Наталья Стикина

Наталья Стикина

Все стихи Натальи Стикиной

1 декабря

 

…И первый день зимы в календаре

Глубоким снегом город мой отметит.

Поверь мне, так случается на свете,

Что снег уже ложится в октябре.

 

Ему плевать на правила людей,

Их  суетные, мелкие проблемы.

Сам по себе, вне межсезонной темы,

Он здесь, со мной, уже так много дней.

 

А город тих. Он слеп и глух к зиме,

Сугробами по фонари замотан.

Снег  –  царь и бог на северных широтах!

А календарь… Оставь его себе.

 

Без слов о тебе

 

Без слов о тебе…

                          Остывает бумажная твердь

От натиска синих чернил, от бескровного боя.

 

Сегодняшний день, словно нищий, с пустою рукою,

просящий, но тщетно, у лета тепла. Круговерть

ненужных событий, случайных загаданных встреч,

несётся по кругу, который известен лишь Богу.

И первые мёртвые листья упали к порогу

Приветом из будущей осени. И не сберечь

в изношенной памяти образа белых ночей,

где тени настолько тонки, что коснись их – порвутся.

 

Ни дня без тебя. Только как мне к тебе прикоснуться?

К тому, кто давно стал пустым отражением дней?

 

 

Бунтуют реки...

 

Бунтуют реки!..

                        Ночью тишина

разорвана стихией водной в клочья.

Видения потопа... Кто пророчил?

Кто знал, что будет так, и что струна

терпения природы вдруг порвётся,

и будут реки править города?!

 

Вода, вода, кругом одна вода...

И каждый город ей в поклоне гнётся.

 

В метро

 

«осторожно, двери закрываются!»
и двери закрываются
осторожно,
так,
чтобы не задеть спины:
сгорбленные, чуть сутулые, чуть прямые.
прямо уходящих homo, 
на пути к эскалатору
превращающихся в пингвинов,
переминающихся с ноги на ногу
у подножия лестницы,
медленно ползущей
к воздуху.

 


Поэтическая викторина

Вербное воскресенье

 

Не хмурься небо! Небу не к лицу

В Пресветлый день исплакаться дождями.

Пусть колокольный звон плывёт над нами,

Даруя вести, от крыльца к крыльцу,

О въезде Сына в Иерусалим

На ослике, который вдруг

споткнулся...

...А на пушистых веточках качнулся,

(от сквозняка ли?), вербный херувим.

 

 

 

За скобкой

 

Закрыты скобки лета. Гибнут травы

Под моросью дождей. И разговоры

Тесны, как тишина. Ни капли правды

В ответном слове. Слишком много сора.

 

Сухие губы чуть мертвей, чем листья,

Прильнувшие к земле ковром бескровным.

Кольцо на безымянном правой кисти

Не жмёт, но давит золотом греховным.

 

И в форточку уносит стылым ветром

Все горькие слова, а вместе с ними

Конфетный фантик… В каждом миллиметре

Его фольги – закат семейной были.

 

А с улицы, совсем нас не жалея,

Чужое чудо вдруг поманит робко.

Пустой квартиры шёпот льётся в темень.

Мы на пороге в ночь. Любовь – за скобкой.

 

Каждую ночь…

 

каждую ночь

над твоей головою я

раскрываю разноцветный зонтик,

(потому что ещё верю в сказки).

и каждое утро,

как ребёнок, ты удивляешься снам

ярким, детским:

с машинками, солдатиками, оловянной конницей…

потому что только любя,

можно без боли отдавать сны тебе,

а себя – бессоннице.

 

Межстрочное

 

Инге Карабинской

 

И не то чтобы осень вступила в свои права,

И хандра подступает так медленно, безнадежно.

Просто мудрости часто так сложно найти слова,

Просто мысли скукожились как под ногами трава.

 

…А в твоих стихах через боль прорастает нежность.

 

И не то чтобы город мой спит под покровом листвы,

И похож он теперь темнотою на тень карфагена.

Просто он, как и я, болен вирусом тишины.

Просто он, как и я, пережил три тишайших войны.

 

…Но врачуют стихи вечным круговоротом по венам.

 

И не то чтобы нужно мне верить, что будешь всегда:

Междуречьем, предзимьем, предсказанным откровеньем.

Просто знаю: во мне твоё  слово – живая вода,

И оно мне поможет свои пережить холода.

 

…И, быть может, постигнуть твою бесконечность мгновенья.

 

Моя тень

 

ты – моя тень –

так безупречно беспечна.

сама по себе.

то исчезаешь, то появляешься, 

(когда не нужно).

с тобою – душно. без тебя – скушно.

именно так, через букву «ша»...

ша! вот сейчас замри

длинноногой безликой красоткой...

а теперь убирайся!

за спину. 

в спину.

спи,

отбросив 

меня.

 

 

О жизни

 

А смерти нет сегодня, и пока

Не свистнет рак, разъев нутро при этом.

И тянется к перу твоя рука

Писать о жизни. Только белым цветом.

