авоську опять ты,
Слушая, как на митинге
В небо несутся проклятья.
Руки и ноги поленьями,
Но неожиданно ловко
Сунешь в карман вожделенную
Длинную белоголовку.
К водке варенье – закуска ли?
Вроде бы противу правил.
И повторение тусклое:
«Боже, за что ты оставил?»
Спаса протрёшь старым свитером,
Надо поклон сотворить бы.
Но заглушаются митингом
Пьяного сердца молитвы.
Ноябрь
Когда перевели часы,
Мы сразу провалились в зиму:
В момент осыпались кусты,
И ноги в микропорках стынут.
Хотя морозов нет пока,
И снег, хоть выпал, но растаял,
Но всё лохматей грачьи стаи
И безнадёжней облака.
Под ветром сгорбились заборы,
Закат, отжатый, как лимон,
И всё тревожней перезвон
На католическом соборе.
Нам предстоит пройти сквозь тьму,
Морозы и оцепенелость.
И то, что летом нам приелось,
Недогорело, недопелось, –
Переосмыслю и пойму.
Большие снега
Мы в России любим снега,
Но бывает и этого слишком:
В Рождество замела пурга
До окошек седые домишки.
И бредут, опершись на лопаты,
Отгребать их старушки убогие,
Чтобы были наутро ребятам
Для разбега санок дороги.
Чтоб невестке сапог не засыпать –
Пусть вниманье к её особе.
И ещё для нетрезвого сына –
Возвратясь, не заснул бы в сугробе.
Иная жизнь
Тьма такая густая,
хоть ложкой хлебать,
Замирают на стрелках мгновенья,
Я глаза закрывая,
и едет кровать
В золотые врата сновидений
В той стране, в том краю
я познаю опять
Лёгкость тела и лёгкость слога –
Я танцую, пою,
я умею летать,
Мчусь в широком ландо по дорогам.
Меня там не гнетёт
опостылевший быт,
Сплетни, дрязги, долги и et cetera,
И ещё рядом тот,
кого можно любить,
Кого в жизни я так и не встретила.
Я спасаю его,
я пытаюсь обнять,
Напоследок уткнуться в колени,
Но кончается сон,
но сгущается явь,
Размываются милые тени.
Протираю глаза,
подойду к образам,
За иконами веточки вереска.
Что мне Спасу сказать?
Что из сна унесла
Каплю жизни иной. Человеческой.
Деревня
Коровами подстрижена трава,
Блестит в копытце зелье колдовское,
Я чувствую – душа моя жива
И только здесь дождалася покоя.
Неспешно всё. Спокойно. Без сует.
Ползёт лениво солнце к водоёму.
Мужик окурок кобелю суёт,
Тот морщит нос, не прогоняя дрёму.
Я различаю раннюю звезду,
Крепчает запах странного напитка,
Сосед ведёт кобылу за узду,
Протискивает в узкую калитку.
Им всё равно, кто в марте проиграл,
Куда везут смертельные отходы,
Но важно, кто в колодец нарыгал
И кто в кого промазал на охоте.
Под вечер, раздавив по полуштофу
И от эмоций захмелев слегка,
Экологическую видят катастрофу
В обличье колорадского жука.
Мне скучно с ними. Но вокруг трава
Обгрызена коровами до корня.
И здесь, в тиши, душа моя жива,
И только здесь дождалася покоя.
* * *
В городе морозов запоздалых
Признаки весны слабы и робки,
И грачи в контейнерах устало
Разрывают клювами коробки.
Но на гаражи в потёках рыжих
Левитановское солнце брызжет,
И, забыв про зимние напасти,
Бабы моют окна к ранней Пасхе.
Ещё раз о любви
Соловьёв я с тобою наслушалась
На три жизни вперёд,
И черёмухи запах удушливый
Меня скоро с ума сведёт.
Собрала я уже коллекцию
Дымных лунных колец.
А ты всё про мораль мне лекции…
Вот подлец!
Сугробы
Мокрый мир. Зима умирает.
Мерно, медленно капают крыши.
И заметно,
и даже слышно,
Как сугробы вздыхают.
Словно белые мягкие мишки,
Вдоль дорог собирались в стаи,
Поднимались до самых крыш и
Оседают.
Все вокруг стало плоским
и грязным,
Так из снов прорастают будни,
Только верим: что-то прекрасное
Ещё будет.
После метели
В ночь метель хулиганила по саду,
Отмечая осенние проводы,
И послушницами перед постригом
Нынче сливы склонили головы.
Вспоминать буду долго я с нежностью
Их монашеский белый наряд.
Только хлопья с деревьев заснеженных
Мне за ворот упасть норовят.
* * *
Я – дегустатор слов.
Пробую их на вкус,
Катаю во рту,
Ловлю прану, как от старого вина.
И если в пыльных сборниках
Удаётся найти
Что-то особенно марочное,
Весь день держу на языке этот кайф
И думаю:
Ради такой вкуснотищи
Стоило родиться.
А вы, льющие
Центнеры словесного самогона,
Не угощайте меня.
Я не смогу оценить ваш труд,
Не опьянею,
Меня просто стошнит
От вашей бормотухи.
Осень с моста
Бетонный мост и жёлтый дым вагонов –
Наверно, из-за мокрого угля,
За тупиком, как дембели в погонах,
Выпячивают груди тополя.
Но бравый вид их день за днём лошистей –
Осенней покоряются судьбе,
И всё острей напоминают листья
Рубашки из линялого хэбе.
Замкнётся круг. Вернётся время оно.
И мы под перезвонами церквей,
Отряхивая так листву и гонор,
Очистимся до сущности своей.
Пьяный ветер
Пьяный ветер щенком налетает, шаля,
Сквозняками наполнился дом.
Нынче даже сирень отцветающая
Молодым запахла вином
Нынче даже тихони-соседи мои
За столами, закусками устланными,
Их суровые жёны, как строй данаид,
Наполняют бокалы без устали.
А на клумбе их кот помечает подряд
Все цветы и смородины ветки.
Я его не гоню – разве кот виноват,
Если пьян он от майского ветра?
* * *
Я – реинкарнация Клеопатры.
Устав ещё в прошлой эре
от любовных утех,
Я веду почти монашеский
образ жизни.
Но по ночам слышу звон мечей
И бросаю прощальные взгляды
на очередную жертву,
На дурачка, заплатившего жизнью
За ночь со мной.
И ещё я помню во сне,
Что раньше
среди мужчин
Бывали Цезари…