 

А смерти нет, пока не замолчит

Кукушка, поперхнувшись верным словом

Поэта, что в тебе ещё звучит

Набатом? Эхом? Чем-то старо-новым

 

О том, что каждый день – есть Божий дар.

О том, что красота есть даже в луже.

О том, что ты ещё кому-то нужен.

Что всё ещё внутри горит пожар 

Из мысле-слов, так рвущихся наружу!

 

И смерти нет. Ни завтра, ни пока

Есть те, о ком в ответе перед Богом.

И тянется к перу твоя рука

Писать о Жизни. Только Высшим слогом.

 

О морозах. Из цикла Таёжные сны

 

Сумерки… Небо похоже на порванный флаг,

Ветром забытый на поле сраженья морозов.

Сыплется время со скоростью старых прогнозов,

Колкою взвесью за  ветхий потёртый обшлаг

Белого кителя сверженного Декабря.

Пообломались за окнами ртутные копья…

Сыплется время, сбиваясь в пушистые хлопья,

Пеплом салюта ложится у ног Января.

Но ненадолго спокойствие. Войпель седой

С воинством крепких морозов вновь примет присягу

И с победителем станет под рваные стяги,

Новым сияньем, под яркой Полярной звездой…

 

…От снегопадов тишайших до новой войны

Время свободно парит в небесах белой птицей.

Север, мой Север, – открытая миру страница,

С правом  изведать  такие таёжные сны.

________________________________________

*Войпель  — божество в мифологии коми.

Имя переводится как «северный ветер» или «Владыка Севера»

 

Остатки лета

 

Ты, верно, помнишь маленькую птицу,

которая умела петь о небе?

 

Остатки лета заперты в темницу

меж слипшихся страничек. Крошки хлеба

в кормушке. Пусто в доме и в округе…

 

Цветы и перья с полинявшей шляпки,

Без жалости сорву рукой в перчатке.

Ну, вот и всё. Свершилось. И по кругу

над спящим садом ветер дым гоняет.

Кружится старый ворон. Осень – щепкой

всё ниже… Ниже тучи над беседкой,

в которой чьи-то тени доживают.

 

А ты, такой нелепый в красной кепке,

читаешь мне Рембо… Зачем? Кто знает…  

 

Отпусти

 

Сегодня листву не сжигают в кострах.

Она на земле превращается в прах.

Тогда почему воздух пахнет золой?

А ты... Ты  как будто чужой.

Но, может быть, солнце добавит штрихов

В бумажное время печальных стихов,

В дождливое время багряной поры,

Сомнений, измен  и  хандры?

Что, впрочем, не важно. Здесь, в мире двоих,

Мотив  вечной  верности скомкано стих.

И только осеннего ветра рингтон

застрял меж редеющих крон.

За тёмными стёклами прячешь глаза,

Но нервным движеньем цепляешься за

Рукав моей куртки, и шепчешь: «Постой…»

Зачем? Ты теперь мне чужой…

Безмолвствует небо, взирая на нас:

Таких дураков оно знало не раз.

Внутри меня дождь начинает идти…

Рукав… Нет, меня. Отпусти.

 

Пасхальное

 

Квадратик форточки, что щёлочка зимой

В огромный мир, приют для нас, для грешных.

И этот мир всегда живёт одной

На веру уповающей надеждой:

На воскресение из мёртвых в сонм живых

Того, кто принял смерть, забыв о страхе

За всех за нас: за старых и младых,

За голых и родившихся в рубахе…

За человеков…

                             Так, в огне свечи

Рождается нечаянное слово

Молитвы.

                    Скоро Пасха. Куличи

Все понесут к священному престолу

А с колокольни будет рваться в высь

Пасхальный звон.

                                 И вот тогда открою

Все окна настежь, чтобы впиться в жизнь

Руками, взглядом, веруя душою!..

И может быть, приблизившись к Нему,

Пускай на миг, но с целым миром, вместе

Очистившись, изгнав из сердца тьму,

Тихонько прошептать: «Христос Воскресе»…

 

По бесконечности к Литейному

 

Ты мне сегодня сказала, что явь – это сон,

Перебирая сезоны, как старые чётки,

Тонкими пальцами. Ветер взлохмачивал чёлку

Лёгким касаньем влюблённого. С разных сторон

 

Вслед нам глядели дома, открывая глаза-

окна и хлопали их занавески-ресницы.

Ты мне сказала, что скоро весенние птицы

Будут, сменив оперенье, менять адреса.

 

«Ближе к Литейному – меньше рассерженных львов», –

Ты говорила. Я слушал. И так, век от века,

Чтобы остаться, на горках последнего снега

Мы рисовали свою паутину следов.

 

Ты говорила, а день наливался свинцом…

Я шёл и думал, считая шагов наших петли,       

Что будет с нами и сумрачным Питером, если

Ангел с Дворцовой вдруг к небу поднимет лицо?

 

Под шкурками лисиц

 

Ты видишь в небо падающих птиц,

я – облака, спешащие за ними....

 

И кажутся какими-то пустыми

рисунки сонника. А вырванных страниц

становится всё больше с каждым днём.

Они бледнеют, запахи теряют...

Но перьевые росчерки по краю

их календарности ещё дают объём.

 

Холодная и смятая постель –

как утреннее чтение на завтрак,

плюс томик «Тошноты» от Жана Сартра –

хорошее лекарство от потерь.

А всё к чему? Чтоб вырваться из снов,

(постылая привычка оживленья)

В предсердие кольнёт иглой сомненье

Вливаясь с кровью: надо ли так?

 

Но…

 

...Я вижу в небо падающих птиц,

ты – облака, спешащие за ними…

И манит к дому запах мандаринов

Нас, ангелов под шкурками лисиц.

 

 

Сонливое

Сонетный верлибр

 

Твои рисунки – зимний холод дома,

В котором вместо тёплой пыли – иней

Лежит на всём, что хочет не проснуться.

 

Мазки грубы от напряженья кисти

Устали руки. Рыбы сонных мыслей

На дне, что бессознанием зовётся.

И ком постели – верный, старый кокон –

Милей, чем то, что звал когда-то жизнью.

 

А за окном... Да, что там! За окошком

Смурное небо – рваная холстина –

Опять стряхнуло снег в палитру улиц

Чтоб все цвета смешать в сплошную серость.

 

И только пёс твой бредит новым солнцем,

Которое так просится к зениту.

 

Усни птицелов...

 

усни птицелов. только сны о пернатых вернут

в забытое детство, где небо пронзительно-сине.

где облачной сказке в часах не хватает минут,

чтоб быть для тебя, чуть подольше, беспечно-наивной.

 

где детские страхи, как сплетни с сорочьих хвостов

давно разлетелись от пыжиков старой щелкушки*.

где просятся в петли силков строки новых стихов,

а ты наполняешь для них честным словом кормушки.

 

пусть сказка исчезнет под утренний щебет и крик…

 

в изношенном сердце, что бьётся под ветхой рубахой,

останутся сны о весне, где глубокий старик

опять приручает к рукам свою первую птаху.

 

 ---

 *Щелкушка – пушка из пёрышка для стрельбы репяными пыжами

 

Утреннее, майское, северное

 

Север, ах, север… Летит припозднившийся снег

В мае, десятого. /Может быть, сдвинулись реки?/

Ляжет снежинок печать на прикрытые веки.

Так пробирается Север под кожу. Навек.

Дом и работа – привычный отрезок на день – 

Скользкие пункты стабильности внешнего мира.

Ртутное небо стекает по нити эфира – 

Горькое зёрнышко в чётках весны. И мигрень

Зимней тоски / запрещённый, но верный, приём/ – 

Внутренний мир нестабильности  ест без остатка.

Солнце играет по-прежнему с городом в прятки.

Я прячу руки в карманы. Рефренным путём

Мимо проснувшихся улиц  иду, как на «Вы»,

Слыша, как дворник похмельный  цитирует Фета

/От безысходности вспомнив узбекское лето/,

Что-то про холод,  про сердце, берёзы, дубы*…

И… Улыбнусь. Виновато ль движение рек,

Дворник-узбек, мудрый Фет, боль движенья по краю…

Я принимаю тебя, майский снег, понимая, –

Так пробирается Север. Под кожу. Навек.

_____________________________________

* А.Фет,  «Учись у них – у дуба, у берёзы…»

 

Утро

Сонетный верлибр

 

за чашкой кофе можно ли проснуться?

 

теряется ночное время в дыме

не первой сигареты. стонут стрелки

в часах, себя скрипя передвигая.

 

за стенами разбуженного дома

вздыхает тяжело мой серый город.

 

и к новому готовясь пробужденью,

себя лениво утру открывает,

подтягиваясь крышами до неба.

 

а сгорбленный фонарь, напротив окон,

(в который раз, признав победу солнца),

устало подмигнёт холодным светом,

рождая на твоём лице улыбку...

 

...так, может быть, вторую чашку кофе?

 

Что рассказать между прочим...

 

Что рассказать «между прочим» тебе, умолчав

снова о главном, теряясь в словах, будто в соснах.

Ты не задашь мне вопрос, только дым папиросный

будет вокруг тебя строить свой мутный причал.

Книжные полки собрали годичную пыль,

(с прошлой уборки прошло лишь мгновенье, не боле).

Всё хорошо. Только стало чуть больше паролей

и меньше памяти, чтобы запомнить... Пустырь,

тот, что за домом, всё мнит себя братом луны,

каждую осень ровняя дождями свой череп...

Музы, как рыбы, всё реже приходят на нерест,

чтоб отложить строчки в гнёзда твоей седины.

Что рассказать, если «между» и «прочим» – тоска?

Сочность картинок скрывает за патиной время.

В старом шкафу только моль, да коробки кольдкрема...

Что рассказать, если в главном нет счастья. Пока.